Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная Страница 44

— Шутить можешь со своей женой и со своим ребенком, — шиплю разъяренной кошкой. — Из-за тебя пришлось одеться в старый дедов халат, а детей положить спать без маек. Они почти до трусов промокли. Чистили мы зубы засохшей пастой, а она от пародонтоза! Волосы высушить тут нечем, — хватаюсь за прядь и демонстрирую ему влажные волосы, как бы намекая, что всё это по его вине. Всеми неудобствами мы обязаны его прихоти.

— Ева, успокойся, наверху точно тепло, а здесь камин, садись, суши волосы, — миролюбиво показывает мне на шкуру, разложенную перед камином, предлагая сесть и согреться. Искушение отказать велико, но, в конце концов, я просто хочу поговорить. И только!

Устраиваюсь на шкуре, вытягивая вперед голые ноги, сушу волосы и устало прошу у Давида, который уселся рядом со мной:

— Оставь уже нас в покое, Горский. Отправляйся к своей жене. Что ты вокруг меня ходишь? Ты всё равно ничего не добьешься.

— Будущей? — вдруг наклоняется он и шепчет мне в ухо: — Я согласен.

Задыхаюсь от негодования и толкаю его в грудь, чтобы не смел находиться так близко от меня. Но ему мой тычок как слону дробина.

— Не знаю уж, на ком ты женишься второй раз, но уже заранее сочувствую твоей жене, — отпускаю язвительный комментарий.

— О, вряд ли эта прекрасная во всех отношениях женщина нуждается в жалости… — говорит он и цепко ловит мою ладонь, целует в центр и продолжает: — Скорее, ей будут завидовать все женщины города, что отхватила себе такого перспективного мужчину.

— Слишком льстишь себе, Горский, — фыркаю, но взгляд всё же отвожу, не хочу, чтобы понял, что его слова и касания действуют на меня хлеще любых поползновений Олега. — Конечно, делец ты хороший, перспективный, тут я не спорю! Ушлый. От собственных детей отказался, чтобы жениться на богатой наследнице.

— Ева, мы ходим по кругу, — Давид прикрывает глаза, видимо осознав, что шутками нашу проблему не решить, и его лицо принимает серьезное выражение. Взгляд въедливый, пристальный, Горский смотрит прямо в душу, будто намеревается вытащить все мои тайны наружу. — Я люблю мальчиков и хочу стать им хорошим отцом, независимо от того, получат ли они это гребаное наследство, — хмурится и цедит каждое слово.

— Ну-ну, — не могу не выступить против. Это вошло уже в привычку. — Любишь? Вот так об этом просто заявляешь? Ты знаешь их несколько дней!

— Мне не нужно много времени, чтобы полюбить собственных детей. Оставим эту тему, я вижу, что ты просто обожаешь спорить и идти мне наперекор.

Я хочу возразить, но его палец ложится на мои губы.

— Не спорь. Давай применим твой язычок по другому назначению.

И набрасывается на меня с неожиданными поцелуями. И теперь мы на тонком льду.

От испуга замираю, а потом инстинктивно кусаю его за губу. Отшатываюсь, отодвигаясь на безопасное расстояние.

— Поцелуями ничего не решить, Давид…

— А мы попробуем, — шепчет он, не отрывая взгляда от моих горящих губ. — Ты же не можешь отрицать того, то происходит между нами?

— Не могу, но это неважно. Нам нужно обсудить, как будет выглядеть дальше наша жизнь, — выставляю вперед руку, чтобы остановить его приближение. Хочу разговорами отвлечь его от напора в мою сторону, так что тяну диалог как можно дольше.

— Ева, ты не справишься с управлением компанией, когда мальчики вступят в наследство.

— Я могу нанять специалистов. Они мне помогут.

— Так или иначе мы будем встречаться на территории предприятия, — не унимается Горский. — И насчет специалистов. Ты уверена, что тебя не обманут? — говорит он скептически и приподнимает бровь. — Я, как управленец, могу тебе дать полноценные консультации и всестороннюю поддержку.

— Вы так носитесь со своей компанией и акциями, что готовы на всё, — говорю с грустью, не веря в доброту Горского.

— Я забочусь о будущем своих детей, чтобы ты не думала, что мне что-то нужно, мне всего хватает, поверь. Даже смешно предполагать, что у меня есть какие-то меркантильные цели. А вот твой отец — другое дело, он не позволит тебе распоряжаться компанией, подомнет вас под себя, — качает он головой. — И я — твоя единственная возможность противостоять твоей семейке на равных. И я бы на твоем месте не доверял мужу. Мальчикам нужен отец, и не тот, который пьяница, кутила и бабник, а нормальный. Тот, кто даст им правильные ориентиры и вырастит из них настоящих мужчин. Не такой, как твой француз…

Его слова попадают в цель. Ведь я против Стоцких — песчинка, ничего не значащее препятствие, а вот Давид — сила, с которой им придется считаться… Олег же полностью на стороне моего отца, к тому же полное ничтожество. Есть ли у меня выбор?

— Что ты знаешь про Олега? — вскидываю голову, решив обсудить и эту тему, которая дамокловым мечом висит над нами.

— А ты? Ты знаешь, как он выиграл тот тендер? — спрашивает сурово, сведя брови на переносице.

— Возможно, ему помог его отец? — хмурюсь в ответ, глядя прямо в глаза Горскому и показывая, что я полностью честна перед ним. — Я ничего не знаю о чертовом тендере, Давид. Он говорил при мне о каких-то технических деталях, как говорил и ты, а я воспринимала всё это как белый шум. Я была влюблена и металась между вами, не понимая, как разобраться со своей жизнью, после и вовсе забеременела… — отвожу взгляд в сторону, шевеля согревшимися пальцами и кладя голову на колени.

Мне бесконечно грустно оттого, что моя жизнь так запуталась. Я люблю Горского, и каждая струна моей души настроена на него, наше притяжение невозможно отрицать, вместе с тем между нами стена. Неприступная стена из разочарований и обид.

— А помнишь, как ты упала за борт, а я тебя вытащил? — говорит он вдруг глухим голосом. — Ты смотрела на дельфинов и так увлеклась, что не заметила, как оступилась. Я был болваном, поверив, что такая мечтательная натура может оказаться акулой бизнеса и подосланной шпионкой.

— Мы можем заключить деловое соглашение, — лепечу я, чувствуя подступающие слезы. Он тянет меня в прошлое, но я не хочу проваливаться в любовное забытье. — Можем встречаться только по делам бизнеса.

— Нет, Ева. Я категорически с этим не согласен. Я буду воспитывать своих детей, жить с тобой, и ты забудешь все обиды и прошлое. И я не сказал самого главного.

Замираю, опасаясь каждого его слова. Что он еще может мне сказать? Сколько тайн будет между нами? Камнем на сердце лежит и моя. Об убийстве его отца. Но я