Ширли Конран - Кружево Страница 41

Он откашлялся и выдержал паузу, чтобы придать своим словам необходимую весомость.

— Но я надеюсь, они понимают всю серьезность допущенного ими проступка. Слава богу еще, что никто из вас не забеременел. А теперь марш спать, быстро!

Девочки, усталые и перепуганные, с чувством глубокого облегчения побрели к себе в комнату, ощутив вдруг приступ слабости. Больше можно ни о чем не волноваться, думали они, с трудом, из последних сил раздеваясь.

Но они ошибались. Ошибался и директор. Потому что одна из них уже была беременна.

Часть II

7

В своем старом, сильно поношенном пальто Джуди внезапно почувствовала себя глубокой провинциалкой. Ей так хотелось хотя бы примерить ту изысканную, великолепную одежду, что была мастерски выставлена в парижских витринах, на которые указывала ей Максина, не переставая при этом безостановочно болтать. Так они дошли до угла, где находился магазин «Гермес». Они робко толкнули стеклянную дверь и вошли. Оказавшись внутри, Максина немедленно задрала нос и принялась рассматривать самые дорогие в мире шелковые шарфики и женские сумочки с таким видом, словно они заведомо не могли удовлетворить взыскательным требованиям двух девочек-подростков. Джуди, ошалевшая от запаха прекрасно выделанной кожи, купила себе записную книжку-дневник в изумительной обложке из телячьей кожи и с прикрепленным сбоку золотым карандашом.

Сделав в «Гермесе» эту покупку, она почувствовала себя чуть более взрослой и чуть более француженкой. В конце концов, ей было сейчас целых семнадцать лет, и она провела в Париже уже два полных дня. Город привел ее в совершеннейшее восхищение. Она была потрясена его бульварами с рядами старых каштанов, его сверкающими магазинами, элегантными и надушенными женщинами, прекрасными ресторанами, при одном виде которых начинали течь слюнки. Потрясла ее и шумная, веселая обстановка дома у Максины: Джуди остановилась пока у нее и намеревалась прожить в их квартире неделю-другую, пока не подыщет себе работу и собственное жилье. Пока еще она не думала ни о первом, ни о втором: сегодня она еще делала вид, будто может позволить себе такой же свободный и беззаботный образ жизни, какой могли позволять себе хорошо обеспеченные Максина, Пэйган и Кейт. Когда-нибудь, дала себе слово Джуди, настанет такое время, что она сможет жить так постоянно, а не только несколько дней.

— А теперь посмотрим Латинский квартал, — заявила Максина, и девочки снова зашагали по заснеженным февральским улицам. Дойдя торопливым шагом до станции метро «Пале-Руаяль», они протопали под украшавшими вход коваными лилиями, сделанными в традициях модернизма, и устремились вниз по ступеням, мимо толстой старой торговки цветами, которая притулилась на табуретке, с головой завернувшись в серую шаль. Их встретила волна идущего снизу приятного тепла, а вместе с ним и запахов сигаретного дыма, старых желтеющих газет, канализации и чеснока.

— Опаздываем. Я обещала ему, что мы будем к двенадцати, — волновалась Максина, когда они уже выходили из метро. — Скорее всего он и сам опаздывает, особенно на встречу со мной. Он всегда подчеркивает, еще с того времени, когда мы были детьми, что на три года старше меня. Наши мамы дружили между собой еще со школьных лет, поэтому и нам с Ги приходилось часто видеться, и он был вынужден мириться с моим присутствием.

Максина быстро зашагала вдоль бульвара Сен-Жермен, рукой в ярко-красной перчатке таща за собой Джуди, которая норовила заглянуть по дороге в каждую улочку и переулок, отходившие в стороны от бульвара.

— А какую одежду шьет Ги? — спросила Джуди.

— Главным образом костюмы и блузки, иногда еще легкие пальто.

— Он сам шьет?

— Нет, конечно. У него есть закройщик и белошвейка. Они работают в одной комнате, а сам Ги живет в смежной. Он хочет обзавестись собственным ателье, но его крайне трудно снять, если нет хорошего стартового капитала. А у Ги ничего нет.

— Тогда как же он расплачивается со швеей и с закройщиком? — спросила Джуди.

— Отец отказался помогать ему. Он заявил, что модами занимаются только педерасты. Поэтому Ги взял в долг у некоторых из своих постоянных клиентов. Например, моей матери он предложил, что будет шить ей четыре платья в год за небольшую плату авансом. Она согласилась и порекомендовала его некоторым своим знакомым, и они тоже все согласились, даже тетушка Гортензия.

Тетушка Гортензия продолжала озадачивать Джуди и приводить ее в полное недоумение. Она была совершенно не похожа на всех других теток, каких довелось видеть Джуди, — да если на то пошло, то и на всех других взрослых вообще. Накануне вечером тетушка Гортензия повела их ужинать к «Мадам де Жорж». Те изысканные кушанья, которые там подавали: перепелиные яйца, артишоки, мясо цесарки, а на десерт что-то такое, что напоминало по вкусу замороженное бренди, — навсегда и сразу выработали у Джуди отвращение к тому, чем она привыкла питаться с детства. После этого роскошного ужина убавили свет и началось представление. На сцене появилась шеренга необычайно красивых девиц, шелестевших высокими султанами из розовых страусовых перьев. Все они были едва прикрыты, все высокие, элегантные, узкобедрые, с высокой грудью. Джуди вдруг заметила, что у всех девиц очень широкие плечи, бицепсы, мускулистые руки. Не веря собственным глазам, Джуди разинула рот. Она ущипнула Максину и спросила:

— А что, эти… э-э-э… девушки на самом деле мужчины, да?

— Да! — засмеялась Максина.

— И твоя тетушка сама нас сюда привела?!

Потрясающе!

— Она хотела, чтобы ты увидела что-нибудь такое… о-ля-ля! — захохотала Максина. — Это самое скромное из всех нескромных парижских ночных шоу. Тетушка Гортензия любит эпатировать буржуа. Она не выносит напыщенности и очень любит шокировать задавак.

— Я вас, европейцев, никогда не пойму.

— Зато мы вас хорошо понимаем. Мы прекрасно знаем, что может вас шокировать, — заметила тетушка Гортензия. Джуди показалось, что в звучании ее голоса было что-то от шелеста медленно падающего снега, от журчания струек воды в старинном каменном фонтане, от мягкого позванивания дорогого фарфора; странно, но было в нем и нечто общее со скрипом сапог для верховой езды, сделанных из добротной, хорошо выделанной кожи. Джуди почувствовала, что тетушка Гортензия принадлежит к числу тех людей, кто способен закатить колоссальный скандал, ни разу не повысив при этом голоса. У нее было крупное неровное лицо, на котором над широким ртом, вечно растянутым в обманчивой улыбке, торчал большой нос. Веки она накрасила зеленой краской, в тон изумрудно-зеленой причудливой шляпке из атласа. Она была высока ростом и производила впечатление человека надменного и неприступного — до тех пор, пока не одаривала вас своей странной, обворожительной улыбкой.