Рейчел Пайн - Вверх по лестнице в Голливуд Страница 46

БЕШЕНЫЙ БЫК

В середине июля в Нью-Йорке всегда очень жарко и сыро, а в офисах «Глориос» температура была градусов на десять выше, чем снаружи, — по словам Джеральдины, в вентиляционной системе здания что-то сломалось. Стоило кому-нибудь из нас включить вентилятор, как система электроснабжения, и без того еле работавшая, перегружалась, что приводило к отключению питания — в том числе наших компьютеров. Было неимоверно сложно сохранить все нужные документы, списки и сообщения. Я даже поначалу жалела Джеральдину, так как все вымещали свое раздражение на ней, но когда она сообщила мне, что отправила Харви к своей приятельнице в Ист-Хемптон, мое сострадание улетучилось.

Обстановка в отделе стала еще более сложной после прибытия летних практикантов. Нам нужна была помощь, но негде было посадить дополнительных работников. Практиканты занимали все свободное пространство: они устраивались на полу, садились на ящики с картотекой и просачивались во все незанятые уголки пространства. Иногда начинало казаться, что кислорода надолго не хватит.

Несмотря на условия работы, практика в «Глориос» была очень популярна, особенно среди состоятельных нью-йоркских родителей, не знавших, куда бы пристроить своих чад на время летних каникул. Когда Уоксманам нужны были дополнительные средства для поддержания того или иного политического проекта, они выставляли в качестве приманки практику для детей, чьи родители не отличались особой смекалкой. Чеки приходили немедленно. Часто оказывалось, что эти детки уже прошли практику в Белом доме. Родители надеялись, что это улучшит их многообещающие резюме: «Вашингтон? Готово! Голливуд? Есть!»

Кроме того, у нас проходили стажировку студенты факультета кинематографии университета Нью-Йорка. Они были готовы делать что угодно — лишь бы приблизиться к одному из своих кумиров. Они рыскали по коридорам, всегда готовые заснять события, разворачивавшиеся на пути к ксероксу и обратно. Многие из них пытались закрепиться в компании при помощи разного рода творческих достижений — например, короткометражных фильмов или сопроводительных писем, написанных в форме сценариев:

Рассказ практиканта

«Глориос пикчерс интернэшнл»

Отдел связей с общественностью. Утро

Мы видим на экране Дадли Фенстера, самого способного среди практикантов. Дадли смотрит налево, потом направо, потом прямо перед собой. Мы слышим, как звонит телефон. Дадли снимает трубку.

ДАДЛИ

(излучая профессионализм)

«Глориос пикчерс», чем я могу помочь?

ФИЛ

(голос за кадром)

Кто это? Я не узнаю голос.

ДАДЛИ

(гордо)

Ну как же, я Дадли Фенстер, новый практикант в отделе связей с общественностью.

ФИЛ

Ты готов потрудиться на благо компании?

ДАДЛИ

(вытягиваясь вофрукт) Да, сэр. Все, что угодно.

ФИЛ

Дадли, это Фил Уоксман. Приходи ко мне в офис сегодня в три часа.

Сынок, нас ждет успех!

Короче говоря, программа практикантов с зеркальной точностью воспроизводила парадигму Золотого Дитяти и Рабочей Лошади, которая определяла все наше существование.

Когда из электронного письма Аллегры я узнала, что Тони нужен человек на целый день, чтобы несколько раз подряд просмотреть почти законченный ужастик на предмет проверки зрительской реакции, я ухватилась за шанс посидеть в помещении с кондиционером. Фильм назывался «Имитатор», хотя правильнее было бы назвать его «Вещь, которая разжевала и выплюнула моего "Оскара"», потому что именно это произошло с актрисой, игравшей главную роль. Двумя годами раньше она завоевала приз за лучшую женскую роль второго плана в фильме Бадди Фридмана, а теперь делила экран с другим, хотя и не менее знаменитым ньюйоркцем — Periplaneta americana, то есть обыкновенным тараканом. Правда, тот, что обитал в «Имитаторе», был восьми футов ростом и отличался ненасытным либидо, но, похоже, чтобы справиться с ним, хватило бы обычного дезинсектора.

Режиссер «Имитатора» — уроженец Коста-Рики, с бородой, заплетенной в длинную косу, — окончательно помешался на одной из сцен фильма, длившейся ровно две минуты и сорок три секунды. Он явно заразил Тони своей убежденностью в том, что если аудитория не будет бесповоротно устрашена в течение этих решающих двух минут и сорока трех секунд, то картина потерпит в прокате полный провал.

В десять утра я вошла в восхитительную прохладу полутемного зала и заняла свое место в последнем ряду, с секундомером и Оливером Бартоном, одним из наших практикантов. Помещение было битком набито пятью сотнями ребятишек, занятых в летней программе при департаменте парков. Они принялись вопить еще до того, как погас свет.

Как только начался фильм, я нажала кнопку секундомера. Оливер стоял, держа наготове блокнот и ручку. В первом эпизоде актриса, изображающая биолога, увлеченного поисками лекарства от лихорадки Эбола, уверенно расхаживает по лаборатории. Она думает только о своих чашках Петри и облегающем белом халате, который постоянно разглаживает. От часов над ее головой, показывающих одиннадцать тридцать, камера переходит к маленькому окошку, где виднеется полная луна. Итак, режиссер успешно показал, что перед нами — вызывающая ужас лаборатория. Я посмотрела на секундомер и увидела, что прошло две минуты и тридцать семь секунд. «Проклятие!» — говорит актриса, нечаянно сбивая рукавом пробирку. Та падает и кувыркается в замедленной съемке, пока не ударяется об пол и разлетается на тысячу кусков. Актриса нагибается, чтобы взглянуть на разгром, и вдруг видит — это! Два часа сорок три минуты. Кинотеатр взорвался воплями, визгом, криками и отчасти — нервными смешками. Мы с Оливером выбежали из зала, чтобы составить отчет.

— Сколько, по-твоему, вопило? — спросила я.

— Наверное, половина, — сказал он.

— Запиши. А задыхалось?

— Около трети? Может быть, четверть.

— Запиши: двадцать пять процентов. И кричало, по-моему, около пятидесяти процентов.

— А смеявшихся было совсем мало. Большинство было здорово напугано.

Я сложила в уме.

— Получается шесть процентов. Можем идти.

Оливер отправился за кофе со льдом, а я позвонила в офис. Тони хотел знать статистику немедленно, но, естественно, я не могла позвонить на его личный телефон. Сведения ему должна была передавать Аллегра. Я позвонила Дагни, чтобы запустить снежный ком сообщений, и впервые за все время мне голосом Аллегры ответил автоответчик. Я представить себе не могла, что заставило Дагни уйти с рабочего места, но, так как у меня не было времени, чтобы над этим задумываться, я стала вызванивать всех, кто сможет передать эти важные сведения Аллегре. Кларк не отвечал. Я уже набрала номер Роберта, и тут вспомнила, что они оба отправились в аэропорт встречать Джимми Чина, азиатскую звезду боевиков. Первый фильм Джимми, дублированный по-английски, «На обед я ем драконов», должен был выйти через три недели, и актер совершал пресс-тур для его продвижения. Джимми был одной из главных звезд китайского кино, а миллиард человек, по словам Фила, не может ошибаться.