Ирина Степановская - Вслед за Ремарком Страница 46

«Кажется, он клюнул!» – Нина была очень довольна.

Беседа в полумраке гостиной между тем текла достаточно вяло, но паузы все-таки не затягивались слишком, чтобы показалось, что присутствующим не о чем говорить. Наконец Нина удалилась готовить чай. Кирилл, решив, что необходимо выпить что-нибудь еще для веселья, отъехал со своим столиком-тележкой к бару с напитками.

– Может быть, вы хотите чего-нибудь особенного? У меня есть практически все! – горделиво сказал он.

– Тогда принеси мне еще шампанского и осетрового балыка! – махнула ему рукой Таня со своего места.

Кирилл сделал большие глаза, но ничего не сказал и ушел к Нине в кухню. Пульсатилла осталась сидеть рядом с Готье. Казалось, ему было очень приятно такое соседство.

– Вы очаровательная женщина, – сказал он, смешно сплетая и расплетая свои необычайно подвижные пальцы рук. – Смотреть на вас – одно удовольствие!

– Я знаю! – беспечно ответила она. – У меня очень хороший аппетит! Особенно на такие продукты. Русские ведь тоже не едят осетрину и икру каждый день. А я воспитываю одна дочек. – Она посмотрела на него вопросительно.

– Я понимаю, – спокойно ответил ей Шарль.

Она еще раз на него взглянула.

– Я вас прекрасно понял, – повторил Шарль. – Я говорю, не считая родного, на четырех европейских языках. Мне это важно для работы, – пояснил он.

Ничегошеньки ты не понял!

Пульсатилла вздохнула и хотела еще что-то сказать, но в гостиную вернулся Кирилл с подносом и осетриной. Пульсатилла со смаком выдавила лимон на истекающий янтарным жиром кусок рыбы и с помощью серебряной вилочки отправила его в рот. На лице у нее сама собой расплылась блаженная улыбка.

– А вы не хотите? – спохватилась она и протянула тарелку Шарлю.

– Глядя на вас, очень хочу! Но физически не могу! – ответил он с прежним спокойным выражением лица, и Таня не поняла, серьезно он говорит или шутит.

– Я приготовил «Дайкири»! – вмешался Кирилл. – Вопрос на засыпку, – обвел он глазами гостей. – Чей это был любимый коктейль?

Нина в струящемся платье вошла пригласить всех к чаю. Кирилл и на нее посмотрел победно-вопросительно. «Вот какой я вам подсунул ребус, – можно было прочитать в его взгляде. – Чтобы не думали, что со мной даже не о чем разговаривать!»

«Что он вертится перед этим французом, будто голубой?» – с неприятным чувством подумала Нина. Чей это был любимый коктейль, она понятия не имела. Шарль тоже игриво развел руками в стороны. Кирилл уже хотел с торжеством провозгласить ответ, как Пульсатилла вдруг сказала:

– Хемингуэя, конечно. Только мне кажется, что великий Хэм пил «Дайкири» в качестве аперитива, а не десерта.

Кирилл от досады закусил губу.

– Откуда вы это знаете? – наклонился к Тане Готье.

– Читала. – Пульсатилла все так же томно повела плечом.

– Вы начитанная женщина! Не устаю вами восхищаться!

– Будешь начитанной, если надо каждый день вставать рано утром и идти на работу преподавать литературу.

– Куда идти?

– В школу.

– Они же преподавательницы, – пояснил Кирилл.

– А что преподает ваша жена?

– Сухую науку, математику, – отозвалась Нина.

– Для таких ученых дам вы просто превосходно готовите! – Месье Готье был сама любезность.

– И жнец, и… кто-то там, и на дудке игрец! – с довольным видом хохотнул Кирилл.

Пульсатилла презрительно скривила губы, взглянув на него.

– Чай готов, пожалуйста, к столу! – Нина стояла в дверях, привалившись плечом к косяку. В огромном зеркале с бронзовой рамой, установленном между двух оконных проемов гостиной, было видно ее отражение – тонкая фигура в блестящих шелках, высокая открытая шея, темные волосы локонами уложены в высокую прическу. Свет падал на Нину сверху и сзади, из коридора, поэтому плечи ее и голова были освещены лучше, чем темно-синий низ платья, как на старинных картинах. Но сама она свое отражение не видела, а все остальные были заняты друг другом. «Как скучно! – вдруг ни с того ни с сего подумала она. – Хлопотливо и глупо! Очень глупо!»

– А чем занимается ваша жена? – Пульсатилла, покончив с осетриной, решила устроить допрос Шарлю Готье.

– Антиквариатом. Скупает его, а потом перепродает.

– У кого скупает? – не поняла Таня.

– У частных коллекционеров и на аукционах. – Шарль опять сплел и расплел пальцы с таким видом, будто продажа антиквариата и поездки по всему миру на аукционы были для Пульсатиллы самым обыкновенным делом.

– Кто же у вас на хозяйстве? Ведь жена с такой работой дома, наверное, редко бывает? – Семейные отношения были любимым коньком Пульсатиллы.

– Да все идет как-то само собой. В наше время можно быстро передвигаться по миру, – улыбнулся Шарль. – Готовлю я сам – чай, кофе. Убирать в доме приходит женщина по найму.

– Угу. – Пульсатилла вдруг съежилась в своем кресле, как-то потускнела.

Нина оторвалась от двери и подошла к подруге. Наклонилась, обняла ее за талию.

– Чайник, наверное, нужно поставить заново, уже остыл! – пояснила она и потянула Таню за рукав. Та медленно встала, и они обе прошли в кухонный отсек.

В огромном зеркале на мгновение отразились две женские фигуры, а потом разом пропали, будто по волшебству опустела картина в роскошной раме.

– Ты чего расстроилась? – спросила Нина, видя, как Таня рассеянно смотрит в стену, опершись о край стола,

– Да ничего! – ответила та и вздохнула. – Я не завидую, но просто обидно. Поглядишь вокруг – у людей другой мир! Ездит по аукционам! – повторила она. – А тут всю жизнь варишь пельмени из пачек и растишь двух девок на одну зарплату… – Она опустила голову, хлюпнула носом.

– Ну, не горюй! – Нине стало так жалко подругу, что она сама была готова заплакать. Она ведь понимала, что Таня сравнивает свою жизнь не только с жизнью Готье, но и с ее, Нининой, жизнью.

– Ладно! Пошли чай пить! Плевать на все! Так жить легче! – Пульсатилла вздохнула, вытерла сухие, давно разучившиеся плакать глаза и храбро пошла в столовую. Нина взяла в руки вазочку с вишневым вареньем и шагнула за ней.

Когда же наконец подошло к концу не только чаепитие, но и все это весьма утомительное вечернее времяпрепровождение и Шарль стал собираться к себе в гостиницу, Нина с Кириллом и Пульсатиллой поехали его провожать. Просторную служебную машину вел шофер. Кирилл хотел посадить рядом с ним Пульсатиллу, а сам усесться рядом с женой и с Готье в надежде, что, размягченный вином и вкусным обедом, Шарль поделится с ним видами на будущее руководство фирмой. Но Шарль сам пригласил на заднее сиденье дам. Нина с удовольствием села бы впереди, чтобы наблюдать за действиями шофера – с тех пор как она сама начала водить, для нее было очень интересно следить за тем, как это делают другие, самые разные люди. Однако, побоявшись, что Кирилл измучает Шарля своими разговорами и тот не сможет о чем-нибудь договориться с Таней, она решила тоже сесть сзади. Всю дорогу она скромно молчала, поглядывая в окно и подтверждая что-либо сказанное Пульсатиллой лишь короткими замечаниями, если они требовались. А так всю инициативу она передала в руки подруге. И это возымело успех. Казалось, Шарль был в восторге от познаний Пульсатиллы в истории и архитектуре города.