Я беременна, профессор! - Амелия Борн Страница 42

– Зачем?

– Если ты забыл, то у меня алкогольный лунатизм. Не хочу присовокупить к числу своих грехов перед женой еще один.

– Окей, – хмыкнул Ольшанский. – На этот раз я не упущу тебя из виду! Пошли, уже начинается.

И я покорно побрел к дивану, где шлюшка Молли уже заняла почетное место. И, кажется, даже выбрала команду, за которую собиралась болеть. Во всяком случае ее длинные уши выразительно вздрагивали каждый раз, как комментатор упоминал имя Лео Месси.

– А кошка сечет в футболе, – заржал Ольшанский, открывая бутылку.

Я последовал его примеру. Сделал пару глотков холодного пенного, а потом сам не заметил, как отрубился.

Разбудил меня резкий телефонный звонок. Распахнув глаза, я обнаружил, что Ольшанский уснул рядом со мной на диване, а Молли мирно дремлет между нами.

– Что случилось? – прохрипел Тим, тоже очнувшись ото сна.

– Кто-то звонит, – сказал я обеспокоенно, пытаясь вспомнить, где оставил телефон. Звонки посреди ночи редко несут с собой хорошие новости.

Смартфон в итоге обнаружился на столешнице. Сердце упало в пятки, когда я увидел, что звонит Даша.

– Что случилось? – выдохнул сходу, не размениваясь на приветствия.

– Гоша… – только и сказала жена и замолчала.

– Что с ним?

– Снова… то же самое… Мила тоже проснулась и плачет… Я не могу их успокоить…

– Я еду, – сказал я коротко и побежал на выход прямо в чем был.

Облаченный в домашние тапочки, семейники и старую футболку, я мчался по дороге, превышая все возможные скорости. Повезло еще, что меня никто не остановил, иначе было бы весьма неловко перед сотрудником ГАИ за свой внешний вид. Который, вкупе с растрепанными волосами, мог вполне навести на мысли о том, что я сбежал прямиком из дурки.

Надрывный плач я услышал, едва оказавшись на лестничной клетке. Позвонил в дверь и, едва тесть открыл, бросился к сыну.

И в этот момент даже не знал, чего боялся больше – что он при моем появлении успокоится или же что ничего не произойдет.

Я взял Гошу на руки, но тот продолжал плакать. И было совершено невозможно понять, от чего это происходит.

– Пусть Витя возьмет Милу и уезжает, – сказал я, когда и несколько минут спустя никакие манипуляции не помогли успокоить сына.

– Куда? Зачем? – пробормотала рядом испуганная Даша.

– Куда-нибудь! Она не должна слышать… это все, – отрезал я. И, поджав губы, добавил:

– Тебя я не отсылаю. Знаю, что ты не доверишь мне Гошу.

Даша ничего не ответила. Только, чуть помедлив, взяла на руки плачущую Милу и также молча вышла. А я остался с сыном наедине.

– Не плачь, – взмолился я шепотом, – пожалуйста, не плачь.

Гоша вдруг замолчал и уставился на меня своими внимательными, чересчур серьезными для младенца глазами.

– Так бывает, – сказал я ему. – В жизни не все так случается, как мы того хотим.

Сын слушал молча. И я продолжил говорить. Не столько потому, что действительно считал, будто он меня понимает, сколько потому, что надеялся, что, быть может, его успокаивает мой голос.

– Люди иногда расстаются, – продолжал я. – Но они не перестают от этого любить своих детей.

Гоша издал звук, похожий на всхлип.

– Если бы ты только знал, сынок, как я люблю твою маму, – признался я. – И как мне без вас плохо. Но маме проще без меня. И мы с тобой должны ее беречь. Понимаешь?

Сын молчал. Но у меня складывалось впечатление, будто он и взаправду все понимает.

– Он успокоился? – раздался вдруг сзади голос Даши.

Интересно, она вошла только сейчас? Или слышала все, что я говорил сыну?

– Кажется, да, – ответил я. – И вот что, Даша…

Опустив Гошу в кроватку, я повернулся к жене и тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Дальше так продолжаться не может. Гошу нужно обследовать. Для нашего же собственного спокойствия!

Она колебалась. Я ощутил, что начинаю злиться.

– Этот вопрос больше не подлежит обсуждению. Неважно, веришь ты мне или нет. Неважно, что вообще происходит между нами! Важно, что с нашим ребенком происходит что-то странное! И мы не имеем ни малейшего права рисковать его здоровьем, это ясно?!

Сделав вдох, чтобы успокоиться, я добавил уже более ровно:

– Я найду хороших специалистов. И если тебе угодно, не буду иметь доступа ни к каким важным данным.

Она ничего не возразила. А я почувствовал новый прилив разочарования. Ее навязчивый страх перед тем, что я представляю для Гоши опасность, отдалял нас друг от друга стремительно и безнадежно.

– Ложись спать, – сказал я безэмоционально.

– А ты?

– Я останусь с вами… на всякий случай. Лягу в соседней комнате. Запри меня, если боишься, что я что-то сделаю с Гошей, пока ты спишь.

Буквально выплюнув эти слова, я вышел из спальни.

Мне бы могло стать стыдно от слов, которые раз за разом повторял Альберт, но… не было. Потому что я все же считала себя правой. Если бы нет – уже давно бы занялась самобичеванием и признала все свои ошибки. Но когда он ушел спать в отдельную комнату, испытала сожаление. За то, что все у нас получилось именно так. Свелось к таким отношениям, из которых мы никак не могли выкарабкаться.

Я знала, что муж переживает не меньше, чем я. Но знала и другое – если я дам ему понять, что он прощен и я готова проглотить его многомесячную ложь, это будет последняя неправда, с которой смирюсь. Так будет правильным и для меня, и для него, и для наших детей.

Наш сын заснул, а вот меня атаковала бессонница. Я пялилась в темноту, прислушивалась к размеренному тихому дыханию малыша, а заодно к тому, что происходило в комнате, куда удалился Альберт. И когда не услышала ничего, кроме сопения Гоши, осторожно поднялась с постели и, крадучись, направилась к спальне, где остался мой муж.

Сделав вдох и выдох, нажала на ручку двери и замерла.

– Спишь? – шепнула в темноту, но мне ответом была тишина.

Постепенно я стала различать очертания предметов и двинулась вперед. Знала, что стоит сделать три шага, как я дойду до дивана, где спит муж, но не торопилась достичь его. Просто шагнула и остановилась. Прислушалась к размеренному тихому дыханию.

– Альберт, ты спишь? – шепнула едва слышно.

Глупый вопрос. Конечно, он спал. Не ждал же моего нашествия, в самом-то деле!

Безмолвие стало мне ответом, которое не охладило, а наоборот подстегнуло к тому, чтобы я пошла дальше. И когда наткнулась на диван, быстро присела на его край и нащупала в темноте