Мими Каррера - Музыкант и Журналистка Страница 42

Я не из богатой семьи. У меня не было собственного средства передвижения, как у них. Даже у моего отца была рабочая машина, а не его собственная. Моя одежда не светилась брендами и не была куплена в модных бутиках. От моего одеяния веяло беспритязательностью и опрятностью. Я всегда следила за своим внешним видом, только роскоши в нем не было. Тем ни менее, для всех я была либо несуразной серой мышью или гадким утенком. Бывало, я долго стояла дома у зеркала и все пыталась увидеть то, что видят во мне окружающие, то есть, во мне ничего не видели, только невзрачность. Уязвляло ли это мое самолюбие? Скорее нет, чем да. Но было неприятно. Особенно, когда тебя пытаются задавить или подвинуть так, чтобы места не было, и при этом нет поддержки. У меня не было ни одной подруги и ни одного друга, за исключением Эвелин, которая уехала учиться в другой город, когда ей исполнилось десять лет. Вот ее мне очень не хватало в то нелегкое время.

Мне тогда было четырнадцать. Это был урок рисования. И все время, что длился этот предмет, я слышала смешки позади себя. Я понимала, что смеются они неспроста, и, конечно же, надо мной. Догадаться было несложно. Я с нетерпением ждала, когда прозвенит звонок и я, наконец-то покину это помещение. Взглянув на настенные часы, поняла, что ждать осталось недолго: несколько минут, и я буду свободна. И вдруг, меня посетила неприятная мысль, от которой засосало под ложечкой: моя новая кожаная куртка белого цвета висела на спинке моего стула. Я вмиг встала из-за парты и схватила подарок родителей, что копили на него. На куртке было отчетливо написано ярким розовым фломастером: «серая мышь». Мое лицо пылало. Нет, мне не было стыдно, мне было обидно, потому что эту вещь покупала не я, и, зная, что родители очень старались, хотели сделать приятное – мне стало очень больно. Увидев, как у меня в глазах заблестели слезы, Эшли, что сидела сзади меня со своей подружкой, нарочито наигранно посочувствовала:

- Бедняжка, тебе же только купили новую куртку, и надо же – уже исписана! Но я тебя обрадую: белый цвет тебе не к лицу. Зато серый – самое то! К тому же, на сером цвете, розовая надпись не смотрелась бы так ярко, как на белой, - ее заливистый смех на ровне со всем классом, звучал очень громко в моих ушах. Казалось, я нахожусь там, где находиться не должна. Это не мое место.

Я сжала воротник куртки в руке так, что костяшки пальцев побелели, и что было силы, замахнулась и ударила курткой Эшли. Хотелось каждой мерзкой твари надавать по морде за их гадкий смех, что искажал их лица, делал их тупее и безобразнее. И я бы это сделала, но меня отдернула учительница, схватив за ворот и таща к двери, как ненужного щенка, которого собираются выгнать на улицу. Последнее, что я слышала перед тем, как за мной захлопнулась дверь кабинета, это писклявые оскорбления Эшли в мой адрес и слова учительницы, еще молодой женщины:

- Помимо того, что ты серая мышь, так еще и хамка! – мне никогда эта женщина не нравилась. Такая же подлиза, как и многие другие в этой школе. Они таких, как Эшли любят, потому что их родители многое делают для школы, а также, в дружеских отношениях с директором.

- Это я хамка? А то, что она мне вещь испортила, это ничего не значит? – я позволила себе кричать, потому что была на эмоциях. Я редко себе такое позволяла, потому что была всегда тихой, ни к кому не лезла и занималась своими делами. Хорошо училась, но меня, как всегда, недооценивали и снижали оценки, зато тупоголовой Эшли постоянно завышали.

- Закрой рот! – она вернулась в класс, оставив дверь нараспашку, схватила мои вещи и всучила небрежно мне в руки. – А теперь марш домой, пока я директору не пожаловалась на твое поведение! – я еще минуту стояла и сверлила взглядом закрытую перед моим носом дверь.

Вернувшись домой, я не знала, куда спрятать куртку, чтобы не показывать ее маме. Я не хотела ее расстраивать, или чтобы она шла в школу к директору разбираться в случившемся. Это ни к чему не приведет. Пройдя в гостиную, я услышала шум воды на кухне, вероятно, мама моет посуду, значит, слышать мой приход она не могла. Я долго просто стояла посреди комнаты и смотрела в одну точку, прокручивая сегодняшний день, и не только сегодняшний. Почему-то после того, как пострадала моя вещь, я задумалась над тем, как я не живу, а существую в той среде, в которой не должна быть, но все равно там нахожусь. Наверно, любой бы подумал: почему бы не перевестись в другую школу? Ответ прост: эта одна из лучших. И не факт, что в другой было бы иначе. Мои родители всегда старались дать мне самое лучшее. Они не знали, что я почти каждый день терплю насмешки, глупые ужимки от своих одноклассников, а иногда и из других классов учеников. Я не любила жаловаться, и чаще всего абстрагировалась, точнее, пыталась это сделать. Но сегодня был предел. Я не могу закрыть глаза на то, что вещь, которую мне подарили родители – испортили. И именно сегодня тот день, когда я дала волю эмоциям, что я сдерживала все это время, и поняла, что я… одинока. У меня нет поддержки. Моя единственная близкая подруга далеко. И хоть мы с ней переписываемся довольно часто, мне ее очень не хватает. Если бы Эвелин сегодня была рядом со мной, она бы меня в обиду не дала. Я не знаю, сколько давление будет продолжаться, но переносить это одна я больше не могу и не хочу. Друзей в школе у меня не было и не будет, значит, надо искать их за ее пределами. Внезапно пришедшую ко мне мысль, оборвал мамин голос, заставив обернуться и встретиться с такими родными, любящими глазами.

- Кэндис, милая, почему ты не в школе? – обеспокоенно спросила мама, проводя мокрыми руками по фартуку.

- Где лошади? – требовательно спросила я, пытаясь скрыть заплаканные глаза.

- Кэндис, у нас нет лошадей, что с тобой случилось? – она подошла ближе, напряженно всматриваясь в мое лицо.

- Мне нужны лошади, - выкрикнула я, уже не сдерживая слез.

- Зачем? Что с тобой? – она в недоумении всплеснула руками.

- Они будут моими друзьями! - громко зарыдав, я крепко обняла маму.

С тех пор я начала заниматься конным спортом. Рядом с лошадьми я чувствовала духовное родство. Порой, они мне казались такими же одинокими, как и я, несмотря на то, что они были в веренице.

Постепенно, внимание к моей персоне уменьшилось. К тому же, я еще больше погрузилась в учебу, каждый раз с нетерпением, ожидая встречи с моими четвероногими красавцами. Потом через год приехала Эвелин с семьей, и на сей раз, они не собирались покидать город. Я была так счастлива, что даже словами не передать. Эви начала ходить в ту же школу, что и я, и даже в один класс со мной. Ее ученики приняли спокойно, увидев, что она из очень обеспеченной семьи, хотя и не старались с ней подружиться. А чуть позже, моя тетя устроилась работать в нашей школе учителем математики, и мне стало легче от того, что помимо Эвелин со мной рядом будет еще один родной человек.