Просто одна ночь - Чарити Феррелл Страница 44

О, черт. Святые угодники. Это переходит в область, к которой я не готов. К которой не готова Уиллоу.

Я сжимаю ее бока поверх одеяла.

— Милая, Уиллоу — просто папина подруга.

— И моя подруга, — поправляет она.

— И твоя подруга.

— Она часто потирает животик. Мама Марси делала это все время, когда у нее там был ребенок. У Уиллоу внутри есть ребенок?

И все стало еще сложнее.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

УИЛЛОУ

— Ты слишком много думаешь, — говорит Стелла по телефону. — Ты же не можешь всерьез поверить, что Даллас возится с какой-то другой цыпочкой по имени чертова Синди. Я никогда не слышала о Синди, а это значит, что о ней здесь не думают.

Я думала, что ночь в отеле была сумасшедшей.

Но это ничто по сравнению с сегодняшним днем.

Я провела утро с Далласом. Мы пообщались с его дочерью. Женщина сказала мне, что он тусовался с ней. Мейвен спросила меня, есть ли у меня дети, и я немного соврала ей. У меня нет детей… пока.

— Она сказала, что он ел ее еду. Точнее, жареную курицу, — утверждаю я.

— И?

— И? — кричу я. Почему она не соглашается с тем, что это проблема?

— Разве есть ее еду означает есть ее вагину или что-то в этом роде? Жареный цыпленок — это кодовая фраза, о которой я не знаю?

Я опускаюсь на диван и стону.

— Я не знаю. Я просто… — Просто не хочу, чтобы он влюбился в другую женщину. Мне лучше начать готовить еду в стиле Бетти Крокер, чтобы конкурировать с жареной курицей этой цыпочки. Пора позвонить в KFC и узнать их секретный рецепт.

— Поверь мне, ты единственная женщина, с которой Даллас проводит время. Черт, даже разговаривает с ней.

— Если ты этого не видишь, это не значит, что этого не происходит. Ты не видишь, что я наблюдаю, как ты трахаешься с Хадсоном, но я знаю, что вы, ребята, трахаетесь.

— Ни хрена себе, — вырывается у нее.

— Что, черт возьми?

— Ты влюбилась в него, не так ли? Дело не в том, что вы переспали прошлой ночью, и не в том, что вы хотите быть вместе ради ребенка. Ты влюбилась в него.

— Что? — кричу я. — Нет! Абсолютно нет! — У меня хорошо получается лгать и отрицать свои чувства.

— Да ладно. Это же очевидно. Вы встречались, ужинали, орально ласкали друг друга перед сексом, забирали его дочь из лагеря. Все это — влюбленность друг в друга.

— Это не очевидно. — Я делаю глубокий вдох, чтобы изменить тон своего голоса и звучать более сдержанно. — Не считай, что я, убедившись, что папочка моего ребенка не психопат, влюбилась в него.

Она резко вздыхает.

— Ты будешь должна мне сто баксов, когда вы двое официально станете встречаться. Я могу взять их из твоей зарплаты. Я спрошу Хадсона, не происходит ли чего с Далласом и цыпочкой с жареными цыплятами.

Я фыркнула.

— Как будто он тебе скажет. Даллас — его брат. Братский кодекс.

— Я могу быть очень убедительной со своим мужчиной. Поверь мне.

Я вытянула ноги и измерила свой живот — то, что я делала каждый вечер, чтобы отслеживать свой прогресс.

— Я начинаю сомневаться в своем решении заставить вас снова быть вместе. От всего этого любовного дерьма меня тошнит.

Она смеется.

— Тебя тошнит от утреннего недомогания. Я не могу дождаться, когда вы с Далласом признаетесь, что любите друг друга, и я смогу выплеснуть все это тебе в лицо. Я буду единственной, кто закатывает глаза на твое влюбленное дерьмо.

— Неважно. Даллас влюблен в свою жену, которая умерла. — Я веду себя как дурочка, жалею себя, но в этот момент я снова начинаю отталкивать его. Мое сердце готово вернуться в одиночество. Сердце не может быть разбито, если ты его не отдаешь. — Он всегда будет влюблен в нее, и я сомневаюсь, что это изменится в ближайшее время.

Она издала длинный вздох.

— Люди живут дальше. Он все еще может любить ее и тебя.

— Люди могут жить дальше, да, но человек, влюбленный так глубоко, как Даллас? Нет. — Раздается звонок, и я отвожу телефон, чтобы проверить определитель номера, пока она не продолжила свой спор. — Давай я тебе перезвоню. Мне звонят.

— Это звонок от Далласа?

— Спокойной ночи, лучшая подруга.

Она смеется, когда я завершаю звонок, чтобы ответить на его.

— Алло? — Я закрываю рот рукой, жалея, что приняла звонок. Я еще не подготовилась к этому разговору. Я должна взять себя в руки.

— Гипотетическая ситуация, — выдыхает он с напряженным голосом. — Что бы ты сказала, если бы я сказал, что Мейвен знает, что ты беременна?

У меня даже нет времени подумать о том, что я скажу, прежде чем я кричу в ответ:

— Я бы сказала, что ты сошел с ума, и она ни за что бы не узнала, если бы кто-то, скажем, ее отец, не сказал ей.

— Еще одна гипотетическая ситуация. Что бы ты сказала, если бы я сказал, что Мейвен знала, что у нас будет двойня?

— Что? — взвизгнула я. Он и его длинный язык. — Ты совсем с ума сошел!

Он простонал.

— Я ничего не мог поделать! Моя шестилетняя дочка — чертова шептунья. Она спросила меня, беременна ли ты, потому что ты терла свой живот, как гребаная мамаша Марси.

— Мама Марси? Кто это?

— Другая беременная женщина, я полагаю.

— Позволь мне прояснить это. Она спросила, беременна ли я, потому что я потираю живот, как другая беременная цыпочка?

— Верно.

— И ты решил, что важно это подтвердить?

— Опять верно.

— Ты спятил? — кричу я.

— Я не знал, что делать. Я не могу лгать своей дочери.

Черта с два он не может. Я буду все время врать своим детям о том, о чем им еще рано знать.

— О, правда? Значит, ты сказал ей, что Санта-Клауса не существует, а пасхальный кролик — это ты?

Он смеется, но старается, чтобы его голос звучал серьезно.

— Ты понимаешь, о чем я.

— Ну, ты мог бы, не знаю, перевести разговор на кукол Барби или что-то в этом роде? Попросить ее устроить чаепитие? Поговорить о чем угодно, только не о моей матке.

— Мы не можем устраивать чаепития перед сном, — объясняет он.

— Этот фальшивый кофеин вреден для детей и их плюшевых собак после того, как зажигаются фонари,