Нежна и опасна (СИ) - Володина Таня Страница 41

Не от него.

Я ощутила, что он приблизился ко мне. Почувствовала его дыхание, всем телом окунулась в его тепло. Пальцы Молчанова коснулись моей щеки. Он бережно, но настойчиво повернул мою голову в свою сторону. Я увидела его лицо — близко-близко. Серые глаза излучали столько нежности, что у меня защемило сердце. Он смотрел на меня так, словно я была драгоценной фарфоровой куколкой, или редчайшим цветком, или самым любимым его ребенком. Никто в жизни не смотрел на меня так. Он провел пальцем от скулы до подбородка, сглотнул и сказал:

— Поздравляю тебя, Аня. Я рад, что все… решилось.

В моей душе медленно поднималась вся муть, которую я утрамбовывала столько времени: обида на Молчанова за его равнодушие, горечь несбывшихся надежд, неудовлетворенное желание, бессилие от того, что мои мечты разрушились, и злость на себя за то, что я позволила себе мечтать.

— Что решилось? — зашипела я, как змея. — Ты думаешь, это решение? Ты думаешь, что сейчас я быстренько разлюблю одного мужчину и влюблюсь в другого? Ты в это веришь?

— Ты согласилась выйти за него замуж, — напомнил он.

— Ах да, как же я забыла! Одинокая девушка, у которой на карточке осталось две тысячи рублей, которая временно нетрудоспособна, которой негде жить, и у которой дедушка болеет и нуждается в уходе, согласилась выйти замуж за парня, который обещал решить все ее проблемы. Какая неожиданность! — я всплеснула руками.

— Не паясничай, я все понимаю.

— Да что ты понимаешь? У меня никогда не было нормальной семьи. Я все эти дни смотрела на вас и завидовала — вашей дружбе, любви и заботе. И даже вашим подколкам! Я тоже хочу такую семью! Мне с вами хорошо, уютно, и я не чувствую себя лишней.

— Аня, я все понимаю! — повторил он. — Но этого мало. Большая дружная семья не заменит тебе…

Я ждала. Его лицо исказилось, он отодвинулся от меня. Между нами в луче солнечного света беспокойно заметались пылинки.

— Если ты не смогла полюбить Кирилла… — проговорил он чужим надтреснутым голосом, — всей своей душой, как ты умеешь, то выходить за него замуж — это ошибка.

— А жениться на женщине из чувства благодарности — не ошибка?! — вырвалось у меня. — Или ты считаешь, что ребенок и жена заменят тебе то, от чего ты отказался, — страсть, секс, настоящую любовь? Так вот — не заменят, и не надейся! Да, я, наверное, совершаю ошибку, выходя замуж по расчету, но и ты, ты тоже совершаешь ошибку!

Он взялся за ручку двери, словно хотел убежать от моих слов, но усилием воли заставил себя сидеть на месте. Лишь отодвинулся еще дальше, как от ядовитой змеи. А я, напротив, придвинулась к нему и зашептала:

— Ты уже несчастен, Паша. Думаешь, никто ничего не замечает? Твои красные глаза, бессонницу, подавленное настроение. Кирилл за тебя беспокоится, Маша перестала тебя понимать, и даже я вижу, что… что…

Наступила длинная пауза. Я думала, что он уже не спросит, но он спросил:

— Что?

— Что ты… меня…

И еще одна пауза. Я не могла сказать, что вижу его чувства ко мне. Мне не хотелось в очередной раз выглядеть идиоткой.

— Что я тебя люблю? — тихо и устало спросил он.

Я потрясенно замерла. Открыла рот, желая что-то сказать, но не нашла слов и закрыла. Он повернулся ко мне:

— Да, я люблю тебя, — это прозвучало так обреченно, словно он признавался не в любви, а в убийстве. — К сожалению, я не сразу это понял. Я даже не сразу понял, что хочу тебя. Знаешь, мне казалось, что я должен тебя контролировать и следить, чтобы ты не навредила Кириллу, а на самом деле мне просто хотелось быть рядом. Я обычно не работаю у Кирилла водителем, телохранителем или нянькой, — у меня своя работа, у него своя, — но я возил тебя, разузнавал о тебе, приносил вам фрукты. Мне нравилось с тобой встречаться. И лишь когда я увидел тебя в квартире Кирилла… Ты была голой, а твои губы были измазаны… — Он потер переносицу и несколько раз глубоко вздохнул, словно восстанавливая душевное равновесие. — После этого я ограничил наши встречи. Я понял, что меня бешено к тебе тянет, — как никогда в жизни ни к одной женщине. Меня это напугало. За день до этого мы с Машей подали заявление в ЗАГС, и я не имел права на подобные чувства.

— Значит, ты меня хотел, — протянула я. — Я это знала…

— Да, ты знала. Ты никогда не ошибалась на мой счет. Я мог отрицать свой интерес, но не мог его скрыть.

Да. Он делал вид, что я ему неинтересна, но вопреки всему я чувствовала между нами тонкую чувственную связь.

— А когда ты понял, что любишь меня?

— Ночью в больнице, когда ты сказала, что я мешаю твоим отношениям с Кириллом. Ты сделала мне очень больно, а я не мог даже соврать, что ты мне не нужна. Помнишь?

Я помнила тот разговор. Он действительно не сказал, что я ему не нужна, — и это заставило мое сердце биться быстрее. Ах, если бы я тогда знала, что моя любовь взаимна!

— Я все помню, Паша, — каждое твое слово, каждый жест. В ту ночь мне казалось, что ты меня поцелуешь.

— Я хотел.

— Правда?!

Он едва уловимо улыбнулся:

— Не было момента, когда я не хотел бы тебя поцеловать.

Эти слова повисли между нами чем-то зримым и опасным, словно в машину залетела шаровая молния. Мы смотрели друг на друга, как будто выжидая, кто сделает первый шаг. Мои губы начало покалывать. Я потянулась к нему.

— Нет, — сказал Молчанов, отворачиваясь и отводя взгляд.

— Ты любишь меня, а я люблю тебя.

— Аня, как ты не понимаешь? В нашей ситуации это не имеет значения.

— Имеет! — воскликнула я в отчаянии. — Ты читал письмо моего отца?

— Читал, — он вытащил его из кармана и протянул мне. — Твой отец — честный, благородный и сильный человек. Он сделал то, на что мне никогда не хватит духу.

— Быть с любимой женщиной? — горько спросила я.

— Причинить боль тем, кто ни в чем не виноват. Разрушить их жизни. Плюнуть им в лицо после того, что они для меня сделали.

Я это уже слышала. Старая шарманка со старыми песнями. Я схватила письмо и засунула в сумочку. Сказала:

— Это ты не понимаешь, Паша! Ты уже плюешь им в лицо и разрушаешь их жизни. Ты уже причиняешь им боль. Если ты думаешь, что они скажут спасибо за твои великие жертвы, то ты ошибаешься! Они тебя возненавидят! И правильно сделают!

Я дернула дверь, но она была заперта:

— Выпусти меня! Я больше не хочу быть с тобой. Ты предлагал мне стать сестрой — а сам хотел меня! Ты отдал меня Кириллу — а сам любил меня! Это нормально? У тебя какая-то перевернутая логика и странные представления о дружбе и любви. Я верю, что ты хотел как лучше, но, Паша, ты запутался!

Он положил ладонь мне на затылок, притянул к себе и поцеловал в губы — быстро, жадно, почти грубо. И прежде чем я успела осознать, что происходит, и распробовать вкус его губ, Молчанов меня отпустил. Я обмякла на сиденье, как тряпичная кукла.

— Достойная дочь своих родителей, — пробормотал он, нажимая на газ и выруливая из-под навеса, — борется за свою любовь до конца…

Машина развернулась и понеслась к океану со скоростью «боинга», идущего на взлет.

48. Секс по любви

Я не знала, куда он меня везет. На побережье не было гипермаркетов. Может, в какую-нибудь маленькую местную аптеку, где хозяин-растаман продает марихуану, шоколадное мороженое и — заодно — тесты на беременность?

Губы горели. Я коснулась их пальцем, провела по контуру.

Мы промчались мимо Госпиталя для ветеранов, мимо Университета, где Молчанов видел студенток с таким же цветом волос, как у меня, мимо дорогих усадеб и палаточного городка бомжей, мимо китайского ресторана с красным драконом на вывеске и пятиэтажного (целый небоскреб!) отеля, где готовился к празднику Борис Михайлович Кохановский. Мы пересекли Оушен авеню, покрутились на развязке и выехали к первой линии построек, за которыми начинался пляж. Проехали кафе со столиками на песке, школу серфинга, студию йоги и остановились у приземистого строения с открытой галереей на втором этаже. Типичный американский мотель, какие часто показывали в кино.