Вера Колочкова - Обитель Синей Бороды Страница 43

– Значит, ты предлагаешь мне именно такую жизнь? А почему – именно мне, Марк? Только потому, что я похожа на твою жену?

– Ну… По меньшей мере нет ничего плохого в том, что ты на нее похожа. А почему – именно тебе? Не знаю почему. Может, и впрямь ассоциация сыграла свою роль.

– Нет, ты что-то недоговариваешь, Марк… Я чувствую, есть еще что-то, почему ты так за меня цепляешься… Тебя Соня своим уходом оскорбила, да? Она что-то не приняла в твоей концепции женского счастья? Взбунтовалась? И ты хочешь сейчас…

– Глупости. Не говори глупостей, никогда, прошу тебя. Соня умерла, ее больше нет. А ты – есть. И этим все сказано. Не морочь себе голову психоанализом. Побереги ее для других мыслей, более приятных. Скажи лучше – ты любишь путешествовать, к примеру?

– Не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом. Тем более я вообще нигде не была… У меня другая жизнь, Марк.

– Бедная ты моя девочка… Хочешь, поедем куда-нибудь? Хочешь в Венецию?

– Постой, Марк… Мы не о том говорим сейчас…

– О том, Соня, о том. Ну, давай же, переключайся скорее, смело ступай в другую жизнь!

Марк снова сел перед Соней на корточки, провел руками по ее бедрам и, с силой сжав их, вдруг глухо застонал.

– Нет! Не трогай меня, прошу тебя! – Она уперлась руками в его грудь. – Не надо, Марк… Я не могу, не надо!

– Но почему?.. – спросил он глухим, дрожащим голосом, наполненным страстью.

«Господи, как ему объяснить?!» – запаниковала Соня.

– Да потому, что я не Соня Оленина, а ты видишь во мне только ее! Своего ангела Соню, свою любимую Соню! А я… Я далеко не ангел… Я тебе еще не все про себя рассказала, Марк! Если ты узнаешь… Нет, я не могу! Мне лучше уехать – прямо сейчас! Пусти меня!

– Я не хочу ничего знать…

– Нет уж, послушай! Дело в том, что мой ребенок… Он болен, понимаешь? У него синдром Лежена… Ты знаешь, что это такое вообще – синдром Лежена?! Это…

– Замолчи! – вдруг тихо, злобно произнес Марк, отпуская ее. Как пощечину дал. И добавил еще тише: – Замолчи, слышишь?

Он резко поднялся, отошел к окну и встал к ней спиной. Соня вздохнула свободно, как будто с ее плеч свалилась тяжкая гора. Ну, вот и все… Все и разрешилось. Можно идти наверх, бросать вещи в сумку, вызывать такси… Она оперлась ладонями о подлокотники, собираясь встать, но вдруг Марк проговорил резко, не оборачиваясь:

– Сиди! То есть… извини, конечно. Погоди, сейчас поговорим…

Что это с ним? В голосе страх какой-то… Стоит, спина напряжена, кажется, дышит тяжело. Вот обернулся резко, глянул в упор.

– Ты могла не говорить мне об этом. Потому что это ничего не меняет, милая моя Соня.

– Но как же – не меняет? Теперь ты понимаешь, какое я ничтожество? Я же больного ребенка бросила, слышишь? Такое никому не прощают! Я и сама себе этого никогда простить не смогу!

– Упиваешься, стало быть, своей ничтожностью? Чувство вины мучает? Совесть терзает? Огласи уж сама весь список, пожалуйста. Может, я пропустил чего?

– Ну зачем ты так…

– А как надо? Нет уж, давай отделим мух от котлет… Не надо украшать себя страданиями, Соня, это же не сапфиры с бриллиантами, страдания-то. Надо с ними поосторожнее, иначе затянут в омут. А еще лучше – вообще не страдать.

– Хм… Как ты легко советы даешь, Марк…

– Нет, я не даю советов. Ты мне уже не чужая, чтобы я тебе советы давал. Давай лучше некий эксперимент с твоими страданиями проведем… Жестокий, но необходимый, как срочная полостная операция.

– Не надо! Я не хочу! И вообще зря я затеяла этот разговор… Мне плохо, Марк, не надо!

– Тихо, Соня, тихо. Я понимаю – когда операция идет, всегда плохо. Зато потом будет хорошо. Ну вот послушай меня, дорогая… Давай для начала отделим чувство вины от ощущений как таковых… Вот скажи мне честно – тебе самой хотелось посвятить свою жизнь такому ребенку? Были такие порывы, сердечно-душевные, искренние? Чего молчишь? Я прав, да? Ведь не хотелось, нет? Ты страшно боялась этого, правда? Ну, будь же честна, Соня!

– Нет… Нет, не хотелось… – выдавила она из себя хрипло, глядя ему под ноги. – Да, мне было страшно. Это же – навсегда, на всю жизнь… Надо посвятить себя… Это действительно трудно, Марк! И не тебе об этом рассуждать! Кто был в моей шкуре, тот поймет!

– Вот! Во-от, милая Соня, в чем собака зарыта! Именно в шкуре, это ты хорошо сказала! Оговорочка, так сказать, по Фрейду! Не в материнской любви, а в шкуре! То есть у тебя не было других ощущений, кроме шкурной подоплеки! Разве ты, убежав от своего ребенка, мучилась от того, что ты не можешь взять его на руки, прижать к себе? У тебя разрывалось сердце от тоски по своей кровиночке? Не от чувства вины, которое само по себе является комплексом и психическим неудобством, а именно – от тоски? Уж давай разделим эти понятия – любовь от сердца и любовь под шкурой…

– Это ты обвиняешь меня сейчас, да?

– Да господь с тобой… Нет, Сонечка, что ты. Наоборот. Я пытаюсь тебе доказать, что ты думаешь так же, как я… Разница лишь в том, что я проговариваю то, что думаю, а ты лжешь самой себе. Но в общем знаменателе мы оба с тобой – одной крови… Умей сказать себе наконец правду!

– Да не хочу я никакой правды!

– Это потому, что тебе страшно, Сонь. Не надо бояться… В конце концов, разве ты виновата, что твой ребенок… такой? Разве провидение спросило тебя, хочешь ли ты такой грустной судьбы?

– Нет. Не спросило. И никого не спрашивает. Женщина становится матерью, и это автоматически накладывает на нее обязательства по исполнению материнского долга. И любви к своему ребенку, каким бы он ни родился.

– Ой, только не надо всего этого пафоса – материнство, не материнство!.. К твоему сведению, настоящий талант материнства природа дает только каждой второй женщине. Чтоб от сердца шло, от органики, от сути. Это и есть – любовь. А остальные – ты права, они просто долг исполняют. Или, как сейчас принято говорить, радость материнства испытывают. Радость, понимаешь? Обрадовалась – и хватит с тебя. Вписалась в социальную функцию. А дальше – уж как судьба распорядится. Повезет, не повезет…

– Не знаю, Марк. В чем-то ты и прав, пожалуй… А только мне от этого вовсе не легче. Запуталась я…

– Ну, а что мы сейчас, по-твоему, делаем? Как раз распутываем твои проблемы, узелочки ощущений развязываем. И твое пресловутое чувство вины – это тоже всего лишь ощущение. Отпусти его, не дай взять над тобой верх! То, что произошло, уже произошло, Соня!

– Но я не могу, не могу… Как ты не понимаешь, что я не могу…

Слезы снова брызнули из ее глаз, она закрыла лицо, согнулась в кресле, опустив голову к коленям. Марк подошел, молча погладил ее по голове, потом заговорил тихо, будто убаюкивал, как ребенка:

– Ничего, Сонечка, ничего… Тебе просто нужно время… Время от всего лечит, в том числе от прошлого…