Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира Страница 42

— Я сейчас вернусь, — сказала Мадина, вставая. — Попроси принести кофе.

Она постояла в дамской комнате у зеркала, подкрашивая губы чуть дольше, чем это было необходимо. Когда она вглядывалась в свое отражение — холодноватые серо-голубые глаза, высокий лоб, тоже кажущийся мраморно-холодным, — воспоминания почему-то нахлынули снова, и о том же самом дне. Вот точно так же она всматривалась в свое отражение в зеркале, когда причесывалась в вокзальном туалете, чтобы идти к Никите, и думала о чем-то неясном, о чем-то… счастливом? Да нет, едва ли счастливом. Того, что называют счастьем, в ее жизни тогда уже не было. Но что же, что же в том дне так задевает, так тревожит теперь ее память? Что она сделала неправильно?

Мадина вошла обратно в зал, чувствуя легкое, но отчетливое недовольство собой. Заметив, что за стол к Аркадию подсел какой-то незнакомый ей мужчина, она замедлила шаг, а потом даже приостановилась невдалеке за колонной. Судя по виду — костюм, часы, все очень дорогое и неброское; Мадина уже умела разбираться в таких вещах, — это был какой-нибудь знакомый Аркадия по бизнесу, и она понадеялась, что он, может быть, не засидится за столом, к которому его не приглашали. Ей совсем не хотелось сейчас знакомиться, улыбаться, может быть, выслушивать комплименты, а если не выслушивать их, то принимать участие в очередном разговоре ни о чем… Зачем ей было все это?

К тому же этот Аркадиев знакомый был, кажется, пьян. Во всяком случае, он говорил так громко, что, стоя в отдалении, Мадина тем не менее разбирала каждое его слово.

— Потрясающая женщина, Аркан! — услышала она. — Я за вами весь вечер наблюдаю.

Аркадий что-то ответил — кажется, недовольное. Вряд ли ему могло понравиться, что за ним кто-то наблюдает.

— Так ни за чем! — воскликнул его собеседник. — Из эстетических, так сказать, потребностей. Тем более я тебя уже не первый раз с ней вижу. Такая женщина, говорю! Фигура, походка, ну, вообще!.. И волосы такие. — Он сделал вокруг головы неопределенный жест, видимо призванный изобразить красоту Мадининых волос. — Ну, ты на блондинок всегда западал. Как, кстати, Ольга — знает про нее? — Аркадий снова что-то коротко ответил. — Ну да, ну да, — поспешно подхватил его знакомый. — Жене про эти дела знать не обязательно. — И тут же добавил с ухмылкой: — А я тебе, Аркан, всегда говорил: не женись на однокласснице. Куда ты спешил, не понимаю! Только-только школу закончили, вся жизнь впереди была.

Видимо, на эти слова Аркадий ответил совсем уж резко, потому что его знакомый вскочил и, торопливо махнув рукой в знак прощания, вернулся к своему столику, который находился в другом конце зала.

Но это было Мадине уже все равно. Она замерла в таком ошеломлении, которого давно за собой не знала.

Жена? Одноклассница?! То есть, значит… Значит, все это время он ее обманывал?! Так примитивно, так… Даже не выдумывал ничего особенного, просто говорил, что не женат!

Мадина попятилась, зацепилась каблуком серебряной туфельки за край ковра, чуть не упала, но удержалась, схватившись за высокую спинку чьего-то стула… И, стремительно развернувшись, выбежала из ресторанного зала.

Глава 6

Она не помнила, как доехала до дому, как открыла дверь квартиры. Смятение, охватившее ее, было таким сильным, что даже руки у нее дрожали, когда она возилась ключом в замке.

И смятение это было связано только с одним: она чувствовала себя смертельно оскорбленной.

«Да как он смел?! — дрожа от смятенного своего гнева, думала Мадина. — Кем он меня считал все это время, раз позволял себе так нагло, так грубо меня использовать? Втемную — так, кажется, это у уголовников называется? Еще и комплименты говорил: „Ты умна, Мадо!“ Хорошо же он думал о моем уме!»

Она сбросила туфли с такой яростью, как будто они были виноваты в том, что случилось. Еще и радовалась, выбирая их, дура, комплименты предвкушала!

Туфли сверкнули матовым серебром и с глухим стуком ударились о стену.

Чтобы успокоиться, Мадина открыла бар — его попросил устроить в квартире Аркадий, он иногда любил пропустить рюмку-другую какого-нибудь хорошего спиртного, — и одним махом выпила полбокала мартини. Но, наверное, в такой ситуации надо было предпочесть водку: легкий алкоголь не успокоил нисколько. Разве что ноги чуть-чуть ослабели.

Мадина присела на край кровати, но тут же вскочила, как пружиной подброшенная.

«Нектар!.. — подумала она, с отвращением озираясь на это широкое ложе. — Наслаждение!.. Господи, какая пошлость!»

Вообще-то удивляться собственному гневу не стоило. Никогда и никто не обманывал ее так цинично. И какие же чувства это должно было у нее вызвать: умиление, восторг? Но вот предаваться гневу слишком долго все-таки не имело смысла. Надо было успокоиться и немедленно решить, что делать дальше. В том, что Аркадий появится здесь в ближайшее время, Мадина не сомневалась.

Успокоиться-то она успела, но вот обдумать ситуацию — уже нет. Домофон зазвенел прежде, чем в голову ей пришла хоть одна здравая мысль.

«А вот не открою! — решила Мадина. — Интересно, что ты будешь делать?»

На экране домофона она видела, как Аркадий нетерпеливо топчется у подъездной двери, снова и снова нажимая кнопку. Потом он перестал топтаться и вынул из кармана ключ. Прежде чем отпереть дверь, он все-таки помедлил, нажал кнопку еще раз. И, опять не получив ответа, вошел в подъезд.

Мадина стояла у оконной стены, ожидая. Открылась входная дверь.

— Ты дома? — спросил Аркадий. — А что случилось?

— Я услышала твой разговор с приятелем, — ответила Мадина. Отмалчиваться, сохранять интригу — этого она делать не собиралась. — И больше я тебя видеть не желаю. Догадываешься, почему?

— Мадо… — Голос Аркадия прозвучал хрипло. Он откашлялся. — Мадо, подожди… Что за ерунда? Ты его не так поняла. И… меня не так поняла…

— Понимать его мне не было никакой необходимости, — отчеканила она. — А тебя я поняла правильно. Ты почему-то не хотел, чтобы твоя любовница знала о существовании твоей жены.

— Я не почему-то… — пробормотал Аркадий. — Я потому, что…

— Мне неважно, почему ты этого не хотел. Мне достаточно того, что я не хочу вранья. Оно мне противно.

Войдя в квартиру, она не заметила, как включила весь свет — и люстру со множеством лампочек, и торшер с тремя плафонами, которые покачивались на длинных металлических дугах, и даже ночник в виде переливчатого напольного шара. Зачем она это сделала, Мадина не сумела бы объяснить. Но теперь комната была освещена так ярко, будто в ней собирались давать бал. И в этом ярком, беспощадном свете было видно, как краснеют, багровеют, становятся бурыми лицо, шея и даже руки Аркадия.