Татьяна Алюшина - В огне аргентинского танго Страница 44

– Ну что ж, господа селяне, – отперев ворота, повернулся к людям Глеб, – я постараюсь с вашим товарищем разобраться. Как его зовут, кстати?

– Витяй. Ну, в смысле Виктор, – ответил невысокий мужичок и добавил зачем-то: – Крапивин.

– С Виктором Крапивиным, – кивнул Глеб.

И он вернулся к машине, сел за руль и медленно заехал через распахнутые ворота на участок, явно не приглашая митингующих в гости. Но они сами, пройдя следом за его джипом до гаража, затоптались там в нерешительности. Глеб тяжело вздохнул, вышел из машины, намереваясь попросить посторонних удалиться с его частных владений, и в этот момент какая-то непонятная фигура метнулась к нему из-за угла гаража.

– Я отработаю! Только овес не забирай! – закричал странный мужичок и ухватил Глеба за рукав.

Народ дружно ахнул от неожиданности, и только Протасов остался спокойным.

– Я так полагаю, что это и есть ваш Витяй, – заметил он, внимательно разглядывая виновника сельских волнений.

Невысокий, сухонький мужик в потертом заскорузлом тулупе и валенках, совершенно неопределенного возраста – могло быть и тридцать, а могло и все шестьдесят, явно крепко закладывавший долгие годы, смотрел на него умоляющими глазами, полными муки душевной и близкими слезами.

– Помрут они с голоду, на погибель их и бросили, фашисты энти! – прокричал мужичок и заплакал.

– Так, – строго распорядился Протасов и отцепил его пальцы от рукава своей куртки. – А теперь четко и ясно докладывай: кто помрет и кто кого бросил?

Из сбивчивой нервной речи конюха удалось разобрать, что прежние хозяева оставили в конюшне запертыми лошадку и коня. У лошади сильно повреждена правая передняя нога, видимо, верхом на ней кто-то неумелый пытался взять препятствие, да не смог управиться, вот она ударилась и разбила ногу, перелома нет, но рана глубокая, лечили ее неправильно, и сейчас она совсем плоха.

А у коня что-то с внутренностями, непонятно пока, смотреть надо, так он вообще лежит, спасать срочно требуется. За лечение надо было платить, и перевозка дорого стоит. Да даже на мясо чтобы сдать, надо было заказывать транспорт и оплачивать перевозку, к тому же лошадка породистая, достаточно молодая, ее могли бы на мясо и не взять, да еще и сообщить куда следует за такое обращение с животным. Вот они их и бросили! Закрыли в денниках и уехали! Нелюди! Сволочи!

Хорошо хоть он, Витяй, как сердцем почуял, ходил тут рядышком, да услышал, как она кричит, плачет! Они ж третий день без воды и корма! Так он пробрался, напоил и за едой вот отправился.

Народ заволновался осуждением, но Протасов быстро пресек это выездное заседание сельсовета:

– Значит, сделаем так, граждане, – распорядился он. – Ветеринар в селе есть?

– Есть, есть! – опередил всех Витяй, наполняясь надеждой. – Неплохой ветеринар, еще старой школы, Павел Николаевич.

– Очень хорошо, – кивнул Глеб, и вот тут-то он острым, наметанным глазом руководителя и выцепил из толпы Колю и обратился к нему: – Вы водить машину умеете?

– Умею, – кивнул тот.

– Вот вам ключи, – он протянул брелок с ключами мужику. – Берите мою машину и привезите сюда ветеринара, прямо к конюшням и подъезжайте. И пусть возьмет все необходимое, – он повернулся к людям, достал портмоне и поинтересовался у пострадавшей гражданки, сколько стоит этот мешок зерна.

– Так что ж я, нелюдь какой? – возмутилась женщина. – Раз там лошадки с голоду помирают, так что ж…

– Вот, – отсчитав несколько купюр, протянул он ей, – берите, этого хватит?

– Та конечно ж! – осталась при своем интересе гражданочка.

Людей он выставил, ветеринара дождался, и выяснилось, что лошадки очень плохи, обе. Совершенно неумелый уход, человеческая тупость и какое-то беспредельное бессердечие. Чтобы не дать погибнуть животным, пришлось с ними заниматься всю ночь. Вот Глеб, Павел Николаевич, Витяй и добровольный помощник Коля и провозились с ними. Спасая.

На следующее утро Витяй высказал Протасову две просьбы, предварительно выяснив:

– Ты, Максимыч, от лошадок-то избавляться не будешь?

– Сначала их надо выходить, а там посмотрим.

– Я выхожу! Ты только дозволь мне при них остаться, я не в ущерб тебе обойдусь, маманя мне еду носить станет, – смотрел беспокойно он в глаза Протасову.

– Зачем же маманя, – покачал головой Глеб. – Оставайся, конечно, только пить у меня нельзя.

– Не, это теперь не про меня, – пообещал Витяй. – Ты вот еще что, Глеб Максимыч, – и замялся перед просьбой, переступил с ноги на ногу. – Мне бы, что ли, баньку истопить. Помыться надо, чтобы дух водочный ушел, а то не любят лошади алкоголя, не признают за своего.

Вместо бани отправил его Протасов в собственную ванную. Где Витяй долго и старательно намывался, а Коле пришлось снова съездить в село и привезти для него из дома чистое белье и одежду.

Глеб же задал некоторые вопросы Коле и, узнав, что он с женой здесь работали и как их вчера ночью-то выгнали, тут же предложил приступить к работе у него.

– Вот так, – закончил рассказ Протасов, когда они вошли в дом.

– Это те самые лошадки? – спросила Лиза, покоренная его рассказом.

– Те самые, – помог он ей снять куртку. – Зорька сильно болела. Теперь прихрамывает, у нее воспаление надкостницы было, так запустили рану, но Витяй выходил, как с детьми с ними возился. Вообще-то ее зовут Заринда какая-то там какая, но Витяй сразу стал называть ее Зорькой, ну и мы за ним. А Малыш и был Малышом, он не породистый.

– А что с ним случилось?

– Отравился сорной травой, сено ему некачественное, плохое дали, а у лошадей очень нежные желудки.

– Чайку? – встретила их в кухне вопросом Вера.

– Как раз хотели попросить, – кивнул Глеб, – замерзли гулять.

Они с Лизой расположились за столом, уже накрытым к чаю.

– И ты решил их у себя оставить? – завороженная историей, продолжала расспрашивать Лиза.

– Кого? – усмехнулся он.

– Всех! – рассмеялась она.

– А куда ж я от них денусь? – наигранно тяжело вздохнул Протасов.

– А что, бывшие хозяева не потребовали добро назад?

– Когда я им дозвонился и объяснил, во сколько им обойдется тот «сюрприз», что они мне оставили, если ими займутся мои адвокаты, они быстренько, через два дня уже, прислали мне все документы на лошадей и дарственные на них. Так я и стал владельцем кобылы и коня. Знаешь, пока Малыш еще мог стоять и двигаться, он все пытался помочь Зорьке и разбить перегородку копытами. А когда только-только встал на ноги, то сразу к ней потянулся, просился, ну, мы его к ней пустили, а он ее гладит головой, подбадривает, и все бок свой подставляет, чтобы оперлась, и ей легче стоять было, а у самого ноги от слабости подкашиваются.