Любовь по требованию и без… - Дарина Ромм Страница 41

Впился в губы голодным поцелуем, от которого меня опять повело.

– Снежинка, – шептал он вперемежку с поцелуями, спускающимися по шее на плечи и грудь.

– Сладкая, – рычал между легкими укусами по плечам, от которых у меня начинали подергиваться руки и ноги, а дыхание рвалось в клочья стонами.

– Моя девочка, – выдыхал, целуя мой живот, и нежно вылизывая соски, отчего я вцеплялась в его плечи, царапалась и выгибалась, требуя еще и еще.

– Моя, – обещал, разводя мои ноги широко в стороны и лаская меня там, где все давно ждало его. Тянулось к его прикосновениям так, словно это и не первый мой раз. Будто я всю жизнь любила этого мужчину и точно знала, как мне будет с ним хорошо…

Его хриплый стон, когда вошел в мое тело, за секунду до моей собственной кончины от мучительного нетерпения, от невозможности больше его ждать…

Мой облегченный выдох. Словно вместе с моей девственностью, отданной этому мужчине, исчезло что-то еще. Что-то долго и мучительно сжимавшее меня, и вот, наконец, отпустившее.

И все слилось в одну мелодию. Вплелось в звуки странной, неземной песни, звучавшей у меня в голове с той секунды, как этот мужчина прикоснулся ко мне в самый первый раз …

Мой мужчина и моя погибель… Моя первая и последняя любовь…

После мы долго лежали, приходя в себя. Я у него на плече, в кольце его рук. Одна его лапа разлеглась у меня на попе, все время ее поглаживая. Вторая на затылке перебирала мои волосы.

– Снежинка, ты умеешь варить кофе? – вот что он спросил у меня, когда к нам вернулась способность говорить.

Я сдавленно хрюкнула ему в плечо:

– Ничего себе нежности у тебя… Разве ты не должен начать выпытывать у меня, как я себя чувствую, и не болит ли у меня что-то? Вроде бы так положено обращаться с только что потерявшими невинность девушками.

– Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? – послушно повторил он за мной.

– Отлично. Немного. Умею. Сварю, если хочешь, – ответила я на все вопросы сразу и попыталась подняться.

Тяжелая рука опрокинула меня обратно:

– Лежи, давай, сама сказала, что ты только что потерявшая девственность дуреха. Значит, тебе положено лежать и страдать. Про кофе я на будущее интересуюсь.

– Какое будущее, и почему дуреха? – полюбопытствовала я, зевая. Внезапно ужасно захотелось спать. Все-таки я несколько часов бродила по улицам, успев и замерзнуть, и устать.

– Наше будущее. Твое и мое, – он снова обвел ладонью мою попу и перебрался на поясницу. Умостил руку поудобнее, подул мне в макушку и велел:

– А теперь спи.

И уже проваливаясь в уютную темноту, я вдруг вспомнила об одной важной вещи. С усилием вытащила себя из дремы и спросила:

– Слушай, а как тебя зовут?..

Глава 51

Я нынешняя, пустая и бездушная кукла, стояла у окна в маленькой квартирке в чужой стране, до хруста вдавившись лбом в стекло. Стискивала в ладони потертую пластмассовую снежинку и рыдала так, как никогда до этого в жизни.

Утопала в тех счастливых воспоминаниях восьмилетней давности, оплакивая свою юность и свою несостоявшуюся любовь.

Восемь лет назад… Эй…

– Слушай, а как тебя зовут?..

Он засмеялся. Вот просто заржал, как коняка на лугу!

– Ты чего? – я даже спать перехотела от его хохота.

– Снежинка, я поражен, – серьезно заявил он, отсмеявшись.

– Я польщена, конечно, что так тебя воодушевила. Еще бы пояснил, что я такого сказала.

– Снежок, ты меня уморила – лишилась девственности с первым встречным и только потом догадалась спросить, как его зовут.

Он вдруг стал очень серьезным. Рывком подтянул меня к себе и зло спросил:

– Ты всегда такая безбашенная дура?

Я вытаращилась на него, пытаясь понять, что его так завело. Не выдержала и спросила:

– В чем дело? Я не собираюсь предъявлять тебе претензии или что-то требовать от тебя. И рыдать над загубленной невинностью не собираюсь, как видишь.

Оттолкнулась от него и, перекатившись на край кровати, закуталась в одеяло. Буркнула:

– Обойдусь и без твоего имени. И мое тоже не спрашивай. Останемся друг для друга «Эй» и «Снежинка».

Закрыла глаза и сделала вид, что сплю.

– Ну, точно, дуреха, – злости в его голосе меньше не стало, но полежать в одиночестве мне так и не удалось, мужская рука грубо потащила меня обратно.

Размотала мой кокон из одеяла, и я опять оказалась прижата спиной к его горячему телу. По загривку прошлись требовательные губы, а загребущие руки принялись хватать меня за грудь и бока.

– А если бы я, и правда, оказался какой-нибудь психопат? Поимел тебя во все отверстия и вывез на пустырь связанную и с кляпом во рту? Или разделенную на части… Думаешь мало таких историй? Уж поверь, гораздо больше, чем ты можешь представить, Снежинка.

– Ты почти угадал с моим именем, – на моих губах против всякой логики расцвела улыбка. Почему-то его злой голос и страшные картины, которые он нарисовал, заставили меня успокоиться и даже самой покрепче прижаться к нему попой.

– Не провоцируй, – прорычал он в ответ на мои прижимашки. – Я с тобой о серьезном говорю. Нельзя так себя вести.

Подумав немного, я повернулась к нему. Обняла за напряженные скулы, поцеловала и, глядя в его злющие глаза, примирительно сказала:

– Да у тебя на лице написано вот такенными огромными буквами «Порядочный человек».

Он тяжело выдохнул:

– Так и не поняла ничего?

Я помотала головой:

– Не-а. Все говорят, что я тупая.

Подумала и добавила:

– Поэтому, не надеясь на разум, слушаю свою интуицию. А она спокойна в отношении тебя.

– Тупая, поэтому слушаешь интуицию? – он длинно выдохнул и вдруг успокоился, словно выпустил всю злость разом. Поразглядывал меня с интересом и скомандовал:

– Ладно, давай спать. Завтра поговорим.

Развернул меня спиной, прижал к себе и вскоре преспокойно заснул. А я еще долго таращилась в темноту, разбитую пробравшимися сквозь шторы отсветами уличных фонарей.

В этой огромной квартире, наполненной стариной, с запахами мебельного воска и полировочных смесей, прошли лучшие шесть с половиной дней моей жизни.

Мы просыпались утром, завтракали и шли гулять в парк по соседству. Держась за руки, молча бродили по утоптанным снежным дорожкам. Насыпали в птичьи кормушки купленные в соседнем супермаркете семечки. Угощали орешками пушистых, по-зимнему серых белок.

Брали в прокате коньки и гоняли наперегонки по пустому в эти утренние часы катку. Потом долго пили чай из захваченного