Афанасия Уфимцева - Все еще будет Страница 40

Долой Париж! Что дальше? «Pro Piter». Это уже чуть теплее. Это уже не развлечения, а самая настоящая жизнь. Лизы здесь было уже меньше. (Маргарита вздохнула с облегчением.) Фоном был большей частью питерский университет – хоть здесь Амбаров не соврал: в аспирантуре он действительно учился. Фотографий в альбоме было штук сто – Амбаров в разных видах и в разных компаниях. Публика его окружала разнообразная, большей частью свободно-творческая, но в глаза бросался широкоплечий амбал, мигрировавший за Амбаровым из одной фотографии в другую. Он был полной противоположностью Амбарова – тупой качок, без признаков интеллекта или даже намеков на него. Было непонятно, что могло связывать этих двоих. Кроме того, у Маргариты было смутное чувство, что этого амбала она уже где-то видела, хотя было совершенно непонятно, где их дороги могли пересекаться.

Ну не в Лондоне же.

Рассматривая один из последних снимков «Pro Piter», она невольно заулыбалась: в большой компании был Фредерик Норрис, знакомый ей по Оксфордскому союзу. Она знала, что он должен был поехать в питерский университет для сбора материалов к докторской диссертации по Достоевскому. Выходило, что он уже в Питере.

Бросив рассматривать альбомы, Маргарита стала изучать список друзей Амбарова. Труд предстоял нелегкий – 835 имен. Ей повезло: качка звали Анатолием Гриневицким, и был он соответственно в самом начале списка. Место проживания – Санкт-Петербург, про образование – ни слова (а кто бы сомневался!), зато на любимые ссылки залюбуешься: ночные клубы, стрелковый клуб, бои без правил. Зачинатель группы «Пар костей не ломит».

Зарябило в глазах. После заочного знакомства с Гриневицким в голове у нее все окончательно перепуталось.

Как говорил чеширский кот, чем дальнее, тем страньше.

Чтобы привести мысли в порядок, приняла контрастный душ. Вернувшись в комнату, обнаружила поднос с горячим травяным чаем и десятком розеточек, наполненных разноцветным вареньем.

«Ах Дуся», – улыбнулась она. Разину явно повезло.

Плана действий пока не было никакого. Но было ясно одно: загадок и неувязок во всей этой истории уж слишком много. Возможно, Ивану не следует доверяться Лизе. Как бы там ни было, надо его срочно предупредить.

Ход мыслей Маргариты прервал деликатный стук в дверь – Николай Петрович по своему обыкновению зашел пожелать спокойной ночи. Увидев вазу, появившуюся на туалетном столике возле кровати дочери, одобрительно проговорил:

– Молодец, доча, что начала гжельские вазы собирать. Не чета твоим китайским. Сюжет, правда, сырой, недоработанный. Сюда бы, к этому дракону, было бы правильнее Георгия Победоносца подрисовать. Тогда бы и впечатление получилось более цельное, законченное и был бы ясен посыл автора, или, как ты говоришь, месседж. Могли бы на худой конец Ивана-дурака подрисовать – он ведь тоже змею головы поотрубал. Глянь-ка, всего одна осталась, но зубы еще скалит, будто улыбается.

На этих словах Николай Петрович взял цинскую вазу в руки. У Маргариты внутри все похолодело. Думает: повернет он сейчас вазу, а там, на донышке, клеймо – четыре иероглифа, поставленные рукой китайского мастера.

Но ничего, обошлось.

Пожелав Маргарите спокойной ночи, отец удалился.

Глава шестнадцатая, в которой рассказывается о событиях в доме на набережной

На окошке стоит розаИ зелененький алой.Про любовь никто не знает,Только я да дорогой.

Когда дом затих, погрузившись в спокойный ночной сон, Маргарита оделась, тихонечко открыла окно и выбралась в сад. Дом стоял у самого крутого края Нагорной Слободы: прямо за садом холм, поросший редким кустарником, резко обрывался вниз.

Считая свое появление на ночных улицах патриархальной части города неуместным, ринулась напрямик. Лавируя между кустов и высохшего борщевика и периодически тормозя каблуками, спустилась в долину довольно быстро, но в несколько заснеженном и растрепанном виде. Дальше пошла по тропинке, протоптанной вдоль задних дворов прибрежных дач.

Вот и дом Ивана. Хорошо, что забор чисто символический, невысокий. Хотя, собственно, нет такого забора, который бы остановил ее.

Перелезла легко и красиво. Она уже была готова возрадоваться скорой встрече с Иваном, как возникло новое препятствие. Перед ней внезапно материализовался Марсик, его любимый лабрадор. Пес посмотрел на нее в некотором недоумении, обнюхал, затем завилял хвостом, лизнул руку и ушел прочь. «Что ж, пес не дурак, как, впрочем, и его хозяин», – рассудила Маргарита.

Путь был открыт.

Вход в дом с колоннами, выходящий на набережную, был слишком ярко освещен. В спальне Ивана, смотревшей двумя окнами во двор, горел мягкий, приглушенный свет.

Тихонько подошла, постучала. Молчание. Постучала еще раз, уже погромче.

В окне появилось удивленное лицо Ивана, которое в то же мгновение стало глупо-счастливым. Когда Маргарита влезла в окно, повторив недавний подвиг Ивана, он так бурно начал выражать свою радость, что возможности изложить цель своего визита у нее просто не было.

Некоторое время спустя, поняв внутренним чутьем, что ей есть что сказать, он заговорил сам:

– Я тоже безумно соскучился. Но ты не должна так рисковать. Нужно лишь переждать, пока все уладится.

Затем опять прижал лицо Маргариты к себе, чтобы поцеловать.

Слегка отстранив его, но ровно настолько, чтобы ее жест был правильно истолкован, она проговорила:

– Я тоже истосковалась по тебе, но готова ждать, как и обещала. А пришла я, чтобы предупредить тебя. Сегодня в североречинской прокуратуре я видела показания Владлена против тебя. Потом, по дороге домой, случайно наткнулась на него: он был вместе с Лизой, в ее джипе. Затем я видела их фотографии в Facebook. Получается, что они давно и очень близко знакомы. Вместе путешествуют, проводят время. Все это неспроста. Очень тебя прошу: не доверяй Лизе. Они с Владленом что-то замышляют против тебя.

Иван многозначительно улыбнулся. Ласково убрал с лица Маргариты непослушную золотую прядку. Поглядел на нее жарким, сердечным взглядом. И голос его тоже зазвучал под стать – задушевно, искренне:

– Владлен что-то написал против меня, потому что на него надавили. Трудно его за это осуждать. Лиза мне помогает совершенно искренне и бескорыстно, как старый друг. Что касается ее личной жизни – меня это совершенно не интересует.

Затем, внимательно взглянув на Маргариту и широкой улыбкой открыв ряд ровных зубов, продолжил:

– У тебя нет никаких поводов для ревности. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Не надумывай ничего. Я видел Лизу вчера в Москве, и ехать она собиралась домой, в Петербург, а не в Североречинск.