Попробуй меня разлюбить - Мария Николаевна Высоцкая Страница 43

Киваю.

— Поехали, — бросаю отрывисто и спешу на улицу, оставляя Леву разбираться с последствиями.

Душно. Расстегиваю пиджак и несколько минут стою у машины. Тянусь за сигаретами.

Перетряхивает от одной мысли, что она с Янисом. Если бы какой-то левый чувак был, я бы принял. Но тот, кого я знаю, только думаю — и сразу начинаю звереть.

— Дан, — Лева появляется словно из-под земли, — я там все уладил, — косится на двери ресторана, тут такое дело… Малахов тебя ищет.

Тот самый, которым меня в последнее время так часто пугает отец. Один из его подельничков. Шмелев, можно сказать, был его подчиненным. Поэтому эта тварь не могла не знать о Катином похищении. Вероятнее всего, сам его и одобрил.

Был ли мой отец при делах, определить сейчас сложно. В последние месяцы он сильно сдал и сам отполз от дел. Мне даже делать для этого ничего не пришлось.

По сути, они могли провернуть все за его спиной, опасаясь, что я узнаю. О моей связи с дочкой Токмана многие были наслышаны.

— Что хочет? — подношу зажигалку к кончику сигареты. Щелкаю кнопкой.

Параллельно пишу своему человеку, чтобы он отыскал Катю.

— Чтобы ты пояснил по Шмелеву и его ребятам.

— Да, восемь трупов, помню, — затягиваюсь, выпуская дым в небо. Сегодня до тошноты солнечно.

— Девять, — напоминает Калугин не без легкой ухмылки.

— Девять, — киваю. — Куда едем?

— В его клуб.

— С каких пор притон со шлюхами называется клубом? — улыбаюсь и сажусь в машину. Сигарету выбрасываю по пути. — Что у нас по вопросу с ювелиркой?

— Работаем. Ты же знаешь, реанимировать бизнес, который многие годы был чисто для отмывания бабла…

— Да понял.

У отца есть ювелирный завод. Работает он через пень-колоду, все для отмыва кеша. Два месяца назад я начал подвижки для его, скажем так, полной легализации. Пришлось дать немало взяток и поругаться не с одним «серьезным человеком». Через папашу многие бабло отмывали. Он этим и зарабатывал. Жил на проценты, можно сказать. Хотя основной доход, конечно, его грязные делишки со Шмелевым и компанией. Малахов там всем рулит. С ним я еще с глазу на глаз не общался.

Достаю мобильник и набираю Токмана.

— Иван Александрович, Малахов назначил мне встречу.

Токман уже не первый год роется в этом деле. Отец, Малахов и покойный Шмелев последние пару десятилетий занимаются работорговлей. По мнению Токмана, их покрывает кто-то из органов. А так как Катин отец из УСБ, в какой-то момент наши с ним интересы пересеклись. Он хочет накрыть влиятельную верхушку в погонах, я — уничтожить отца и всех тех, кто причастен к смерти матери.

— Может, ребят вызвать? — Лева осматривается в узком коридоре, по которому мы следуем прямо к Малахову. В спины дышат двое амбалов.

— Трухнул? — улыбаюсь, почему-то именно сейчас чувствуя обжигающие импульсы от спрятанного под пиджак стечкина.

— Мало ли.

— Визит у нас дружеский, — толкаю дверь.

Заходим без стука. Малахов сидит на диване. На коленях у него полуголая девица. На столике дорожка и бутылка вискаря.

Так называемый кабинет в его «клубе» выглядит как ложе для траха. Диван, плазма, у стены огромная кровать. Шторы бордовые, свет сюда практически не попадает. Освещение приглушенное, а где-то сверху долбит музыка.

— Ты хотел увидеться? — сажусь в кресло напротив.

Внутри меня кошмарит. Снаружи — и мускул не дрогнул. Чувствую, как по спине пот стекает, а сам рожу кирпичом строю.

У этой встречи только два исхода. Либо мы уйдем отсюда на своих двоих, либо…

— Анечка, наедине нас оставь, — отзывается хозяин клуба.

Девица спрыгивает с Малаховских колен и, виляя задом, выходит за дверь.

Как только она захлопывается, в мой висок втыкается дуло пистолета. Леву тоже держат на мушке. Амбалы не промах, однако, шустрые.

— Хотел, Данис. Я выпью, с твоего позволения. Вторые сутки мигрени.

Малахов наливает себе виски. Делает глоток. Морщится, будто и правда страдает головными болями, а потом вытаскивает ствол, который оказывается зажигалкой. Прикуривает.

— Я только одного не понимаю, — начинает разводить демагогию, — девять человек. Шмелев, — выделяет фамилию этого козла интонацией, будто он охренеть какая выдающаяся личность, — Петя хороший мужик был, дельный. И все из-за бабы. Ментовская дочка, — хмурится, — может, ты под ее батю лег?

— Ты знал, что ее трогать нельзя, и дал Шмелеву добро, — проговариваю четко, несмотря на то, что пять минут назад себя уже похоронил. Ствол к моей башке до сих пор приставлен.

— Был уговор, знаю. Но у Пети с Токманом дело семейное. Кровь за кровь. Такое с рук спускать нельзя.

— Ты слово дал, — делаю акцент на его же понятиях. — Как так получается, Константин Евгеньевич? — подаюсь чуть вперед.

Дуло упирается в висок с бо́льшим давлением.

Умирать мне страшно. Любому, кому есть за что цепляться, страшно. Плевать только наглухо отбитым или самоубийцам. Хотя подозреваю, последние тоже не испытывают особой смелости.

Выдыхаю. Знаю, что они меня не убьют. Не сегодня точно. Из этого притона я должен выйти живым. Малахов это понимает. Та информация, что я нарыл, может привести его к смерти, и он в курсе. Я поделился тезисами из кипы бумаг, который перелопатил еще год назад. Рискованно. Но это развязало мне руки.

Если я сдохну, в лучшем случае его посадят. В худшем — прикопают свои же, чтобы замести следы.

— Ты бы так за свою жену переживал. Хотя понимаю, Катюша — девка самый сок. На такую сложно не повестись.

— Вы меня позвали зачем? Напугать? — поворачиваюсь лицом к своему палачу, что держит ствол. — Тогда один выстрел сейчас решит все ваши проблемы или добавит новых. Решать только вам, — тянусь к бутылке и беру со стола пустой стакан. Наливаю.

Жидкость стекает по горлу раскаленным металлом. Стискиваю зубы, снова упираюсь глазами в Малахова.

— А я говорил твоему отцу, что идея плохая. Ладно, будем считать, что мы друг друга просто не поняли. Человеком меньше, человеком