Мелани Роуз - Небесный огонь Страница 44

— На ферму мы поедем ближе к обеду, заодно там и перекусим, — сказала я, сунула белье в машинку и закрыла дверцу.

Пробегая мимо детской, я увидела Тедди. Он сидел на подушке, раскачиваясь взад и вперед, и что-то невнятно бормотал. Я присела рядом и заметила, что его подбородок перемазан сиропом.

— Хочешь снова порисовать, Тедди?

Он взглянул на меня так, словно только сейчас заметил мое присутствие. Я встала, достала из шкафа карандаши и краски и положила их на новый стол.

— Ну же, нарисуй что-нибудь, — уговаривала я. — Вчера ты нарисовал чудесную картинку. Смотри, я повесила ее на стену.

Тедди рассеянно посмотрел на доску и увидел свой рисунок, глаза его слегка расширились, и мне показалось, что я заметила легкую улыбку.

— Давай. Надо сделать много рисунков, чтобы комната стала красивой.

Тедди встал и медленно подошел к столу, потом уселся на один из синих пластиковых стульев, которые я купила, и положил свой мяч рядом. Я дождалась, когда он выбрал карандаш и склонил голову над бумагой, тихонько выскользнула обратно на кухню и тут же натолкнулась на Николь.

— Мама, мы пойдем переносить клетки? — нетерпеливо спросила она, уткнув кулачки в бедра.

Я застонала. Даже по сравнению с вечными задержками на работе, которые казались мне изнуряющими, существование в этой семье было сродни подготовке военной операции, мне постоянно приходилось быть начеку и стараться никого не обделить вниманием. Однако, по здравом размышлении, я поняла, что каждому ребенку требуется не так много времени, даже если меня рвут на части. Самым сложным было одновременно учесть потребности всех домочадцев, не говоря уже о том, что каждый прием пищи, каждое новое событие и каждый новый день планировались заранее. Это меня чрезвычайно выматывало.

Глубоко вздохнув, я выглянула в окно. Светило неяркое осеннее солнце. Ты сможешь, твердо сказала я себе и пошла искать куртку. Через минуту я вернулась, расправила плечи и широко улыбнулась.

— Конечно, Николь, идем.

Карен была в ворсистом кремово-сером полупальто, черной юбке до щиколоток, украшенной висячими металлическими кольцами, и тяжелых ботинках «Доктор Мартенс». Она взялась за другой конец нового раскладного деревянного столика, и мы понесли его в сад.

— Пока ты спала, было два звонка, — сообщила она, когда мы шли по саду. Николь скакала впереди, словно веселый жеребенок — Сначала позвонила какая-то женщина и напомнила, что Софи сегодня едет к ее дочери с ночевкой.

— Ты записала, как ее зовут и куда ехать? — обернулась я.

Карен кивнула.

— Да, найти легко, и Софи очень обрадовалась. Я услышала колебание в ее голосе и с беспокойством посмотрела на нее.

— А второй звонок?

— Звонил мужчина. Не назвался. Просто спросил, как ты себя чувствуешь, а когда я сказала, что выздоравливаешь, но сейчас спишь, положил трубку.

Я поморщилась.

— Наверное, это тот самый мужчина из парка.

Она опять кивнула.

— Я тоже так подумала.

Когда мы миновали проход в живой изгороди, Карен с изумлением огляделась.

— Надо же, никогда здесь не была. Так много места.

Я усмехнулась и опустила столик на землю.

— Здорово, правда?

— Тетя Карен, посмотри, какой у меня экскаватор! — позвал Тоби. — Я буду строить дороги и туннель.

Карен склонилась над песочницей, а я отправилась в сарай с инструментами. Не успела я открыть дверь, как она распахнулась и из темноты появился пожилой мужчина с граблями в мозолистых руках.

— Доброе утречко, миссис Ричардсон, — приветствовал он меня. — Я гляжу, тут игры да веселье.

— Детей надо чем-нибудь занять, — улыбнулась я — Надеюсь, вы не будете возражать, если мы поставим в сарай кроличью клетку. По ночам уже слишком холодно, чтобы оставлять животных на улице.

— Это ваш сарай, миссис, — ответил он и скрылся за изгородью.

Следующие два часа пролетели как один миг. Мы перенесли клетку, развесили белье, снова загрузили стиральную машину, раздали детям сок и печенье, сварили кофе для нас с Карен и Джима. Потом Тедди запачкал пол в детской красками и громко рыдал в ожидании расправы, но я все отмыла и успокоила малыша, убедив его в том, что ничего страшного не произошло.

Плечо у меня снова разболелось, но ровно в двенадцать мы все-таки сели в машину и поехали на ферму в двадцати милях от нашего дома. Прогулку решено было начать с обеда, и мы сразу же направились в ресторан, который разместился в бывшем амбаре, и заказали очень вкусный фаршированный картофель и колу. После обеда дети кормили животных, гладили детенышей, играли среди стогов сена, а мы с удовольствием смотрели на их шумную возню и беспрерывно качали Тедди на качелях.

— Слушай, Карен, — сказала я, раскачивая Тедди здоровой рукой, — а не купить ли нам качели домой? Когда я увидела этот огромный потайной сад, я сразу сказала об этом Софи. Посмотри, как Тедди нравится качаться, мы купим большие качели с несколькими сиденьями, и никто не будет драться за очередь.

Карен повернулась, чтобы проверить, не слышат ли нас остальные дети, и тихо проговорила:

— Знаешь, сестренка, я еще могу понять, что твою память стер удар молнии, но я не могу взять в толк, как могла до неузнаваемости измениться твоя личность. Все эти годы ты даже слышать не хотела ни о каких качелях в саду, а теперь говоришь об этом как о самой естественной вещи в мире. Я-то не против, такая ты мне нравишься гораздо больше. Только, может, тебе все-таки показаться врачу? Тебе просто необходимо посоветоваться со специалистом, пройти полное обследование.

— Да, мне назначено на следующей неделе, — ответила я, высоко раскачивая качели. — Прием у психиатра, у меня где-то записано. — Я глубоко вздохнула, продолжая ритмично подталкивать качели. — Все дело в том, Карен, что я не хочу никуда идти. Мне сейчас очень хорошо, и я ничего не хочу менять. И по-моему, дети тоже счастливы.

— Прошлой ночью, — тихо сказала Карен, — когда Грант пытался… ну, ты понимаешь. Ты закричала ему, что ты не Лорен. Я слышала.

— Я имела в виду, что не помню себя как Лорен, — ответила я, не спуская глаз с ботинок Тедди, которые то приближались ко мне, то отдалялись.

— Никак не пойму, — продолжала она, — почему ты так сильно изменилась. Если ты ничего не помнишь о своей прошлой жизни, это не значит, что ты стала другим человеком. Вот почему ты ни с того ни с сего полюбила животных? Раньше ты их терпеть не могла. Что вдруг случилось? А эта твоя небывалая чуткость к детям? Нет, конечно, ты их любила и раньше, но та Лорен, с которой я выросла, была тщеславной эгоисткой. Собственная внешность и беспрекословное исполнение любых капризов — единственное, что ее по-настоящему заботило. А теперь такие перемены.