Беременна от мажора (СИ) - Мельникова Надежда Сергеевна "Хомяк_story" Страница 46

И ведь были же ненависть и боль. Только вот стоило Диме помочь нам, сделать несколько благородных поступков и все — обида испарилась. И теперь, что бы «умная» Иванка ни делала, куда бы ни ходила, все равно перед глазами стоит его жгучий взгляд.

У Игоря очень хорошая семья, принимающая и любящая нас с Василием, в связи с этим, как не вспомнить другую бабушку. Мамочку Димы, давшую недавно интервью одному очень известному глянцевому изданию. В нем «наша» бабушка назвала меня мерзавкой и охотницей за деньгами, опоившей ее сына менструальными выделениями (причем это прям выдержка из журнала) и заставившей бедного парня оклеветать собственного отца. И вот заботливым родителям Игоря, принявшим и полюбившим нас, предстоит узнать о моем бесстыдном равнодушии к их сыну.

Я просто не могу их так сильно ранить… Я с ума от этого схожу.

Совесть терроризирует меня и днем и ночью, не давая жить спокойно. Столько разных эмоций беснуется внутри. А Игорь как чувствует: избегает серьезного разговора, напросившись на конференцию на две недели, словно дает мне время перебеситься и успокоиться. Ждет, что все уляжется само собой и будет как прежде.

Да и Дима теперь ведет себя иначе. Переменился, стал рассудительнее, спокойнее и взрослее. Не каждый человек с легкостью переживет подобную семейную драму, конечно, все это оставило на нем отпечаток. Он больше не лезет ко мне, не настаивает на наших с ним отношениях. При этом к сыну приезжает с завидной регулярностью. И вот это вот его равнодушие меня странным образом цепляет. Когда я знаю, что Дима заедет к нам, я все бросаю и начинаю готовиться, хоть и ругаю себя за это по чем свет.

Я очень за него переживаю: он остался совершенно один, и друзья, и родственники от него отвернулись. Но и ко мне он больше не тянется. А я ведь знаю, что такое одиночество. У меня была Машка, а у Димы, кажется, вообще никого, кроме сотрудников его фирмы.

Как подумаю об этом, в душе разливается щемящая нежность. Он приходит, и хочется рядом быть, расспросить обо всем, поддержать, показав, что ему есть на кого опереться. Но он молчит, общаясь только с сыном.

Это затишье в Диме убивает меня. От моих попыток угостить его кофе, он всячески отказывается. А ведь еще совсем недавно жарко смотрел… Так смотрел — внутри горело, аж сердце переворачивалось. А теперь — ничего. Бескрайняя ледяная пустыня.

Никаких шажочков в мою сторону. Даже самых крохотных. И все мне теперь не то, и не так, и не заставишь же, если у него внутри перегорело. А недавно он меня и вовсе убил подслушанным их с подругой разговором.

«Ты, Маш, им с Игорем намекни, что им лучше расписаться. Потому что отец мой хоть и в ИВС суда дожидается, но колесо соцслужбы и опеки успел толкнуть. И замужняя женщина все же лучше матери-одиночки. Я такое сказать ей не могу, сама понимаешь.»

А ведь он знал, что я дома! Что я могу вот этот вот услышать!

Я в тень комнаты отступила, а он ушел. И меня такое зло взяло! Меня совет его любезный прям взбесил. И пусть изначально я этого и хотела: чтобы он оставил меня в покое, чтобы жила я хорошо и весело с Игорем. Чтобы помог и исчез из нашей жизни. Вот только от слов его целая буря разыгралась, разрушая все внутри, мертвым камнем и сухим песком засыпая.

Теперь и денег в достатке, и квартира своя огромная. Только чего-то все равно не хватает. И когда стало понятно, что ребенка у меня не отнимут, все это пошло, полезло нестерпимой тоской.

Дима приходит, играет с Васей, иногда забирает его в парк или в «Планету развлечений» и при этом выглядит спокойным, будто и вправду вычеркнул меня из своей жизни.

В общем, после подслушанных слов о моей с Игорем свадьбе, я окончательно взбесилась. Шкаф кухонный открыла и новый чайный сервиз, подаренный Катькой мне на день рождения, вдребезги разбила.

Полегчало, но ненадолго.

Собирая фрагменты разбитого сервиза, я отчаянно машу веником, понимая, что если человек тебе дорог, то его нужно отпустить, а не травмировать ложью.

Ну не люблю я его и только эгоистично удерживаю рядом с собой по соображениям совести, а ведь он тоже несчастен. Он обманывается.

Сам недавно поделился, что так переживал и думал обо мне, что не выспался и наделал ошибок, его едва из операционной не выгнали. А ведь от него зависит жизнь и будущее других людей. Ему покой нужен и комфортное существование.

Кто сказал, что бросать кого-то легко? Что делать больно другому — это прям безобидное мероприятие. Было бы гораздо проще, если бы Игорь встретил кого-то другого, изменил мне, увлекся, сделался счастливым человеком.

Но он хороший, заботливый, милый, он мне родной.

Присев на табуретку с веником в руках, я почти не слышу крика Машки по поводу сервиза. Ну разбила и разбила, тут дела пострашнее решаются. Я не имею права портить ему жизнь своей тухлой физиономией. Нельзя выбирать спутника по принципу удобства или комфорта, будто бы мебель в гигантском супермаркете.

Игоря я встречаю на вокзале, он практически выпрыгивает из поезда и, закинув сумку на плечо, идет прямо ко мне. Глаза горят, волосы растрепаны, по всему видно, что заметив меня, он аж засиял от удовольствия. Мой парень скучал по мне, а я по нему — нет.

Ну какая же я все-таки гадкая. Говорят же, что стерпится-слюбится, но нам почему-то не повезло. Помню, как он поддерживал меня, как укачивал Ваську перед сном, когда тот болел и не мог уснуть. Как помогал мыть ребенка. Как носил пакеты из магазина, как забирал меня после работы и долго целовал, расспрашивая, как прошел день. Как укрывал одеялом, когда от усталости я вырубалась прямо на диване. Как чистил картошку и при этом превращал вроде бы скучное занятие в увлекательную игру, закидывая готовую в миску с водой и веселя тем самым Ваську. Как, краснея и очень нервничая, впервые признался в любви. Как засмущался и не мог оторвать глаз, увидев меня без одежды.

Но сейчас я собираюсь все испортить.

— У меня сразу две новости, солнышко. — Чмокнув в губы, разворачивает меня в сторону выхода в город и кладет руку на плечо. — Я там, на конференции, так поднатаскался в витреоретинальной хирургии. Ну помнишь, я тебе рассказывал. Это когда на глубоких структурах оперируют. Так вот, меня босс, посмотрев мой видеоотчет, решил поставить на эту тему в одиночку. Я буду главным, представляешь? А еще меня, возможно, отправят в Америку, но это через годик-полтора, но от восторга аж руки гудят. А вторая новость — мне, скорее всего, повысят оклад. Ну ты, вообще, как?

Мы уже вышли из здания вокзала, добрались до стоянки, он открыл мне дверь своей «лады», усадил на переднее.

— Проблем по Васькиному вопросу больше не было? Уладили все?

Я опускаю голову, пристегиваю себя ремнем. Он такой счастливый, а я сейчас его брошу. Это ужасно. Но ведь в отношениях должна быть честность, открытость. А я утаиваю от него то, что испытываю. Да я даже насчет квартиры не могу признаться.

Решаюсь, поворачиваюсь к нему. Он чувствует мое волнение и нарочно не заводит мотор. Ждет.

Его глаза светлые, в них есть что-то доброе и чистое. Они такие лучистые и светятся заботой. Мне нравится в них смотреть, пропитываясь этой добротой. Вот только сердце не дергается, стремясь к хитрым гимнастическим трюкам и леденящим кровь подвигам. Оно стучит ровно, а так не должно быть.

— Я думаю, что нам лучше расстаться.

Он громко выпускает из легких воздух, отворачивается, берется за руль, сжимает его пальцами, скрипит кожей. Взгляд бегает по панели. Такое ощущение, что он изображал радость и счастье, делал вид, что все хорошо, а теперь я содрала с него маску и карнавальный костюм. И Игорь остался совершенно голым посреди толпы. А я еще и вытолкала его в центр. Он как будто подсознательно боялся этого момента.

— Таки поимел тебя мажорчик, да?

Мне хочется умолять его, чтобы он не устраивал разборок, не спрашивал, почему, не скандалил. Но теперь очевидно, что все, что было до этого — напускное, и он просто не знал, как меня удержать.