Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса Страница 45

Теона подумала о найденной картине (собственно, она и не переставала о ней думать!) и задалась вдруг вопросом: интересно, а сколько поколений женщин отделяет ее от той незнакомки на картине? Если посчитать приблизительно, то получается немного — всего пятнадцать женщин? И если представить это число, то пропасть между двадцать первым и семнадцатым веками совсем не кажется огромной! Протяни руку: вот тебе и девятнадцатый, и восемнадцатый, и — как по ступенькам — легко перескочишь в семнадцатый, а там и в средние века. И вот что странно, в эти пятнадцать женских жизней уместилась сжатая пружина времени: cоздавались и исчезали государства, гибли люди и целые идеологии, случались войны и революции, мир рушился, но все-таки устоял, удержался на краю. Он всегда словно стоит на краю, но держится.

— И даже луна та же самая — за триста лет другой не появилось. И этот самый свет, что лился на незнакомку с картины и что пронизывает нас с тобой, Белкин, каждый день, ровно тот же самый. Удивительно, да? — вздохнула Теона.

— Угу, прикольно, — сказал ее красноречивый собеседник, снова поддев коричневую бархатную шкурку каштана.

— Слушай, Лешка, а ты веришь в эффект домино? Что все события в нашем мире связаны? Что какая-нибудь муха вполне может вызвать ураган где-нибудь на другом конце земли? Ну, как в сегодняшнем фильме, который мы смотрели?

— Да, верю, — сказал Леша, отставляя пустой пакет в сторону. — Так и есть. Все связано. Только мы никогда не знаем, как и что отзовется. А еще знаешь что… Я вот думаю, что если в определенное время приходить на эту крышу в полночь, долго сидеть здесь и жрать капкейки, то это точно к чему-то приведет. Например, к тому, что мы отморозим себе все что можно! Тея, пошли домой, холодно. Я хочу на свой теплый диван умершего родственника!

Леша уже отогревался под одеялом и, кажется, спал, а Теоне по-прежнему было не до сна. На прикроватном столике перед ней лежало старое письмо — как стрела, пущенная из прошлого. Прочесть? А если последствия этого отзовутся почище урагана на другом конце земли?!

Теона с письмом в руке дошла до кухни, чтобы спросить совета у Белкина, но Леша спал и видел уже десятый лунный сон. Она махнула рукой: ну, прочту! И мысленно попросив прощения за то, что она сейчас прикоснется к чужой тайне, Теона открыла письмо.

Пожелтевший от времени лист бумаги, испещренный аккуратным, изящным, слегка округлым почерком.

3 января 1942 года

Коля, любимый, если ты прочтешь это письмо, значит, случилось так, что мы уже никогда не сможем поговорить с тобой. И единственная возможность сказать тебе самое важное — написать это письмо, пока у меня еще есть силы, и оставить его в тайнике, который когда-то сделала Ольга в стене нашей детской комнаты. Я не случайно показала его тебе в нашу последнюю встречу.

Коля, незадолго до войны я получила письмо от сестры. Ольга отправила его в Ленинград со своим знакомым, навестившим ее в Париже. Она понимала, что послать письмо в Советский Союз почтой слишком рискованно, и поэтому ждала возможности передать его мне в руки, минуя цензуру. В этом письме было много личного, Коля, того, что касалось только нас с Ольгой. Но она писала и о тебе. Она просила передать, что просит у тебя прощения. Вот ее слова: «Простите меня за то, что я сломала вам жизнь, и прежде всего Коле».

И самое важное, Коля… Ольга написала мне, что тогда, при аресте, она никого не выдала. Ты должен знать, что ее оговорили. Я понимаю, как тяжело тебе было жить, считая, что женщина, которую ты любил, предала тебя. Но это не так. Ольга тебя не предавала. Мне страшно представить, с каким грузом вины ей пришлось жить эти годы. Ольга винит себя и в смерти родителей. Но я знаю, что ее вины здесь нет. Все сложилось как сложилось. Такая жизнь, такое время. Никто ни в чем не виноват.

А ты прости ее, Коля… Каждый заслуживает прощения и любви даже потому, что когда-нибудь нас не станет. Я особенно понимаю это сейчас, в замерзающем городе, когда жизнь заканчивается, закатывается куда-то в ледяную пустоту, когда все мелкое, незначительное отступает, и вещи проявляются в своем подлинном масштабе и значении.

И вот еще… Ольга написала, что перед побегом из России она спрятала в тайнике вещи Сергея: его крест, зеркало и принадлежащую ему картину. Со слов Ольги, картина обладает большой ценностью — под вторым слоем краски спрятано старое полотно. Я не знаю, почему Ольга рассказала о картине только сейчас. Возможно, она до последнего надеялась, что Сережа вернется, или думала, что сама когда-нибудь приедет в Ленинград? А может, ждала надежного человека, с которым удастся отправить мне письмо? Как бы там ни было, Ольга попросила меня (в случае, если после окончания войны она не вернется в Россию и не сделает это сама) передать эту картину в один из русских музеев. Ольга в своей парижской жизни, должно быть, не понимает, какой опасностью для нас может обернуться это поручение, ведь если мы передадим картину в музей, могут открыться история побега Ольги и биография Сергея. Я не хотела рисковать тобой и Таней и не рассказала вам об Ольгином письме. Картина так и осталась лежать в тайнике.

Но я не сказала тебе об этом письме не только из-за картины. Зная, что ты всю жизнь любишь мою сестру, я боялась потерять тебя. Но теперь, у этой последней уже черты, я рассказала тебе правду.

5 января 1942 года

Коля, я пишу это письмо тебе уже несколько дней — по чуть-чуть, собираясь с мыслями и с силами. Знаешь, я теперь все время вспоминаю нашу последнюю встречу в декабре. Перебираю в памяти каждую минуту, каждую кроху тех воспоминаний. Перед глазами так и стоит, как мы прощались с тобой на мосту тем морозным утром.

Помнишь, раньше, в той другой — довоенной жизни, я иногда говорила тебе, что мне бы хотелось большей романтики в наших отношениях и большего внимания от тебя? Сейчас я понимаю, какая это была глупость! Теперь я была бы счастлива просто сидеть с тобой рядом и смотреть, как ты пьешь чай или читаешь свои книги, пропахшие табаком. И больше мне ничего не надо.

Коля, знай, что я любила тебя и люблю во всех периодах нашей жизни, и готова разделить с тобой, что угодно. И еще знай, что я была счастлива с тобой каждый день, каждую минуту и благодарна тебе за все. Ты и Таня — самое дорогое, что у меня есть.

7 января

Сегодня так холодно. Очень холодно, Коля…

Я бы хотела теперь вернуться хотя бы в один день нашей благословенной жизни. Ты помнишь лето, наш любимый Павловск, вечера на веранде, день рождения Тани?

9 января

Коля, прости меня за такое бессвязное письмо. Мысли путаются — их так сложно собрать.

Вот самое важное. Мне бы хотелось, чтобы мы с тобой состарились вместе и увидели Таниных детей. Но если это не сбудется, и я не смогу быть с тобой, ты, пожалуйста, живи за нас обоих и будь счастлив, Коля.

12 января

И знаешь, несмотря ни на что, я верю, что смертью все не кончается и что мы обязательно встретимся.

15 января

Вот и все, Коля.

Твоя Ксения

…Теона чувствовала, как в груди бьется-бьется — маленькая птица- сердце, растревоженное чужой болью.

Девушка мало что поняла в этом письме — кто кого любил, кто кого прощал и кто с кем прощался, и кого было так важно спасти от забвения и обвинений в предательстве (ей только предстояло разобраться в этой книге чужих судеб и в хитросплетениях этой чужой, но теперь связанной и с ее жизнью семьи). Но главное, что Теона поняла — она прочла сейчас прощальное письмо женщины, которая больше жизни любила и будет любить даже за земной чертой одного-единственного мужчину. Женщина сказала об этом возлюбленному в своем письме и так с ним попрощалась.

Теона вздохнула-всхлипнула — что же случилось с автором письма и с тем, кому она писала? И что случилось с упомянутыми в письме Ольгой и Сергеем?