Лёд моей души - Юлия Владимировна Монакова Страница 42

Андрис снова резко притянул её к себе, стиснул в объятиях, баюкая и успокаивая, как ребёнка.

– Ты правда собираешься отправить меня в Москву? – пробубнила Аля куда-то ему в шею.

– Смеёшься? Да я тебя теперь вообще ни на шаг от себя не отпущу, – заверил Андрис. – Будешь работать под моим присмотром. Мы всё время будем вместе – и днём, и даже ночью.

– Я не возражаю, особенно насчёт ночей… – мурлыкнула она игриво. – У меня на них грандиозные планы, знаешь ли.

– Ух, как мы заговорили! Но зачем дожидаться ночи? Можем начать претворять твои планы в жизнь прямо сейчас, я готов…

– Угу, твоя “готовность” уже давно упирается мне в бедро – наверняка синяк будет! – засмеялась Аля. – Действуйте, босс! Меньше слов – больше дела…

К полудню они наконец смогли оторваться друг от друга, совершенно обессиленные.

– Я… – у Али на этой пронзительной эмоциональной волне чуть было не вырвалось “люблю тебя”, но она быстро поправилась:

– Мне с тобой так хорошо.

– Мне тоже, – всё ещё справляясь со сбившимся дыханием, серьёзно кивнул он. – Я знал, что так будет. С самого первого взгляда, с той самой встречи в пещере. Так бывает – увидишь человека и моментально понимаешь, что будет полное совпадение. Я сразу почувствовал, что ты – моя, что бы это ни значило и когда бы ни случилось.

– Ты же обо мне совсем ничего не знал в нашу первую встречу…

– А это неважно. Ты должна была стать моей со всеми своими недостатками.

– Да у меня практически нет недостатков! – в шутку возмутилась Аля.

Андрис сел на постели, запустил пятерню в свои буйные взлохмаченные кудри и ещё больше взъерошил их.

– Есть хочу – умираю. Давай закажем завтрак в номер, что ты хочешь?

– Тогда уж не завтрак, а скорее обед, – захихикала Аля, взглянув на часы. – Да мне без разницы, давай на твой вкус… На самом деле, я не слишком проголодалась, но с удовольствием составлю тебе компанию.

Он сделал заказ по телефону и поднялся с кровати, собираясь пойти в душ.

Аля, любуясь стройной подтянутой фигурой Андриса, проводила его глазами и вдруг зацепилась взглядом за шрам, который нащупала совсем недавно. Он был длинным, пересекал практически всю спину наискосок и напоминал… неровные, кривоватые буквы. Аля сощурилась, напрягая зрение, и в конце концов смогла их разобрать: “Krievu sūdi”. Впрочем, она могла и ошибаться, но смысл всё равно от неё ускользал. Что это за надпись? Почему здесь? Как, зачем, что всё это значит? Дикость какая-то…

– Андрис! – нерешительно окликнула его она. – А что у тебя на спине?

Он замер у самой двери в душевую, затем медленно обернулся.

– Что там написано? – тихо спросила она, уже жалея, что спросила, и боясь услышать ответ.

Уголок его рта нервно дрогнул.

– “Русское дерьмо”, – ответил Андрис.

Заказанные блюда ждали своего часа, накрытые металлическими баранчиками, а Андрис с Алей всё ещё разговаривали, не приступая к еде. Точнее – говорил в основном Андрис, Аля слушала и лишь изредка задавала наводящие или уточняющие вопросы.

– …После развода мама решила вернуться к себе на родину, в Ригу. Она в те годы была в зените славы, тамошний оперный театр ждал её с распростёртыми объятиями. Отец, в общем, не слишком возражал, чтобы мама забрала меня с собой: он тогда как раз раскручивал свой бизнес, был по уши в заботах, разъездах и деловых переговорах, так что всё равно не смог бы уделять мне достаточно внимания. Договорились, что я буду приезжать в Москву на каникулы или на праздники. Той весной я заканчивал пятый класс, а в шестой должен был пойти уже в Латвии.

– Трудно было перестроиться?

– Да не особо, наоборот – интересно, новая школа и новые друзья, свежие впечатления, иная школьная программа… Пришлось, конечно, немного позаниматься с репетиторами, чтобы не отставать от одноклассников, но в целом влился в эту жизнь я достаточно легко.

Аля положила голову ему на плечо, а он рассеянно поглаживал её по волосам, погружённый в воспоминания.

– У мамы сразу всё стало складываться удачно: она была примадонной, ведущим сопрано, её постоянно приглашали на телевидение и на радио, она пела на рижской сцене и гастролировала… Естественно, при таком графике я был большей частью предоставлен самому себе. Мама, правда, поначалу чувствовала свою вину передо мной и даже пыталась найти няню – хотя бы на те дни, когда её не было в городе, но я с негодованием отверг все её попытки. Да что я, младенец, что ли? Не смогу сам о себе позаботиться и суп разогреть? Мне очень нравилась такая вольная жизнь.

– А латышский ты учил с нуля?

– Нет, кое-чего успел нахвататься от матери и раньше, она даже в Москве в разговорах со мной часто переходила на родной язык. Ну, а в Риге быстро подтянулся, практика всё же – великое дело… Хотя не могу сказать, что испытывал какие-то затруднения, разговаривая по-русски. Очень многие в Латвии знают русский язык, охотно поддерживают диалог. В общем, никакого давления на меня не оказывалось, недоразумений и стычек никогда не возникало, я даже не успел обзавестись комплексами по поводу того, что наполовину русский.

Аля вспомнила надпись, вырезанную на его спине (ножом? бритвой?), и благоразумно промолчала. Видимо, давления не оказывалось и стычек не возникало лишь до поры до времени… Она переплела свои пальцы с пальцами Андриса, словно безмолвно сигнализируя: я здесь, рядом с тобой.

– Потом я закончил школу, поступил в университет… И на первом же курсе познакомился с Мартой.

Невозможно было ни с чем перепутать интонацию, с которой он это произнёс. “С Мартой…” Это женское имя прозвучало из его уст практически с благоговейным придыханием, словно было сладчайшей, волшебной, дивной музыкой.

– Она училась на соседнем факультете. В неё был влюблён весь универ, ну и я, естественно, тоже, потому что… ну потому что в неё просто невозможно было не влюбиться, – усмехнулся Андрис. – Она была удивительно красива – смуглая кожа, светлые длинные волосы, зелёные глаза, фигура, от которой у парней срывало крышу… У неё всегда было море поклонников, – он покачал головой, словно сам удивлялся тому, что собирается дальше сказать. – А она почему-то выбрала меня.

Аля как раз не видела в этом факте ничего удивительного: если бы ей самой предложили сделать выбор, она совершенно точно тоже предпочла бы Андриса, даже