Анна Берсенева - Последняя Ева Страница 45

– Но, может быть, им полезно… – начал было Денис.

– Не может быть, Денис Георгиевич! – зло и резко произнес Эвергетов; за все годы, что она его знала, Еве ни разу не приходилось слышать, чтобы он говорил в таком тоне. – Детям ни в каком смысле не полезно погибнуть под шальными пулями! Я со своей стороны сделаю все, чтобы этого не произошло, к чему и вас призываю. Да если б можно было, я бы их вообще в школе всех запер и под каждым окном по часовому поставил, – добавил он, слегка смягчая тон.

– Говорят, там полны подвалы трупов, в Белом доме… – мрачно произнес Денис.

– Не знаю – не видел, – отрубил Мафусаил. – А вот что уже есть случаи гибели подростков, бессмысленной гибели, – подчеркнул он, – это, к сожалению, факт установленный. Поэтому еще раз прошу всех: политические свои пристрастия оставьте, пожалуйста, за стенами школы, а здесь направьте усилия только на одно: чтобы дети остались живы. Вопросы есть?

Какие там вопросы! Если даже кто-то и хотел бы поспорить о правых и виноватых, делать этого сейчас явно не стоило… Настроение у всех было отвратительное, и в таком отвратительном настроении прошел весь день.

К концу дня Ева устала от напряжения, в котором находилась еще со вчерашнего вечера. Она говорила что-то каждому классу перед каждым своим уроком – и понимала, что у нее просто не хватает аргументов для того, чтобы убедить детей сидеть дома…

Ну что она могла им сказать, когда сама ни в чем не в силах была разобраться, кроме того, что ей почему-то не хочется принимать во всем этом участие? Но ведь то ей, а почему они, молодые, полные энергии или по меньшей мере любопытства, должны слушаться учительницу, которая как клушка квохчет о всевозможных опасностях? Ну, опасно – но ведь интересно же, когда еще такое будет!

Эту несложную мысль Ева ясно читала на множестве мальчишеских лиц, и ей делалось тошно от собственного бессилия.

Над центром Москвы летали вертолеты – так часто и так низко, что, казалось, можно разглядеть лица летчиков. Весь класс то и дело бросался к окнам прямо посреди урока, и уговаривать учеников этого не делать было совершенно бесполезно.

Правда, Мафусаил отчасти выполнил свой план: если часовые и не стояли под окнами, то у выхода из школы постоянно дежурили учителя и никого до конца уроков не выпускали. А на завтра занятия вообще были отменены. Хотя Ева считала, что это едва ли к лучшему – оставить ребят без обязательного дела в такие дни.

К концу дня она чувствовала себя еще более растерянной, подавленной, чем утром. К тому же и Денис был мрачен как туча, и с ним ей ни о чем поговорить не удалось…

А потом он вообще исчез! Ева специально зашла в кабинет истории, в мастерские, в комнатку турклуба на первом этаже – нигде его не было. Сердце у нее тоскливо сжалось, когда она подумала, куда он мог пойти… Пушечный грохот далеко разносился по притихшему городу, от него дрожали стекла, и в осеннем воздухе пахло пороховой гарью.

Ева вышла из школы и, пройдя через двор, остановилась у арки. «Бэтээры» стояли у Театра Сатиры, у входа в сад «Аквариум», на углу площади Маяковского. Военный грузовик остановился прямо рядом с ней, возле арки «Пекина». Ева разглядела сердитые лица сидевших в нем солдат, которые показались ей совсем юными.

«Наверное, в сорок первом похожее было», – мелькнуло у нее в голове.

То ли от вида этих примет войны на московских улицах, то ли оттого, что Денис исчез, она вдруг так остро почувствовала свое одиночество, как не чувствовала его никогда. Где-то совсем рядом шла бурная и злая жизнь, и Ева опять ощущала свою полную ненужность…

Она шла по Садовому кольцу к метро, и ей казалось, что она, как случайная щепка, плывет в море тревоги и напряжения.

Вдруг Ева почувствовала, что кто-то смотрит ей в спину. Этот неизвестный взгляд не был враждебным, но ее удивило, что кто-то смотрит на нее так пристально. Ева быстро обернулась – и тут же увидела Артема Клементова, идущего вслед за нею по улице. Он весь день был сегодня в школе, Ева его видела, у нее даже был урок в их классе, и вообще-то ничего удивительного не было в том, что он идет из школы после занятий.

Артем шел неторопливо, насвистывал что-то, потом остановился на минуту у киоска, что-то разглядывая в витрине. Но она не могла ошибиться: именно ему принадлежал этот взгляд.

– Артем! – позвала Ева, останавливаясь посреди улицы.

Он отвернулся от киоска и подошел к ней; впрочем, и так стоял метрах в десяти.

– Что, Ева Валентиновна? – спросил Артем.

«А правда – что? – вдруг подумала Ева. – Что я хотела ему сказать? Идет себе по улице…»

– Куда вы идете, Артем? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более строго. – Надеюсь, не в Останкино?

– Нет, – покачал он головой. – Да я там уже был вчера.

– Как это – были вчера?! – ахнула Ева. – Когда это – вчера?

– Вчера вечером, – ответил он. – Ну да, тогда и был, когда стрельба пошла. Я как раз к товарищу зашел, а он на улице Руставели живет, это рядом, если через парк, мы и пошли.

– И… что вы там делали? – проговорила Ева.

– Смотрел, – пожал он плечами. – Что еще я мог делать – стрелять?

– Боже мой, но вас же могли убить!

Эти слова Ева, наверное, произнесла таким глупым тоном, что Артем улыбнулся.

– Всех когда-нибудь могут убить, – сказал он, глядя в Евины расширившиеся от изумления и тревоги глаза и продолжая улыбаться. – Помните, как Аннушка масло пролила? Здесь, кажется, где-то, неподалеку, – добавил он, оглядываясь с веселым видом.

– Артем, прекратите сейчас же! – рассердилась Ева. – Это ерничанье совершенно неуместно, и Булгаков здесь ни при чем! Как же вы не понимаете, вы же взрослый человек… Вас могли убить, и это очень серьезно! Прошу вас, – сказала Ева и сама почувствовала растерянность своего тона, – пожалуйста, Артем, не ходите больше никуда!..

Он молчал и смотрел на нее так внимательно, что ей стало неловко под его пристальным светлым взглядом.

– Я не пойду, – произнес он наконец. – Не думайте об этом, Ева Валентиновна.

Он сказал это спокойно, и ей тут же передалось его спокойствие.

– Ну и отлично! – улыбнулась она. – Тогда идите домой, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Артем. – Давайте только дойдем вместе до метро.

Они пошли по улице, и Ева вдруг вспомнила, как они шли вот так после гамлетовского урока и как легко ей было говорить с этим мальчиком… Ей и сейчас легко было с ним говорить. Наверное, поэтому она вдруг спросила:

– Скажите, Артем… То есть, может быть, вы не поняли, но раз вы все равно уже там были… Как вам все это показалось?

Она посмотрела на него едва ли не с робостью: все-таки только что сама увещевала не вмешиваться ни во что, и сама же спрашивает. Но ей вдруг вспомнилось мрачное лицо Дениса и то, что она ни о чем не успела его спросить, а теперь даже не знает, где он…