Я тебя никому не отдам (СИ) - Франц Анастасия Страница 42

Не знаю, чего я боялась, но в то же время хотела, чтобы мужчина ко мне прикоснулся, обнял, прижимая к себе ближе. Именно так я хотела встречать каждое утро в этом доме, где живёт дорогой мне человек.

Почувствовала, как одеяло приподнялось, а в следующую секунду меня резко обхватили за талию и впечатали в сильную мускулистую грудь. Я даже ахнула от неожиданности, открыв глаза.

— Притворяешься, что спишь? — услышала рядом с собой родной голос с усмешкой.

— И в мыслях не было, — голос вышел тише с нотками хрипотцы. Видно, ещё не отошла от долгого и сладкого сна.

— Проказница, — весело проговорил Давид и зарылся лицом в мою шею, отчего по коже побежали мурашки.

— Нет. Я просто проснулась, а тебя не оказалось рядом со мной, и я… — я побоялась договорить, что испугалась, что всё это сон и его нет со мной рядом.

— Ты боялась, что всё это сон и меня нет с тобой рядом? — прочитал мои страхи.

Я вжалась в теплое тело сильнее, ища в нём защиту и заботу.

— Да. Я каждый раз боюсь, что ты уйдёшь, и я останусь одна, никому не нужная.

Это был мой страх, самый сильный. Он не сравнится даже с тем, что я теперь не смогу осуществить свою мечту — стать балериной, примой балета. И я всё отчётливее понимала, что важнее моей мечты стал этот мужчина, что сейчас крепко обнимает меня.

— Я никогда не уйду, — руки Давида крепче сжали меня, подтверждая свои слова действиями.

— Давид, — голос стал тише. — Ты мне дорог. Очень, — еле слышно.

С губ так и просились слететь другие слова. Те, что я ещё никому из мужчин не говорила. Но вместо этого я прикусила язык, сказав совершенно другие, но близкие по значению слова.

Осторожно меня развернули, нависнув надо мной. Двумя пальцами Полонский обхватил мой подбородок так, чтобы я посмотрела прямо в его глаза, не отводя их.

— Сашка, — мягко, с теплотой и нежностью Давид произнёс моё имя, его голос словно ласкал каждую букву. — Ты себе даже не представляешь, как нужна и дорога мне ты.

От его слов моё сердце громко и сильно ударило мне в грудь, отчего я ахнула, а в уголках глаз защипало. Но уже не от боли, не от ощущения ненужности, а от теплоты, счастья, слов сводного брата, который стал так важен в моей жизни. Ради которого я готова бороться за то, чтобы встать на ноги, как мне ни было больно. Я готова.

— Давид, — руки приподнялись и обхватили дорогое лицо ладонями. — Я готова бороться, — сказала, смотря прямо в его глаза.

— Ты встанешь, Сашка, — большой палец мужчины переместился на скулу, ласково погладил. — Я тебе обещаю, обязательно встанешь. Обещаю! — и, наклонившись, он поцеловал меня в губы.

Сердце забилось трепетной птичкой, а в животе запорхали бабочки, лаская своими крылышками. Прикрыла глаза, наслаждаясь поцелуем с Давидом, который дарит мне он. Моё тело горячей, жгучей волной захлестнула страсть. Стало жарко. Но вместо того, что отстраниться от мужчины, я ещё ближе прижалась к нему, не желая от него отдаляться.

Давид целовал сначала нежно, осторожно, но поцелуй резко перешёл в страстный. Полонский ел, кусал мои губы, словно ему было мало меня. Словно он пил с моих губ живительную воду. А я не противилась, а только раскрывала всю себя, отдавая частичку себя ему.

С этот момент мне так хотелось остановить бег времени, запечатлеть этот момент, оставить его в своём сердце навеки.

Каждый раз Давид доказывал мне, как я важна ему, дорога, как нужна, хоть и трудно было в это поверить. Но я почему-то верила каждому его слову, взгляду, каждому действию — и ни капли не сомневалась в нём.

Сейчас казалось, что он всегда был в моей жизни. Все мои восемнадцать лет был рядом, поблизости и присматривал за мной.

Давид оторвался от меня, погладил тыльной стороной пальцев щёку и улыбнулся краешком губ. Вновь быстро, легко прикоснулся к моим губам и отпрянул, но я почувствовала вновь его вкус, от которого пьянела.

Моя душа трепетала рядом с ним, как и я сама. Рядом с ним внутри меня разгорался пожар чувств, и с каждым днём было всё тяжелее сдерживать себя. Хотелось сказать, как он действительно мне дорог, что он значит для меня. Этот ураган из чувств и эмоций, царящий в моей душе, был адресован лишь одному человеку, что прочно укрепился в моих мыслях. И я понимала, что без него моя жизнь потеряет всякий смысл.

Если Давид уйдёт из моей жизни, исчезнет, скажет, что я ему не нужна, то я больше не смогу жить, дышать, мгновенно превратившись в мраморную куклу без души и эмоций. Я знала это наверняка. Знала, что будет со мной, если такое вдруг случится. Но я старалась отогнать от себя все эти мысли, чтобы не притягивать к себе то, чего совершенно не хочу.

Давид слишком важен, нужен мне, чтобы я так просто отказывалась от него, опускала руки, даже не приложив и малейшей силы, чтобы подняться на ноги и попытаться стать для него кем-то намного важнее, чем просто сестра, которой нужна помощь.

— Ну, что, пойдём в душ? — от этих слов глаза мужчины потемнели, приобретая насыщенный чёрный цвет.

— Может, я сама? — попыталась всё же настоять на своём. Я отчётливо представила, как Давид будет меня купать, прикасаясь своими руками к моей обнажённой коже, видеть меня голой, и краска мгновенно прилила к щекам.

— Нет. Не забирай у меня право видеть тебя такой, прикасаться, купать. Я хочу быть ближе к тебе. Настолько, насколько это возможно.

Вместе с этими словами он встал с кровати, откинул одеяло и, взяв меня на руки, понёс в сторону двери в ванную комнату. А я обвила его крепкую шею руками и смотрела на его лицо, впитывая каждую любимую чёрточку в себя, тогда как сердце то замирало, то принималось бешено стучать о грудную клетку.

Глава 31

Александра (Аля)

Нежно, осторожно к моей обнажённой спине прикасаются большие сильные руки. Прикрываю глаза, а по телу проскальзывают мурашки. Чувствую лёгкий поцелуй на своей спине. Прикусываю нижнюю губу, задерживаю дыхание.

Невыносимо тяжело находиться с Давидом в ванной комнате, когда он видит всё моё обнажённое тело. К лицу подступает краска, заливаюсь смущением, но не могу выдавить ни слова, лишь тихое, еле заметное дыхание слетает с моих губ, всё тело пробирает мелкая дрожь, которую трудно успокоить.

То, как сводный брат прикасается ко мне — как к фарфоровой, очень хрупкой куколке, которую боишься разбить, даже взять в руки страшишься, не говоря уже о большем — не позволяет мне собраться с мыслями. Его отношение ко мне — это что-то невероятное. Ко мне так никто прежде не относился, кроме папы, которого уже нет в живых, но память о котором всегда будет жить внутри меня — в моём сердце.

— Ты прекрасна, — тихий шёпот около моего уха, а я начинаю сильнее дрожать, на руках поднимаются дыбом невидимые волоски.

— Давид, — глухой шёпот в ответ, и, кажется, я падаю в бездну, откуда тяжело выбраться, да и хочется ли убегать от этого человека, который делает меня счастливой как никто другой.

Он другой. Совсем. В нём столько всего скрыто, что с первого раза не поймёшь, что скрывается за серьёзным человеком. А там… Там бездна, море чувств, в которое ты хочешь сделать один шаг, прыгнуть в него с головой, но так, чтобы никто тебя не спасал.

Руками Давид проводит по обнажённой спине, намыливая её гелем с освежающим ароматом сирени. В ванной витает запах первой весны. Он касается плеч, проводит по рукам вниз, переплетая наши пальцы.

— Моя маленькая хрупкая девочка. Я хочу заботиться, оберегать тебя и всегда быть рядом с тобой. Никому никогда не дам тебя в обиду, что бы ни было. Ты мне веришь? — каждое его слово отдаётся где-то внутри, глубоко-глубоко, отчего становится трудно дышать, сказать слово.

— Давид, я верю тебе как никому и никогда, — поворачиваю голову и целую в колючую щёку, трусь об неё носом, вдыхая умопомрачительный, любимый запах цитруса, свежего бриза и антоновских яблок.

Мой любимый запах, от которого я точно сойду с ума.