Джудит Гулд - Рапсодия Страница 40

— Привет, — раздался глубокий баритон. — Придешь сегодня?

— Да. Я выйду примерно через час.

— Значит, до встречи.

— Пока.

Но он уже положил трубку.

Вера откинулась на спинку. Задумалась. Надо бы пойти наверх, принять ванну и переодеться к свиданию… если это можно так назвать… однако она чувствовала, что пока не готова. На самом деле, не лучше ли вообще никуда не ходить? Просто остаться дома. Она часто спрашивала себя, стоит ли вообще встречаться с этим человеком.

Она знала, что Миша иногда встречается с другими женщинами. И он знал о ее молодых людях. Неудивительно: и о нем, и о ней постоянно сообщалось на страницах светской хроники по обе стороны Атлантики. Они часто со смехом обсуждали то, что о них пишут, от души забавляясь порой нелепыми предположениями и домыслами репортеров. Незаметно для самих себя они выработали привычку уверять друг друга в том, что очередное «увлечение», как это называли в прессе, не более чем рядовое знакомство, к которому репортеры намеренно привлекают внимание читающей публики. То есть беспокоиться не о чем.

— Ах эта… — ответил ей Миша несколько дней назад. — Ее отец — большой покровитель искусств в Италии. Манни познакомил меня с ней. Решил, что будет неплохо, если нас увидят вместе на публике. Ну ты знаешь, возбудить интерес. Она известная манекенщица, и все такое.

— Она, конечно, очень красива.

— Да, — признал Миша. — Но в «верхнем этаже» у нее не слишком много. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю…

Вера в этот момент думала о том, что мужчин зачастую больше интересует как раз не «верхний этаж», а «нижний».

— А что с этим Хью… как его там? Я видел тебя на фотографии вместе с ним в журнале «Хелло». На какой-то вечеринке.

— Он владелец картинной галереи, здесь, в Лондоне. Мои родители хорошо его знают. Иногда я хожу с ним на вечера, когда ему нужно прикрытие.

— А, так он голубой…

— Да. У него уже несколько лет один и тот же дружок.

Подобные разговоры они вели не раз на протяжении последних четырех лет. Иногда у нее возникало ощущение, что они разговаривают словно бы на автопилоте. По большей части ее не слишком интересовали люди, которых приписывали им молва и фоторепортеры. Однако иногда, при виде очередной прекрасной женщины рядом с Мишей на фотографии, Веру охватывал страх, что именно эта в конце концов похитит его сердце. Или какая-нибудь из случайных знакомых на одну ночь — во время гастролей у него наверняка бывают и такие — отнимет у нее Мишу. И еще она не сомневалась в том, что есть и другие женщины, не появлявшиеся на страницах газет. Женщины, о которых он ей ничего не рассказывает. Наверняка у Миши есть от нее секреты.

Она улыбнулась. У нее тоже есть маленький секрет, хотя на фоне Миши он и не имеет большого значения. Саймон Хэмптон.

Ее бунтарь-любовник снова ворвался в ее жизнь, такой же энергичный, такой же требовательный, такой же изобретательный. Правда, инстинкты собственника и агрессия немного поутихли, он их усмирил, скорее всего благодаря тому, что она так долго отказывалась встречаться с ним. Если говорить попросту, Саймон дает ей великолепный секс, он в любую минуту готов и настроен на это.

Именно благодаря Саймону ей удалось прийти к соглашению с Ангусом. С течением времени, после того как они лучше узнали друг друга и стали друг другу доверять, и еще после долгого разговора по душам Ангус пересмотрел свое отношение к ее исчезновениям из дома, иногда даже на целую ночь, если только она предупреждала его, что будет у Саймона. Она даже предлагала Ангусу деньги за молчание, зная, что он обо всем докладывает отцу. Однако этот загадочный сфинкс отказался от денег и согласился не выдавать ее при условии, что будет знать, где она находится.

Вера прекрасно знала о том, что Ангус не жалует Саймона, хотя они встречались лишь мимолетно. Похоже, он просто не одобряет это знакомство. Вместе с тем он, кажется, понимает, что у нее есть свои причины время от времени встречаться с молодым человеком, и готов пойти на уступки, при условии, что эти встречи не принесут ей вреда. Если бы он когда-нибудь спросил ее, что она находит в Саймоне, она бы ответила, что он ее физически возбуждает. Он — как та самая мятная жевательная резинка после обеда, с которой мать часто сравнивает молодых людей. Сексуальные забавы, не больше. И уж конечно, их ни в коем случае нельзя рассматривать как возможных претендентов на ее руку. Для Веры эти свидания служили способом выпустить пар, получить физическое удовлетворение, никак при этом себя не связывая. И вездесущая пресса об этих свиданиях не знала, и даже Миша не знал. Они всегда встречались в запущенной, неухоженной мансарде Саймона, никогда не выходили на люди, под свет фоторепортерских вспышек. Если говорить правду, она наслаждалась этими встречами еще и потому, что напор Саймона, его бьющая через край чувственность и его преданность своей работе художника очень напоминали ей Мишу.

Ее маленький секрет… Она поднялась на ноги, пошла наверх, к себе в спальню, готовиться к свиданию. Конечно, лучше бы, если бы он не был ей нужен. Но он ей нужен.

Глава 17

Нью-Йорк, 1992 год

Манни сидел на кровати, прижав к уху телефонную трубку и прихлебывая джин с тоником. Миша заканчивал одеваться.

— Послушай, Сол, — Манни поставил стакан на столик у кровати, — я уже сто раз говорил тебе: в этом месяце у Майкла все занято. Да у нас на два года вперед все забито.

Миша наблюдал за Манни в зеркало, застегивая рубашку. Красивые золотые кнопки в комплекте с запонками — подарком Веры. Примерно два года назад он давал концерт в Лондоне, в «Алберт-холл». Покончив с застежками, он надел запонки, заправил рубашку в брюки. Рубашка от Джанфранко Ферре с изысканной белой вышивкой — подарок родителей. Миша выбрал один из множества черных шелковых галстуков, искусно завязал. Узел получился именно такой, как надо, — результат длительной ежедневной практики. Он отступил назад, оглядел себя в зеркале. Неплохо, совсем неплохо. Ах да, чуть не забыл свою ленту! Он бережно снял ее с вешалки красного дерева, надел, подошел ближе к зеркалу, чтобы убедиться, что черный шелк сверкает именно там, где надо. Теперь, кажется, все. Почти все.

Миша повернулся к Манни. Тот, уже не сдерживаясь, кричал в трубку. Лицо его побагровело. Все нотки, имитирующие английского аристократа, исчезли из его голоса. Миша не переставал удивляться этому явлению — стоило Манни разволноваться, как он неизменно возвращался к своим прежним манерам уличного мальчишки из Бруклина. Он с ухмылкой взглянул на Сашу. Тот ответил такой же ухмылкой и покачал головой, как бы давая понять, что Манни его больше ничем не может удивить.