Папочкин Ангелок - К. А. Найт Страница 41

Свет на сцене выключен, когда я опускаюсь на сцену, держа пальцы на ободке своей кожаной шляпы, наклоняя ее вниз. Мои ноги раздвинуты и согнуты, а бедро задрано, пока я жду своей реплики. Включается музыка, и свет загорается, освещая меня и нагревая мою кожу. Мои трусики нагреваются, когда я делаю шаг вперед, покачиваясь в такт. Высокие шорты обтягивают фигуру, не оставляя ничего для воображения, а корсет обтягивает грудь так, что она почти выпирает из него. На голове у меня закреплен розовый парик.

Когда ритм стихает, я ухмыляюсь и поднимаю подбородок. Пока я принимаю разные позы и хватаю микрофон, чтобы начать петь и танцевать, басы бьют в такт. Толпа сходит с ума, хлопает и танцует вместе со мной, пока рекой льются напитки. Я теряюсь в пульсирующей музыке, позволяя себе парить.

Сцена — это всегда место, где я выкладываюсь на полную, где я позволяю нотам унести меня. В те минуты, когда я выступаю, ничто другое не имеет значения. Я и есть музыка.

Когда песня заканчивается, и я стою с микрофоном в воздухе и улыбкой на лице, я чувствую, что ничего не может пойти не так. Моя жизнь наконец-то там, где я хочу, и я так счастлива. Ничто не может это испортить…

Правда?

Возвращаясь вниз, я опускаюсь в кресло и потягиваю воду. Это была моя последняя песня на сегодня, и все остальные девушки сейчас выходят на сцену для группового выступления, так что у меня есть минутка, чтобы передохнуть, пока я готовлюсь к выходу. Начинаю с удаления всего макияжа, затем снимаю парик и кладу его на манекен, вытаскиваю шпильки из волос и провожу по ним пальцами.

Какой-то шум заставляет меня обернуться с испуганным вздохом, и когда я вижу Джастина, прислонившегося к двери, вскакиваю на ноги.

— Джастин? — Я моргаю. — Что ты здесь делаешь? Ты не можешь…

Я оглядываюсь, удивляясь, как Джастин проскользнул мимо охраны.

Но он делает шаг вперед и пинком захлопывает дверь, закрывая нас в комнате. Песня девочек длится четыре минуты. Это четыре минуты с ним, если я не смогу заставить Джастина уйти или проскользнуть мимо него.

Заводя руку за спину, я на всякий случай хватаю с туалетного столика расческу с острыми краями. У Джастина такой безумный взгляд, что меня передергивает. Я не думаю, что он когда-нибудь причинит мне вред, но почему он здесь? И интенсивность его выражения, а также тот факт, что Джастин направляется прямо ко мне, заставляют меня стоять прямо.

Джастин останавливается, прижимаясь ко мне, как будто чувствует, что имеет полное право прикасаться ко мне только потому что мы когда-то трахались. Джастин тянется к моей щеке, но я вздрагиваю. Он опускает руку и щурится:

— Ты не отвечаешь на мои звонки и сообщения, я просто хочу поговорить.

— Хорошо, но не здесь, встретимся снаружи в клубе…

— Нет, — рычит он мне прямо в лицо, и я снова отшатываюсь назад. — Только мы вдвоем. Там, где никто не сможет отвлечь тебя или повлиять на твое решение.

Неужели он действительно думает, что другие имеют какое-то отношение к тому, что я не хочу возвращаться к нему?

— Джастин, я не хочу с тобой разговаривать, не говоря уже о том, чтобы снова быть вместе. Ты засунул свой член в другую женщину, и нам было ужасно вместе. Просто смирись с этим и оставь меня в покое, — огрызаюсь я, раздраженная его постоянными домогательствами и нежеланием отпустить меня.

Джастин никогда не был таким преданным, когда мы были вместе. Может быть, если бы он был таким, я бы не спала с его отцом.

— Нет, нет, ты не понимаешь.

Джастин вздыхает и отступает назад, проводя рукой по волосам.

— Это была ошибка, ясно? Я извинился.

Он поворачивается, его глаза дикие, волосы торчком. Я сглатываю в страхе. Что-то не так… Он выпил?

— Ты должна, блядь, выслушать меня! — кричит он, и его кулак пролетает мимо меня.

Я отшатываюсь в сторону, когда Джастин бьет кулаком по моему зеркалу. В ужасе поворачиваюсь, смотрю на треснувшее стекло, потом снова на него. Я отступаю назад с зажатой в руке расческой и направляю ее на него.

— Тебе нужно убираться! Сейчас же!

Я почти кричу, но моя рука дрожит, когда Джастин подходит ближе, опустив подбородок.

— Или что, Лекси?

Он хватает меня и швыряет на туалетный столик, его рука тянется к моему горлу.

— Ты хочешь драться? Это все? Это какая-то больная игра, которую ты затеяла?

— Нет, — огрызаюсь я, бьюсь об него и отталкиваю его назад. — Я не могу выражаться яснее, но попробую еще один гребаный раз, так что слушай сюда. — Я подхожу ближе, прижимаю острый край расчески к горлу Джастина, заставляя на этот раз замереть его, а не меня. Меня тошнит от мужчин, считающих, что я принадлежу им только потому, что они засунули в меня свой член. Они никогда не имеют права прикасаться ко мне, пока я не разрешу, и они должны это понять, потому что я устала просто принимать это. — Я не хочу трахать тебя, прикасаться к тебе или быть в отношениях с тобой. Я хочу, чтобы ты перестал звонить и писать. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

— Тебе ведь понравились цветы, не так ли? — с ухмылкой вмешивается он.

Цветы… Черт, они были от него?

— Они были от тебя? — выдыхаю я. — Джастин…

— Подожди, ты думала, что они от кого-то другого? С кем ты, блядь, трахаешься? — требует он, вжимаясь в расческу, и я задыхаюсь, отдергивая ее, но уже слишком поздно. На шее Джастина, где он случайно порезался, появляется капля крови. Он начинает поддерживать меня, пока говорит. — Лекси, с кем ты, блядь, трахаешься?

— Не твое собачье дело! — кричу я ему в лицо. — Оставь меня в покое, ты, гребаный преследователь! Все кончено. Конец! Ты понимаешь это? Ты был ошибкой с самого начала, а теперь позволь мне жить дальше, или я клянусь…

— Что? — смеется Джастин. — Что ты сделаешь? Проткнешь меня своей маленькой расческой?

Я ухмыляюсь, отказываясь быть запуганной этим засранцем.

— Да, а потом я вышвырну твою задницу отсюда. Оставь меня в покое.

Джастин смотрит на меня, явно