Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис Страница 41

подруги Мари очень милые и доброжелательные. Именно о таких я мечтала в детстве. Они улыбаются, то и дело обрывают свою французскую болтовню, чтобы поговорить со мной – насколько, конечно, позволяет языковой барьер – и предложить мне шампанского. Они поднимаются с канапе всех цветов радуги, подливают мне в бокал и с улыбкой говорят, что нужно выпить ещё. И спустя какое-то время, – после того как мне удаётся убрать из головы картинку, на которой Лукас и Мари за бокалами вина и изысканным обедом обсуждают катастрофу моей жизни, анализируя подробности, будто на заседании книжного клуба, – я начинаю получать удовольствие. Мне здесь хорошо. Мне правда хорошо здесь, в этом прекрасном доме, где изысканные блюда и прекрасное холодное шампанское. Может быть, мне не хватало именно этого. Чтобы океан разделил меня и мою привычную жизнь, Марва, бессонные ночи. Чистый эскапизм – вот что мне нужно. Моё лицо сияет от шампанского и смеха, а руки, ставшие гладкими, как шёлк, блестят ярко-красным маникюром.

Звонят в дверь, и Люсиль, подружка невесты, вскакивает одновременно с мамой Мари.

– Нет, нет, сидите, – просит Люсиль, помахивая рукой с высохшими ногтями.

– Думаю, пора открыть подарки, – предлагает женщина с сильным лондонским акцентом, которая представилась как Изабель, подружка Мари по универу. – Что за праздник без подарков, Мари? – она передаёт имениннице светло-голубой пакет от Тиффани. – Это от нас с Беном.

Мари прижимает руки к груди, наклоняет голову. «Ты меня балуешь, Белль», – говорит она и вытаскивает из пакета коробочку, в которой оказывается прекрасный браслет с блестящим камнем, свисающим с цепочки. Женщины наклоняются, чтобы рассмотреть его поближе, а потом начинают передавать браслет из рук в руки, восхищаясь им, как новорождённым.

– У нас опоздавшие, – хихикает Люсиль, и я вижу, что за её спиной стоит Ана. Девушка Элиота Ана в узком платье кремового цвета, облегающем её тонкую, гибкую фигуру. Она широко улыбается, как улыбалась в баре всем, кроме меня. Я удивлена, увидев её здесь. Я не думала, что они с Мари дружат. Но, с другой стороны, Мари выходит замуж за брата её бойфренда. Может быть, скоро они вообще станут одной семьёй.

Ана быстро, лихорадочно лопочет что-то по-французски, восхищённо оглядывая шифоновое, с цветочным принтом платье Мари, и Мари отвечает ей тем же. Они целуют друг друга в обе щёки, Ана садится возле меня на серое кресло с изогнутой спинкой.

– Привет, – она кивает мне, и я слишком резко подаюсь вперёд, чтобы придвинуть ей бокал с шампанским. Будто заискиваю. Будто перенеслась в шестой класс, где самая крутая девчонка смотрит на всех остальных как на грязь на ботинке. Она качает головой, её ноздри чуть ли не раздуваются.

– Я не пью.

– Ой, – говорю я. – Ну, может, и хорошо. И правильно. Сбережёшь клетки мозга, – не знаю, зачем я это говорю. Может, потому что за прошедшие два часа уничтожила несколько своих.

Мари открывает все подарки, в том числе и мой, и ахает так, будто я подарила ей огромный бриллиант. Передаёт по кругу бомбочки, девушки нюхают их и восхищаются по-французски. Когда очередь доходит до Аны, она не берёт бомбочки, зато как следует рассматривает обложку кулинарной книги и говорит Мари, разумеется, по-английски:

– Ты же ненавидишь готовить.

Моё сердце падает, но Мари отвечает:

– Зато обожаю авокадо! – а потом наклоняется и целует меня в щёку. – Ванны и авокадо. Ты знаешь меня даже лучше, чем Лукас!

Ана ухмыляется. Я натягиваю улыбку. Ты не испортишь мне день, суперсука, и я не позволю своему желанию сбежать из этой комнаты, из этого дома, из Франции, взять надо мной верх. Я делаю большой глоток шампанского.

Маникюрщицы уходят, и в комнате становится темнее – за огромным эркерным окном ползут большие, плотные тучи. Ана болтает без умолку, и по некоторым понятным мне словам я делаю вывод, что она рассказывает о новом доме, куда ждёт не дождётся переезда. «Браво, Дейдра Барлоу!» – сказал бы Лукас, услышав мой перевод. Несколько раз всплывает имя Элиота, и я, каким бы странным это ни казалось, не могу представить, что речь об одном и том же Элиоте. Элиот, который встречается с этой холодной, ухмыляющейся стервой, и Элиот, который держал меня за руку, пока я разговаривала с Марвом, который проводил меня до моей комнаты и задёрнул шторы, когда я рухнула в кровать.

Приносят десерты – крошечные муссы и парфе с ложечками, будто позаимствованными из кукольного домика. Тон разговору задаёт Ана, которая, судя по всему, быстро и резко допрашивает всех по одной. О чём именно, уровень французского Дейдры Барлоу не позволяет понять. Она говорит очень много. Видимо, потому что на работе исключительно слушает. Я не могу себе представить, как говорю с Аной даже на тему закусок, не говоря уже о том, чтобы делиться с ней самым сокровенным.

– А ты? – внезапно спрашивает она по-английски, повернувшись к Изабель. – Ты замужем?

– Да, – Изабель улыбается, – за Беном. Мы познакомились, когда нам было по восемнадцать. Нашему сыну два года.

– Ооо, я помню, как они познакомились, – Мари хихикает, поднося крошечную ложечку к губам. – Бен дружил с парнем, который снимал комнату по соседству, и она каждый день ждала, что он зайдёт в гости.

Изабель смеётся, заправляя за ухо прядь блёклых волос.

– Да, так оно и было!

Мари быстро переводит разговор на французский, потом вновь переходит на английский:

– Я сто раз ей говорила: «Спроси уже у нашего соседа, кто его приятель! Возьми и спроси!» Но она стеснялась.

– Да, я просто ждала, а когда он наконец появился…

– Рванула в мою комнату и сграбастала всю мою косметику! – Мари хохочет и сжимает руку Изабель. – Но ей понадобилось ещё стоооолько времени, чтобы с ним заговорить!

– Я проходила мимо в надежде, что он поздоровается…

– В полной боевой раскраске, в воскресное-то утро! – Мари хихикает, а Изабель смеётся.

– Ага. И в итоге бедному парню досталось вот это, – она указывает на своё хорошенькое бледное личико. – Никакого макияжа, засохшие детские слюни в волосах…

– И он всё равно влюблён по уши, – заключает Мари.

Девушки ахают и умиляются, даже Ана, что кажется мне странным. Как если бы я встретила свою учительницу в супермаркете.

– Прямо как у нас с Элиотом, – говорит она, и я вновь замираю при звуке его имени. Все мои мышцы будто сжимаются. – У нас ушло столько времени, чтобы понять, как мы друг к другу относимся. Он старался оставаться подольше после каждого сеанса, а потом я поняла, что терпеть не могу, когда он уходит.

– Ана – психотерапевт, –