Ирина Степановская - Вслед за Ремарком Страница 43

Роберт всегда жалел, что под ногой у него имелись только второй тормоз и сцепление, а газа не было. Уж сколько было таких ситуаций, когда он был тоже нужен ему позарез!

– Тогда надо вместо простого автомобиля делать катамаран на колесах! – шутил в ответ на его сетования Михалыч.

– Руль подержите! – вдруг жалобно сказала Нина. – Я, наверное, не справлюсь!

– Еще чего! Руль тебе держать! – Роберт почти заорал. – Идешь на обгон, так обгоняй! Гаишник сам тащится еле-еле! Держи полосу! Давай вперед!

Гаишник вдруг включил поворот и свернул на заправку.

– О господи! – выдохнула она. – Он потому и тащился еле-еле, что сворачивал!

Роберт подумал полминутки и сказал:

– Кстати, и нам пора на заправку. Давай на том светофоре разворачивайся назад!

– Что же вы раньше не сказали, когда еще не надо было разворачиваться?

– Специально не сказал!

– Я не смогу развернуться!

– Что за глупости?

– Я боюсь! Там разворот запрещен!

– С чего бы это?

Она и правда очень боялась разворачиваться на том перекрестке, поэтому и сказала так в последней надежде, что, может, там висит запрещающий знак. Знак действительно висел. Но означал он совсем другое.

– Ну-ка, смотри на знак! – Роберт терпеть не мог, когда его ученики путали знаки. – Поворот налево действительно запрещен. А запрещение поворота не означает…

– Да-да, я поняла, извините. – Знаки она выучила давно. Просто как-то глупо сейчас сказала. Так, бывало, ее собственные ученики пытались подменить решения задач, если не могли с ними справиться.

Этот перекресток редко когда бывал свободен. Машины здесь стояли, дрожа от нетерпения, готовые ринуться вперед по первому сигналу. Ей следовало занять крайнюю левую полосу, пропустить тех, кто ехал ей навстречу, и успеть развернуться, пока светофор еще не дал красный свет, Роберт знал: для новичка это было действительно трудно.

– Нужны мне твои извинения! Правила надо учить!

– Да я учу! Честное слово!

Последние две машины из общего потока со свистом пронеслись мимо них. Сзади уже кто-то сигналил от нетерпения. Не обращая никакого внимания на задних, она аккуратно поехала, выкручивая руль. Для подстраховки он положил на руль и свою руку. Хрупкой женщине крутить руль было тяжеловато. Хотя, с другой стороны, «Жигули» все-таки не грузовик. Скоро Нина развернулась и заняла место в своей полосе.

– Ну ладно! Вот видишь, все сделала правильно!

– Так вы же сами мне руль крутить помогали!

– Ну и что! У меня работа такая! – Он улыбнулся, и она увидела в зеркало, что улыбка у него была добрая. – Первый раз и надо помочь!

Они аккуратно въехали на заправку. Он показал ей, как заправлять машину, как завинчивать колпачок. Потом она снова села на место водителя и приготовилась ехать.

– Ну вот, на сегодня все. Держи на базу!

Нина закусила губу, вырулила с обочины и поехала с самым серьезным видом. Ему было забавно и вместе с тем приятно наблюдать за ней. Она ездила уже гораздо лучше Лизы. Та постоянно забывала что-нибудь, а повороты вообще никогда не показывала.

– И так же видно, что я поворачиваю! – говорила она. Он просто не знал, что ему делать – смеяться над ней или плакать. Во всяком случае, разворачиваться на перекрестке, как с Ворониной, он с Лизой пока бы не стал. Она запросто могла бы перекрутить с пылу руль и оказаться на встречной полосе. Воронина же к вождению относилась ответственно. Вероятно, здесь сказывалась ее любовь к математике. Ему нравилась ее мужская четкость. Уже без всякого волнения она проехала вдоль бульвара, поравнялась со школой, удачно миновала раскрытые только на одну створку ворота. (Михалыч рассказал, как парень из параллельной группы чуть-чуть не снес третьего дня одну из створок.) Нина описала во дворе полукруг и остановилась на своем постоянном месте.

– Спасибо! – Она всегда его благодарила в конце занятия, отстегивая ремень. Кроме нее этого из группы никто не делал.

Роберт посмотрел на нее, усмехнулся. Ему не хотелось сейчас оставаться одному. Хотелось поговорить. Лиза была занята, Михалыч работал у себя в мастерской, Ленц не приходил к ним в гараж уже три дня. В качестве собеседника оставалась одна только Нина.

– Что ты все время то извиняешься, то благодаришь? Вроде не за что. Ничего я для тебя особенного не делаю. Учу, как всех.

– Благодарить и извиняться нетрудно. – Нина, отстегивая ремень, оглядывалась по сторонам, будто кого-то искала. – Это не признак слабости – извиняться.

– А признак чего?

– Вежливости. – Она вышла из машины с таким видом, будто и у нее тоже было срочное дело. А он почему-то не хотел, чтобы она ушла, не договорив с ним.

– Ты, что ли, вежливая?

– Разве вежливость недостаток?

– Да нет.

– Сильному человеку нетрудно быть вежливым. Это слабому трудно. Ему все время кажется, что весь мир против него, и он, грубя, пытается защищаться.

– Хочешь сказать, что ты сильная? – Он вспомнил в каком состоянии выковыривал ее из машинки детского автодрома.

– Нет. Сильный ты или слабый, все равно приходится в жизни идти своим путем.

Почему-то ему вдруг стало очень интересно узнать, что еще она думает по этому поводу, но вдали хлопнула входная дверь, и из мастерской вышел Михалыч. Следом за ним торопливо выбежала коричневая собачонка.

– Рыжик, Рыжик, пойдем! – Она не знала, как его зовут, назвала, как пришлось. Но она вытащила из сумки сверток, а Рыжик, как все собаки, прекрасно понимал этот жест и с восторгом устремился за ней.

Она поманила его за беседку. Там Рыжик в течение нескольких минут, урча, пировал, не в силах проглотить сразу всю вкусную еду, а Нина тем временем быстрым шагом удалилась со двора.

– Таня! – звонила она по мобильнику домой Пульсатилле. – Я освободилась! Пойдем по магазинам за продуктами! Может быть, тебе придет в голову свежая идея!

– Вспомни Булгакова! – назидательным тоном произнесла Пульсатилла. – Свежей должна быть осетрина, что касается идей, главная стара как мир: все должны нажраться от пуза! Сейчас выйду! – закончила она прозаически, и Нина улыбнулась и медленным шагом пошла вдоль бульвара.

Михалыч же и Роберт все еще стояли возле учебной машины во дворе.

– Сколько этому псу ни давай, он все равно выглядит так, будто умирает от голода, – заметил Роберт, наблюдая за дворовым питомцем, укрывшимся за деревянной беседкой. Когда пес с уже раздувшимся животом выбрался из своего укрытия, кое-что еще зарыв про запас, Михалыч открыл волновавшую его тему, из-за чего, собственно, и вышел из своей мастерской, завидев Роберта.

– Володька что-то давно не являлся! – сказал он с озабоченным видом. – Я бы съездил к нему, да Галка заболела.