Простые слова (СИ) - Гордеева Алиса Страница 46

Длинный коридор на втором усыпан дверями. С ноги открываю каждую, но всё мимо: меня встречает темнота, тишина и нетронутый интерьер. Добравшись до крайней, понимаю, что это «она», и плечом толкаю дверь, но та, разумеется, заперта. На мгновение замираю и прислушиваюсь. Сам не знаю, чего боюсь услышать больше: стонов боли или звуков любви. Но всё, что доносится до меня, — это глухая возня и ругань Булатова.

— Нана! — ору не своим голосом и снова кидаюсь на дверь. — Нана!

В какой-то момент замок не выдерживает. Дверь распахивается, а я с разбегу попадаю в просторную спальню, освещённую тусклым сиянием ночника. Первое, что бросается в глаза, — огромная кровать по центру и раскиданная по полу одежда. Возле окна замечаю Булатова. Сложив на обнажённой груди руки, он с насмешкой смотрит на меня и небрежно кивает в сторону распластавшейся на кровати Наны.

— Решил присоединиться? — самодовольно заявляет урод и поправляет ремень на брюках. — Боюсь, ты опоздал.

Предательская дрожь окутывает тело. Меня знобит от собственного бессилия и опустошающего душу отчаяния. Я подбит. Ранен в самое сердце. Не знаю, что делать, куда смотреть, о чём думать. Жду, когда Марьяна займёт оборону, вскочит, зашумит, прогонит. Я готов ко всему, но только не к её молчанию.

— Ну, чё смотришь как баран на новые ворота? — Легко напада́ть, когда ты чёртов победитель по жизни. Вечно на коне. Всегда на шаг впереди. — Не видишь, девушка отдыхает!

Вижу! Не свожу с неё глаз. Пытаюсь понять, оправдать, простить, но рвущаяся наружу обида мерзкой плесенью проедает себе дорогу.

— Ветров, ты оглох? — развязно тянет Булатов, фальшиво играя на моих нервах. — Пошёл вон отсюда!

На мгновение прикрыл глаза: ещё одно поганое слово, и я не сдержусь. Сорвусь. Покалечу. Измочалю этого урода до неузнаваемости. Только прямо сейчас не до него. Все мои мысли занимает Марьяна, неподвижно лежащая на скомканной простыне и прикрытая одеялом. Белокурые локоны небрежно раскиданы по подушке, голые плечи откровенно намекают, что Булатов не солгал: я слишком долго поднимался на второй этаж. Мне бы развернуться и уйти. Баста! Я увидел достаточно! Но что-то не даёт мне покоя.

— Нана! — на ватных ногах подхожу ближе. Почему она молчит? Почему продолжает лежать? Не ругается! Не оскорбляет! Не плачет! Что этот ублюдок сотворил с моей девочкой?

— Нана, скажи что-нибудь? — солёным комом в горле застревает страх.

Чем ближе я подбираюсь к Свиридовой, тем тяжелее даётся каждый шаг. В какой-то миг становится наплевать на обиды, на то, что выбрала Нана не меня, на её характер несносный и что свой первый раз отдала другому. Главное, чтобы дышала, чтобы открыла глаза, назвала меня оборванцем и прогнала. Лучше так, чем проклятая тишина.

— Что ты с ней сотворил, ублюдок? — голос срывается в жалкий хрип, пока дрожащими пальцами сжимаю тряпичные Марьяны. Её тонкая ладошка без остатка растворяется в моей. Держу её крепко и тихо шепчу, как молитву, любимое имя из четырёх букв. Ловлю каждый робкий вздох и неустанно благодарю Бога, что Нана жива. Свободной рукой провожу по растрёпанным волосам, бережно касаюсь девичьей щеки и умоляю Марьяну проснуться.

Беззащитная, бледная, но неимоверно красивая, она напоминает сейчас царевну из сказки, что уснула навеки в ожидании поцелуя любимого.

— Ветер, ты не обнаглел? — с вызовом горланит Булатов, напоминая мне о своём присутствии. — Иди, куда шёл. Без тебя справимся!

От громкого голоса этого урода Марьяна вздрагивает и протяжно стонет. Моя девочка безуспешно пытается разомкнуть глаза и что-то бессвязно бормочет, пока жалкое сердце разрывается на тысячу безобразных ошмётков. Понимаю теперь: она не спит! Ей плохо! Погано. Больно. Не в силах и дальше просто смотреть на неё, стягиваю одеяло и хочу прижать измученное тело к себе. Спасти. Утешить. Дать почувствовать, что она не одна. Каково же моё удивление, когда понимаю, что Нана всё ещё в джинсах. Разорванная блузка и оголённые плечи — очередная подлая ложь Булатова, чтобы я купился, сошёл с ума и трусливо сбежал.

— Подонок! Мразь! — вырывается из груди с каким-то диким облегчением.

— Тебе всё равно никто не поверит, Ветров! — в ответ Булатов ржёт. Громко. Надрывно. — Сам понимаешь, твоё слово против моего — абсолютный ноль!

Придурку невдомёк, что до мнения окружающих мне нет никакого дела, а вот он со своей смазливой рожей попрощается раз и навсегда! Теперь это лишь вопрос времени. Кроме Наны, мне терять нечего!

— Сейчас, моя хорошая! Потерпи немного! — Рывком снимаю с себя толстовку, чтобы заменить Нане испорченную блузку, а потом, подхватив девчонку на руки, как можно дальше унести её из этого ада.

— Какой же ты жалкий, Ветер! Смотреть тошно! — вопит Булатов и, подняв с пола футболку, направляется к выходу. Плевать: надрать ему задницу я ещё успею. Да только Марьяна снова тревожно реагирует на зычный голос парня: тихо стонет и поворачивает голову на другой бок, открывая моему взору огромную ссадину, красными разводами протянувшуюся от середины щеки до уха.

Дыхание срывается, челюсти скрипят от напряжения. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, а грёбаный адреналин со скоростью света стирает границы дозволенного. Наспех укрываю Нану одеялом и в два шага нагоняю Булатова. Я передумал! Своё он получит здесь и сейчас! Первый удар приходится в аккурат по той же щеке, по которой этой подонок посмел ударить Марьяну. Второй, наплевав на мужской кодекс, сгибает Булатова пополам и, надеюсь, лишает урода возможности в будущем иметь потомство. Такие мрази не должны размножаться! Антон ноет, стонет, грозится отцом, но толком постоять за себя не может: он только на словах крутой и всемогущий, на деле не стоит и выеденного яйца. Его дохлые попытки нанести ответный удар кажутся смешными. Зато я не могу остановиться: ещё никогда и никого я ненавидел сильнее него.

— Что здесь происходит? — на всех парах в спальню вбегает Осин и первым делом начинает оттаскивать меня от размякшей тушки Булатова. — Ветер, угомонись! Ты же его убьёшь!

Влад удерживает меня на месте, яростно сдавливая грудину. И если поначалу я рвусь добить Булатова, то уже через минуту меня начинает не по-детски трясти, а всё, что мне хочется, — это забрать Нану и как можно скорее вернуться домой.

— Руки свои убери! — тыльной стороной ладони вытираю кровь на разбитой губе и, удостоверившись, что Тоха всё ещё дышит, освобождаюсь из захвата Осина.

— Что случилось? — хрипит Владик и ошарашенно обводит спальню взглядом, пока не замечает Нану. Девчонка снова впала в забытье и укрытая одеялом лежит неподвижно, выставив на обозрение разбитую щеку.

— Вот чёрт! — испуганно голосит Осин, схватившись за голову. — Чёрт! Только этого мне не хватало.

Он закрывает руками уши и начинает трясти головой, отрицая увиденное.

— Вызови скорую и такси! — я взволнован не меньше Осина, но раскисать не время.

— Ветер, скажи, что Свиридова жива! — парень жадно ловит ртом воздух и продолжает бессмысленно метаться из стороны в сторону. — Господи, что же теперь будет? Отец меня в порошок сотрёт, ты понимаешь?

— Хорош истерить! Она жива! — схватив придурка за грудки, повышаю голос. — Такси и скорую! Срочно!

— Да-да! Сейчас! — суетливо моргает Осин, нащупывая в кармане мобильный. — Свиридовой скорую. Тебе такси.

— Скорую Булатову! Нам с Марьяной такси, — подвергать репутацию Наны пустым пересудам и сплетням не хочу. Если Свиридов решит показать дочь врачам, он сделает это сам. — Для всех ей просто стало плохо! Ясно? Если хоть кто-то, хоть что-то…

— Всё ясно, Ветер! Пусти! Сейчас вызову, — испуганно пищит Осин, прекрасно понимая, что чем меньше у этой истории свидетелей, тем спокойнее он сам будет спать по ночам.

Пока Владик висит на телефоне, а Булатов продолжает корчиться от боли, спешу к Нане. Снова глажу её по голове, пытаюсь привести в чувство, но её накаченное какой-то дрянью тело остаётся безразличным к моим мольбам.

— Ветер, я тут подумал: ну его это такси — лишние глаза и уши, — Осин с неподдельным ужасом смотрит на Нану. — Вас Илюха, мой старший брат, отвезёт. Я ему только что позвонил. Через пять минут можно будет спускаться. Я свет в гостиной вырублю. Пока народ будет возмущаться, незаметно вынесешь Свиридову к машине. Если нужно, помогу. А как гости разойдутся, я вызову скорую для Тохи. Его отцу шумиха явно некстати: головы полетят, понимаешь?