4 месяца - Джессика Гаджиала Страница 41

— Не спи, — голос Барретта, более резкий, чем обычно, прорезался сквозь предсонную дымку, заставив меня громко зарычать. — Давай, вставай, — потребовал он, похлопывая меня по бедру, и только тогда я вспомнила о полном отсутствии приличий, которые сейчас демонстрировала. Я успела выдернуть серьги и снять ожерелье в машине скорой помощи, смахнула остатки макияжа, когда медсестра протянула мне влажное бумажное полотенце, чтобы я могла посмотреть, что под ним.

Но платье? Да, оно все еще было порвано. Почти до самой груди, и я была очень благодарна, что надела красивые трусики и не забыла побриться в душе.

Рука Барретта коснулась голой плоти.

Я хотела притвориться, что дрожь, которая пробежала по мне, была связана с холодом больницы, но я знала, что это имело гораздо большее отношение к его пальцам на мне.

— Оставь ее в покое, — потребовал Брок — теперь я узнала, что это голос Брока, поскольку видела его еще в здании.

— У нее может быть сотрясение мозга, — настаивал Барретт. Я думала, что он был немного ипохондриком, но с раскалывающейся головой я начала думать, что, возможно, он был прав.

— Да, но все эти штучки с тем, чтобы не дать им уснуть, это старая школа. Нет никаких причин не давать спать человеку с сотрясением мозга. Им нужен сон, чтобы восстановиться.

— Он не ошибся, — присоединился женский голос, заставив меня нехотя приоткрыть глаза, чтобы увидеть удивительно молодую докторшу — короткие брюнетистые волосы, большие глаза как у лани, неповторимая ямочка, которой она одарила Брока, который пялился на нее. — Я слышала, вы двое сегодня были героями.

— Просто выполняем свою работу, — сообщил ей Брок, все в нем было непринужденным, легким очарованием. Если я не ошибаюсь, это было эффективно. — Вы здесь, чтобы проверить нашу коллегу? — спросил он, желая дать понять, что он холост. Как будто рука Барретта все еще не лежала на моем бедре немного собственнически.

— Медсестра осмотрела ее, но мне тоже нужно ее проверить. Дать ей что-нибудь от головной боли.

— Будьте добры, — проворчала я, слыша, как густеет мой голос, зная, что я близка к слезам. А я не была человеком, который часто плачет. Я была человеком, который долгое время держит все в бутылке — все маленькие печали — а потом они вырываются из меня в виде гигантских рыданий. По моим расчетам, мне предстоял старый добрый плач. Головная боль просто подталкивала меня к этому краю.

— Ребята, вы не могли бы выйти…

— Они могут остаться, — возразила я. Возможно, я была близка к слезам, но я также не хотела пока оставаться одна.

— Хорошо. Что ж, оставайтесь здесь. Давай я осмотрю твои ребра, прежде чем ты сядешь и покажешь мне свою голову

С этими словами она так и сделала.

Барретту пришлось отодвинуться, его пальцы скользнули по моему голому бедру, когда он отодвигался, вызвав еще одну дрожь.

— Здесь немного прохладно, — сказала доктор, спасая маленький кусочек моей гордости.

— Я принесу тебе кофе, — предложил Барретт. — Чтобы согреться, — уточнил он, проходя мимо Брока, пока я медленно садилась, чувствуя, как кружится голова и сводит живот.

Доктор закончила, дала мне лекарства от тошноты, а затем от мигрени, сказав, что собирается сделать рентген моих ребер и головы, чтобы я держалась крепче, пока лекарства не начнут действовать, затем вручила мне одеяло и направилась к выходу.

Прошло всего несколько секунд, прежде чем Брок нарушил тишину.

— Вы, грязные чертовы лгуны.

Моя голова вскинулась, на долгий миг лишив меня зрения.

— Что?

— Это не была дрожь женщины, которую регулярно трахает парень, который ей нравится. Это была дрожь женщины, которая умирает от желания быть оттраханной парнем, который ей нравится. — Я не считала его наблюдательным. Но, похоже, секс был его излюбленным языком. Он прекрасно разбирался во всех его тонкостях. — Но зачем вам, ребята, врать об этом?

— Долгая история. Голова сильно болит, — добавила я, надавив пятками ладоней на глаза.

— Скоро начнут действовать лекарства. Ложись, — приказал он, и я не видела причин возражать.

Послышалось шарканье ног, шум раковины, но я никак не могла найти в себе силы открыть глаза, чувствуя, как медленные струйки слез скатываются по носу, спускаются по другой щеке и попадают на жесткую подушку.

Я понятия не имела, почему раковина была включена, пока не почувствовала, как что-то похожее на мокрую марлю прижалось к моему лбу, когда чья-то рука мягко легла мне на голову.

— Это пройдет.

Это был не Брок.

Мягкая сладость тихого голоса Барретта, казалось, разрушила то, что осталось от моей защиты, струйка слез превратились в поток, сопровождаемый закрытыми губами.

Раздался маленький, беспомощный звук, который исходил не от меня, а затем что-то похожее на: «Я в этом не силен ».

Но его пальцы скользили внутрь, отрываясь и зарываясь в нежном массаже моей головы, что делало боль, кричащую в моей голове, чуть более терпимой, пока я осушала себя, затем лекарство, наконец, начинало действовать, притупляя резкую, колющую боль, пока она не превратилась в раздражающий стук в висках.

— Спасибо, — сказала я ему, вытирая мокрое лицо ладонями, когда начала приподниматься.

Наши взгляды встретились и задержались, оба были полны слов, которые нужно было сказать.

Но первым заговорил Брок.

— Идут.

И с этим меня увезли на сканирование.

Через пару часов, когда солнце уже полностью поднялось высоко в небо, мне сообщили, что у меня легкий ушиб ребер, и легкое сотрясение головы — беспокоиться не о чем. При необходимости принимать ибупрофен, отдохнуть, и успокоиться.

— Какой у нас план? — спросил Брок с переднего сиденья рядом с Барреттом, давая мне возможность растянуться на заднем, накинув на мое тело одну из брошенных толстовок Брока, чтобы согреться, пока кондиционер обдувал мое слишком уставшее тело. — Останешься в отеле еще на один день… — добавил он, когда никто сразу не ответил.

— Я бы предпочла вернуться домой, — сказала я ему, борясь со сном, поскольку поездка, казалось, успокаивала меня, как успокаивают беспокойных младенцев.

— Хорошо.

Они решили, что я сплю — и, честно говоря, это было так на девяносто процентов — когда машина, наконец, остановилась на парковке, их голоса были низкими, пока они разговаривали друг с другом.