Мой палач. Реквием (СИ) - Ромеро Екатерина Страница 43

Следом за Асей прибежали дети и тут уже я понял, что поплыл. Я скучал по ним обоим, и если Эмир меня быстро признал, то Амели осторожничала. Она еще очень маленькая и я чувствую, что мне придется постараться, чтобы завоевать ее доверие, но она сделала первый шаг, робко протянув мне конфету. Я же до одури захотел поднять дочь на руки и прижать к себе, но не стал этого делать. Не хотел пугать да и сейчас не хочу. Она на шрам мой смотрит с опаской и я понимаю, что боится. Амели очень похожа на меня, однако внутри она как Ася. Идентично хрустально чистая. Как маленький ангел, который был нам послан, чтобы иметь шанс мне все исправить.

Нет, заново уже не начать и не переиграть былое, но все равно. Еще есть шанс, что мы справимся и теперь я хочу жить. Впервые за столько времени я отлипнуть от них не могу. Не один. Я наконец-то больше не один в этом мире.

Ася и дети. Есть у меня семья. Мое самое дорогое и ценное, которое я хочу спрятать от всего мира. Ася призналась, что любит снова и искренне, хотя я думал, что ненавидит она меня после всего, но нет. Получив дочь, Ася словно ожила. Она расцвела, наконец-то ее глаза загорелись счастьем. Эта чистая девочка не знает ненависти. Я же тоже признался. Как пацан перед ней, что люблю. Дико, сильно, искреннее и невозможно просто. Мотылек мой ласковый. Мы до вечера ходим, не разрывая рук. Все отпустить ее от себя не могу. Не получается, а вечером…мы наедине остаемся и я просто купаюсь в ее ласке и нежности понимая, что скучал просто до одури!

Ася…Какая она стала, еще лучше, от чего теперь заводит меня вообще с полу оборота.

Одно только херово — она боится меня, но подпускает к себе. Точно дикая лань, мне приходится приручать ее, но лань эта такая чувствительная, что как только я прикасаюсь к ней то понимаю, что Ася хочет. Не меньше чем я, хоть я сдерживаюсь.

Я думаю, что свихнусь в первый раз ее взять после того, как думал, что потерял. Боюсь ранить, сделать больно, но Ася позволяет. И сама вскоре просит, касаясь меня везде, реально, везде.

Мне же рвет крышу от кайфа. После родов Ася становится более открытой и чувствительной и я просто охреневаю каждый раз ней, с ней одной только, упиваясь шелком ее волос, запахом земляничным, шикарным телом и лаской.

Как девочка целует меня, а мне точно псу, хочется еще и еще. Чтобы гладила, касалась, мурчала, спину мне царапала, что угодно делала, мне хорошо.

Но есть то, что никуда не делось. Ее шрамы. Никуда они не пропали что на теле, что в душе, и нам жить с этим, но она дает мне шанс. Шанс, которого уже давно не было, все равно дает и я беру его голодными руками, стараясь сохранить то самое ценное, которое получил.

Мне никогда не было так хорошо как сейчас, так спокойно с ней, охренительно в постели и просто рядом.

Ася говорит что простила, но я знаю, она помнит прекрасно мою жестокость и мне жизни не хватит, чтобы избавится от ее страха, но я буду стараться, чтобы видеть этот блеск счастья в ее глазах, который я уже вижу прямо сейчас, когда она сидит рядом со мной на террасе у моря, обняв меня за торс и прижимаясь, точно котенок.

Ася. Моя нежная девочка дарит мне то, чего мне всю жизнь не хватало — семью. Дарит ласку, любовь и я тоже люблю. Впервые с нею и навсегда. До дрожи в теле.

***

Все меняется очень быстро и я только успеваю за этими переменами. Мы переезжаем. Тимур увозит нас к морю. Тому самому, где я была без него одна с детьми, только в дом побольше.

В эти дни я много думаю о ненависти…Я познала страшную ненависть от Беса, а после такую же испытала думая, что потеряла ребенка по его вине. Но если бы не эта ненависть, острая, жгучая, сильная, мы бы с Бесом не встретились. Не было бы ее, моя любовь к этому жесткому мужчине тоже бы не проросла.

Сначала она пробилась, как хрупкий слабый росток среди камней, а после…моя любовь расцвела, как огромный куст роз. Да колючих, да извилистых, но таких желанных, наших, красивых. Теперь мы строим все заново и оба осторожничаем. Пройдя через ад вместе, в раю с Тимуром мы тоже вместе оказываемся.

Мы оба совершали ошибки. Страшные, дикие, болезненные. Оба ненавидели, оба и любили. Сильной, ненормальной любовью, которая нас обоих едва не лишила жизни.

Мы вместе теперь. Со страхом, сожалением и болью, но и с любовью тоже. Тем самым искренним и светлым чувством, которое словно маленький огонек, распаляется у нас с Тимуром и горит. Мы только сдерживаем его, чтобы снова не обжечься, чтобы просто было тепло.

Амели привыкает к Тимуру даже быстрее, чем я думала, а маленький Эмир ко мне. Они оба наши малыши, а мы их родители и обожаем наших детей. Дочь любит меня, мамой зовет, а Беса почему-то папочкой всегда. Не знаю, откуда даже пошло это. Она обожает его и Эмир тоже. За отцом в огонь и в воду побредет, любит его, да и я люблю, чего скрывать. Этого угрюмого, закрытого, часто сурового мужчину люблю сильно, порой так остро, что аж самой страшно от этого чувства.

Моим приемным родителям я звоню часто и теперь не плачу в трубку. Мне не о чем плакать. Мама знает, что я счастлива и...замужем. Мы с Бесом расписались тихо, в присутствии одних только детей и наконец, мы не просто так теперь носим кольца, вообще не снимая. Я его жена. Бесаева я. Добровольно ею стала.

Еще новость — Виктор женится на прекрасной женщине Ксении. Они жили вместе пятнадцать лет и сразу после нашей свадьбы свою запланировали. Видать поняли, что не надо тянуть, как мы. Только у нас с Бесом так получилось, через ад пройти, чтобы вместе быть.

Мы с Тимуром уже приглашены на торжество, хотя…мы с детьми там будем единственными гостями. Виктор не любит большие компании и что хорошо, они с Тимуром помирились. Они часто говорят. Виктор остается преданным другом Беса. Я же много думаю и ни о чем не желаю. Ни разу не пожалела, что решила вернутся к Тимуру. Раньше я хотела, чтобы Бес поменялся, однако после поняла, что я люблю его таким, какой он есть. Мрачным, серьезным, грубым. Именно таким он мне нравится, поэтому я его просто приняла, узнала, ведь давно уже любила.

Узнав правду о своей семье, Тимур злится на дядю и на себя, но больше никогда не делает мне больно. Ему самому больно и часто, он сожалеет за содеянное, но в моей душе больше нет места ненависти.

Ее просто нет. Хватит. Я просто хочу быть счастливой с ним, несмотря ни на что и кажется, у нас получается.

— Папочка, Эмир не дает мне его машинку иглать!

Мы на пляже гуляем. Амели, как обычно дразнит Эмира, а после идет к Бесу жаловаться. Кутаюсь в легкую накидку, ступая босиком по горячему белому песку. В лицо дует теплый ветер. Мне так спокойно и хорошо. Наконец-то я счастлива. Со своим Бесом.

— Птичка, у тебя кукол целая гора. Зачем тебе машинки?

Дети носятся вокруг Тимура, пока он не ловит их обоих и не подхватывает на руки. Его руки зажили через три месяца, но остались жуткие шрамы, которые я иногда целую, слыша рычание зверя. Бес злится, когда я так делаю, а я не могу. Я эту боль ему причинила, это уже моя вина, за которую себя корю, но Бес говорит, так было нужно. Нам обоим. Говорит, что больше не злится, простил, ведь уже наказал меня за это в нашу первую ночь примирения, когда мы не спали ни минуты, наслаждаясь друг другом до утра. Конечно, это было вовсе не болезненное наказание, а такое, от которого я плакала только от удовольствия. С ним.

— В чем дело, Эмир?

Наклоняясь к мальчику, спрашивает Бес, а я любуюсь им. Красивый, высокий крепкий мужчина, Тимур привлекает к себе, как магнит притягивает и я ночами отлипнуть от него не могу.

Мы как голодные звери и это не проходит. Все насытиться не можем, любим сильно и Бес делает все для того, чтобы я забывала о страхе, оказавшись с ним наедине, потому что я в ласке его купаюсь, в нежности и страсти, от которой живот таранят миллионы бабочек.

— Папа, скажи Амели, чтоб не дразнила. Я взрослый, пусть с куклами играет! А ты, чуть что, к папе бежишь жаловаться!