Ребекка Донован - Страдать, чтобы простить Страница 44

– Мы здесь, – отозвалась Сара.

Не зная, что ждет меня в гостевой комнате, я осторожно вошел.

– Блин! – невольно вырвалось у меня, когда я увидел в ванной сидевшую по-турецки Сару. У нее на колене покоилась голова бледной как смерть Эммы.

– Тсс! – остановила меня Сара. – Не так громко.

Я обреченно вздохнул и тихо спросил:

– Сара, что ты собираешься делать? Через сорок минут вам надо быть в церкви.

– Знаю. – Лицо Сары скривилось, словно от боли. – Уф… Дай мне только поставить ее под душ. Можешь позвонить маме, передать, что мы немного задерживаемся.

– Конечно, – ответил я и, бросив прощальный взгляд на эту трагическую сцену, вышел из ванной.

– Эмма, ну давай же! Поднимайся! – ласково уговаривала Сара, ползая по полу на коленках. С трудом приподнявшись, я ухватилась трясущимися руками за край ванны.

Сара стащила с меня платье и развязала марлевую повязку; беспомощная, как младенец, я плюхнулась в ванну.

– Дико болит голова.

– Когда ты в последний раз хоть что-нибудь ела? – спросила Сара.

В ответ я только пожала плечами, поскольку с тех пор, как я поднялась в Калифорнии на борт самолета, у меня маковой росинки во рту не было.

Неожиданно Сара окатила меня водой из душа.

– На, возьми. – Она протянула кусок мыла, и я принялась тупо намыливать тело.

– Я позвонил твоей маме, – крикнул через закрытую дверь Эван. – Она просила тебя перезвонить ей, когда будете выезжать. Увидимся в церкви.

– Эван! – Сара бросила гибкий шланг на дно ванны, вода из душевой головки полилась прямо на ноги.

– Понимаю, ты не обязан этого делать, но без твоей помощи мне не обойтись, – выпалила Сара, ее обычно сияющие глаза были затуманены печалью.

– Чем могу быть полезен? – ровным тоном спросил я.

– Нам необходимо доставить ее в церковь. Но сомневаюсь, что она будет в форме, а одной мне не справиться. Ты не мог бы остаться? Ты поможешь?

Я молча кивнул, не в силах найти нужные слова. У меня окаменело лицо. Дела обстояли хуже, чем я думал. Эмма реально находилась в весьма плачевном состоянии. Наконец я сказал:

– Жду тебя в холле. Крикни, если понадоблюсь.

– Может, найдешь лекарство от головной боли и что-нибудь перекусить? Она уже несколько дней ничего не ела. – Неожиданно у Сары задрожал голос.

Я кивнул и вышел из комнаты.

Но, уже закрыв за собой дверь, почувствовал, что меня душит гнев, гроздья которого зрели в моей груди с тех пор, как мы нашли ее на полу стенного шкафа. Если честно, я толком не понимал, на кого, собственно, злюсь, но глупо было бы отрицать, что с той минуты, как я снова ее встретил, у меня все пошло наперекосяк.

На кухне Джаред уже помогал маме надевать жакет. Я резко остановился и попытался разжать кулаки.

– Аналайз, а ты что здесь сделаешь? – удивленно спросил я, увидев на пороге миниатюрную фигурку.

Она подняла на меня большие грустные глаза.

– Я приехала ради тебя. – Она покосилась на маму, явно не желая объясняться со мной в ее присутствии.

– Там наверху все нормально? – Мама казалась очень спокойной, но ее лоб перерезала тонкая морщинка, свидетельствовавшая о том, что мама отлично понимает, в каком затруднительном положении я оказался.

– Да, – осторожно ответил я. – Все под контролем.

– Нам с Джаредом по пути в церковь придется кое-куда заехать. Мы тебя там увидим? – Она наклонилась и подставила мне щеку для поцелуя.

– Я не задержусь. – Я метнул взгляд в сторону Аналайз, стараясь держать себя в руках.

Наконец мама с Джаредом вышли из дома, причем брат упорно отказывался на меня смотреть. Оставалось только догадываться, что сейчас творится у него в голове.

Тогда я повернулся к Аналайз:

– Я все еще не совсем понимаю, что привело тебя сюда. Тем более сегодня.

– Очень сожалею, что не была вчера на поминках, – шагнув мне навстречу, тихо сказала Аналайз. Она подняла руку, словно хотела дотронуться до меня, но, заметив, что я напрягся, поспешно отпрянула. – Вот уж не ожидала, что ты пойдешь.

– Неужели? Как я мог не пойти?!

Она потупилась. Похоже, ее не устроило мое объяснение.

– Мне казалось… Мне казалось, ты больше не хочешь иметь с ней ничего общего. Но…

Когда мама наконец разрешила мне покидать кампус и я иногда находился буквально в нескольких часах езды от Эммы, мои мысли стали постепенно принимать несколько другое направление.

– Аналайз, никак не могу взять в толк, чего ты добиваешься. – (Удивленная моим тоном, она резко вскинула голову.) – Мы с прошлого лета с тобой не общались. И твое появление здесь можно объяснить только тем, что ты узнала о приезде Эммы в Уэслин.

У Аналайз вдруг заблестели глаза, нижняя губа трогательно задрожала.

– Я просто не хотела, чтобы ты снова страдал. Я беспокоилась о тебе, вот и подумала… Подумала, что тебе может понадобиться друг. Потому что ты мне по-прежнему не безразличен. И еще я подумала, что снова, как в старые добрые времена, могу стать тебе тем самым другом.

Мне было безумно стыдно за свою несдержанность. Наверное, она действительно пеклась обо мне, что, однако, не означало, будто я хотел ее здесь видеть.

– Аналайз, не уверен, что мы можем снова стать друзьями. Только не после всего, что со мной произошло. Прости.

Она кивнула, старательно сдерживая слезы.

– Эван, она тебя погубит. – С этими словами Аналайз круто развернулась и выскочила из кухни.

Эван появился на пороге с кокосовой водой в одной руке и баночкой аспирина и пончиком – в другой. Он замер, увидев, как Сара застегивает мне сапог на раненой ноге. Я боялась, что от высоких сапог нога еще больше разболится, но вроде бы обошлось.

Я молча наблюдала за тем, как он ставит все, что принес, на прикроватный столик. Но он упорно отказывался смотреть на меня. Правда, если я сейчас выглядела так же, как я себя чувствовала, то наверняка была страшнее смерти.

– Готова? – спросила Сара. – Думаю, да. Эм, просто не знаю, что делать с твоими глазами. Они у тебя красные и опухшие. – После секундного размышления она порылась в сумочке и достала пару большущих очков от солнца. – Вот, надень.

Я послушно надела очки, и резь в глазах как рукой сняло. Затем Сара дала мне две таблетки, которые я запила кокосовой водой, и протянула пончик. Но я решительно затрясла головой и скривилась – от одной только мысли о еде к горлу подступила тошнота.