Кей Грегори - Невесты Шерраби Страница 45

Оливия открыла рот.

— Не сломал бы, — выдохнула она.

— Может, и нет, — сознался он, осматривая укушенный палец. — Но кусаться отучил бы.

— Я ведь не отгрызла его, правда? Да у меня и не вышло бы.

Саймон поднял палец.

— Отгрызть не отгрызла, но цапнула до крови. Ты случайно не вампир, Оливия?

Оливия подошла ближе. И в самом деле, на пальце виднелась капелька крови.

— Извини, — неохотно сказала она. — Я схожу за пластырем.

— Ничего. До свадьбы заживет.

Он что, насмехается над ней? Женщина подняла глаза. Нет, Саймон не насмехается. Наоборот, сердито поджал губы.

— Это было инстинктивно, — принялась защищаться она. — Я не хотела сделать тебе больно.

— Тогда проси прощения.

Оливия проглотила слюну. Его слова были больше похожи на приказ, чем на предложение, приказ с явной ноткой чувственности.

— Как? — спросила она, невольно делая шаг назад.

— Ты знаешь, как. — Эти слова окутали ее словно теплый шелк. Не понять их было невозможно.

Ей велели выполнять условия сделки, которую Оливия заключила, выйдя замуж.

Ладно, это нетрудно. Когда Саймон наклонился к ней, Оливия ощутила его дыхание, увидела шелковистые волосы, выбившиеся из-под расстегнутых верхних пуговиц рубашки, и ощутила его запах, неизменно возбуждавший в ней желание.

Осталось делать то, чего он хочет.

Коротко вздохнув, она начала расстегивать оставшиеся пуговицы, задержалась на мгновение и провела ладонями по его мускулистой груди, обтянутой упругой кожей.

— Уже лучше, — сказал Саймон. Несколько секунд она простояла на месте, гадая, что будет дальше. А затем он поднял Оливию, понес, с удивительной бережностью положил на кровать и, слегка нахмурившись, посмотрел на нее сверху вниз, как на недавно купленную скаковую лошадь, которая не оправдала надежд владельца и не сумела прийти первой.

После этого Саймон сел рядом и начал деловито раздевать ее.

В прошлую ночь все было совсем по-другому. Тогда она чувствовала, что Саймон был с ней одним целым, получал удовольствие. Казалось, сегодня он хотел быстро и успешно справиться с тем, что от него требовалось. Оливия знала, что он не обидит ее, но не ощущала радости от его близости.

Саймон Себастьян торопился произвести на свет наследника. Оливия не пыталась останавливать его, но владевшее ею желание угасло. Конечно, в этом была виновата она сама. Саймон всего лишь отвечал на ее послание.

Послание, недвусмысленно гласившее, что она согласна делать и давать то, что должна, но ничего больше. Саймон всегда отвечал на ее послания, потому что читал ее как книгу. Точнее, дневник.

Он положил Оливию на подушку и начал умело снимать с нее джинсы. Женщина закрыла глаза и лежала неподвижно.

Вскоре на ее реснице повисла слеза и упала на щеку.

Саймон чертыхнулся. Его умение ругаться было таким же привычным, как умение раздевать.

— Это такое страшное наказание? — спросил он.

Оливия покачала головой.

— Нет. Все в порядке.

Он снова выругался, но после этого наступила тишина. Оливия открыла глаза лишь тогда, когда дувший в окно ветерок коснулся ее обнаженной кожи и заставил вздрогнуть.

Саймон, без рубашки, но все еще в джинсах, стоял к ней спиной и смотрел в темноту. Его волнистые волосы в свете луны отливали тусклым серебром.

— Саймон… — прошептала она. — Саймон, что ты делаешь? Ложись.

— Зачем? — ответил он так резко, что Оливия вздрогнула.

— Я думала…

— Я знаю, что ты думала. Ты думала, что по условиям сделки от тебя требуется только одно: лежать как жертвенный барашек и позволять мне получать удовольствие. — Саймон вскинул голову, и его серебристые волосы упали на шею. — Я тоже так думал. Но оказалось, что я ошибся.

Оливия снова вздрогнула и быстро забралась под простыню.

— Скажи, что я должна делать, и я постараюсь, — пробормотала она, пытаясь говорить приветливо, но слыша, что ее голос звучит тихо и неубедительно.

Саймон круто обернулся.

— Оливия… — Он умолк и начал снова. — Оливия, ты можешь думать что угодно, но я не покупал тебя. Я женился на тебе.

— Да, — сказала Оливия. — Я знаю. — И она не кривила душой. Она действительно знала, что Саймон хотел того, что произошло между ними прошлой ночью, пока не выяснилось, что он читал ее дневник. В глубине души она хотела того же. Но это было невозможно. Больше невозможно. Саймон правильно сделал, что обманул ее. Но теперь она не могла отдать ему ту небольшую часть души, которой он еще не владел. Эта часть была нужна ей для себя. Речь шла о доверии.

— Я знаю, что ты женился на мне, Саймон, — повторила она. — Поэтому я и говорю, что постараюсь.

Из его горла вырвался звук, которого она доселе никогда не слышала. Это бы не стон, не рев, не рычание. Тем не менее он чрезвычайно успешно выражал досаду, гнев, разочарование и, может быть, желание разбить окно.

Оливия еще глубже забралась под простыню.

Казалось, прошли часы, прежде чем Саймон оставил свой пост у окна. С небрежной грацией пройдя по комнате, он подошел к кровати, снял с себя все, кроме трусов, и молча лег рядом. Он не прикоснулся к Оливии, не сказал ей "спокойной ночи", но решительно повернулся на бок и закрыл глаза.

Как большой холеный тигр, обиженно думала она. Неужели он мог уснуть после… после того, что ничего не было? У нее дрогнули губы. Наверное, он научился моментально засыпать еще в те дни, когда нужно было пользоваться любой возможностью для отдыха.

Затем Оливии пришло в голову, что она сама должна научиться этому, если хочет жить с Саймоном. А она хотела жить с ним. Нужно было во что бы то ни стало найти способ сохранить их брак.

Но с каждым прошедшим днем она убеждалась, что надежд на это все меньше и меньше.

Они сделали все, что требовалось от молодоженов. Саймон водил ее в маленькие романтические рестораны, где изысканная кухня сочеталась с прекрасным вином, свечами и тихой музыкой. Он снова взял напрокат лимузин и провез ее по пригородам, где они гуляли по сказочным садам на берегу Сены. Когда Оливия попросила свозить ее в Версаль, он и виду не подал, что бывал в знаменитом дворце Бурбонов уже десятки раз. Саймон покупал ей розы и возил на ночную экскурсию по Сене, был неизменно вежливым и очень сдержанным. Он отвечал на ее вопросы, показывал местные достопримечательности, говорил о погоде и архитектуре Парижа.

Но при этом был застегнут на все пуговицы.

К концу медового месяца Оливия знала о Саймоне еще меньше, чем в тот день, когда выходила за него замуж. А тогда она не знала о нем почти ничего.

Он не сдержался только однажды, когда Оливия, к величайшему собственному стыду, не глядя начала переходить широкий бульвар и едва не попала под автобус.