Клубничный блеф. Каван (СИ) - Мур Лина Страница 47

Они помогают выжить.

— Плохой у тебя мир, Каван. Он учит жестокости и убивает всё человеческое в людях.

— А твой мир хорош, Таллия? Чему он тебя научил? Бояться боли и потерь?

Меня обижают его слова, и я отпускаю Кавана.

— Он научил меня ценить то, что есть, потому что завтра этого может уже не быть. Мой мир тоже плохой. Мир, вообще, плохой, но каждый из нас выбирает то, что хочет в нём увидеть. Ты же выбрал плохое. Бои без правил, как зверь.

— Я и есть зверь, — цокает Каван.

— Это не так. Посмотри на своё отражение в зеркале, и ты увидишь в нём человека, который прикрывает физическое насилие помощью себе. Нет, я не верю, что подобные вещи помогают тебе, раз ты до сих пор испытываешь боль. Ты ходишь по замкнутому кругу, Каван, и тоже держишь себя в клетке. Почему? Зачем ты это с собой делаешь?

— Я больше не хочу разговаривать, — отрезает он.

Понимаю, что сейчас от Кавана ничего не добиться, а я хочу забраться глубже в его сердце и узнать каждую причину его боли. Их будет много, это я уже поняла и готова к этому.

— Ты мне не доверяешь, да? — спрашивая, бросаю на него напряжённый взгляд.

— Я не умею раскрываться людям. Меня учили другому, Таллия.

Дело не в доверии.

— А в чём? Если я нужна тебе, то используй меня по максимуму, пока у тебя есть возможность, Каван. Я не против. Однажды я… думала, что моё общение навязанное, и боялась лишний раз поговорить с человеком, а потом стало уже слишком поздно. Я услышу тебя, Каван, только не молчи. — Боль скапливается у меня в груди, и я глотаю горький ком, ставший в горле.

— Ты говоришь про невесту своего брата?

— Откуда ты…

— Знаю. Я нашёл её по базе данных. Твой друг сообщил её имя.

— Что? Ал? Ты разговаривал с Алом? — шепчу я.

— Да, я разговаривал с ним по телефону, когда он звонил тебе рано утром. Ты спала, и я решил ответить. Он обещал оторвать мне яйца, если я причиню тебе боль. Я поклялся, что ты будешь в порядке, если он окажет мне услугу. Он рассказал мне, что Мирьем покончила с жизнью.

Я делаю шаг назад, но ноги меня не держат. Воспоминания вихрем возвращаются в мою голову. Сердце наполняется горем, а глаза начинает жечь от подступающих слёз.

— Я не знала… не знала о том, что она страдала. Мирьем всегда улыбалась и поддерживала нас с Алом. Она нашла нам квартиру и всё устроила для нас, объяснила нам. А потом… она переехала в другое место. Я боялась ей писать и звонить, потому что она и так много для нас сделала. Мирьем потеряла любимого, но выполнила его последнее желание. Она была так добра к нам с Алом. Я решила написать ей, но она не отвечала мне. Тогда мы с Алом встретились после занятий и поехали к ней. Мирьем не открывала, и нам пришлось вызвать полицию, потому что мне стало страшно. А когда полицейские выбили дверь, то она была уже мертва. Мерьем перерезала себе вены, и её труп уже начал разлагаться. Я пыталась её спасти. Клянусь, я пыталась! Я делала ей искусственное дыхание, как меня учили. Я… хотела обработать её раны, но Ал не дал мне.

У неё не было семьи, и мы были единственными у неё. В своей предсмертной записке она написала, что хочет быть с тем, кого любит. Она выполнила все его желания и теперь свободна. Мирьем отдала нам всё, что у неё было. Все свои сбережения и кольцо, которое подарил ей мой брат. Я… я не знала, что ей было настолько плохо. Я была такой эгоисткой. Я должна была понять, что она не в порядке. — Слёзы скатываются по моему лицу. Не думала, что мне придётся вспоминать о том ужасном дне. Мирьем мне очень нравилась, и я надеялась, что она встретит другого человека, которого сможет полюбить. Но нет, она совершила самоубийство, даже не дав нам понять, как ей плохо.

— Таллия, мне жаль. — Каван подходит ко мне и притягивает к себе.

— Понимаешь, если бы Мирьем поговорила со мной, если бы хотя бы сказала, что скучает по моему брату, то я бы обратила на это внимание. А она улыбалась и заверяла меня в том, что всё хорошо.

Да, я боюсь боли и потерь, потому что они преследуют меня. Боюсь сближаться с людьми, ведь все, кто были дороги мне, или предали меня, или мертвы. Я… не спасла её тоже. Я… хотела… клянусь, я пыталась. Я…

— Таллия, я знаю. Тише, всё хорошо. — Каван стирает мои слёзы пальцами, но я мотаю головой.

— Нет, нехорошо. Ты тоже молчишь. Все молчат. Никто не разговаривает больше друг с другом. Никто не надеется, что люди могут ему помочь и вытащить из одиночества. Вот в чём проблема человечества — люди перестали разговаривать. Они больше доверяют гаджетам и книгам, а не людям. И ведь это правильно. Все предают. Все умирают.

Я больше не могу держать в себе этот ком из боли и отчаяния, усталости и потерь. Утыкаюсь лбом в плечо Кавана и рыдаю так, как не плакала никогда в жизни. Моё сердце болит. Лёгкие горят от осознания, какой же всё-таки мир жестокий. И его сделали таким люди, считающие, что одиночество и смерть лучше, чем борьба за будущее в обществе.

— Таллия, пожалуйста, не надо. Я не знаю, что мне делать, когда ты плачешь. Я… теряюсь. Чем мне помочь тебе?

Всхлипываю и облизываю солёные губы. Обхватываю лицо Кавана руками и вглядываюсь в его взволнованные глаза.

— Не молчи… пожалуйста, никогда не молчи. Не умирай. Обещай мне, что не убьёшь себя одиночеством и страхом. Обещай, прошу, — с мольбой смотрю на него.

— Обещаю, Таллия. Я не буду молчать. И я не умру, у меня есть причина, чтобы жить дальше — открыть тебе весь этот мир и не дать ему уничтожить всё прекрасное, что я боготворю в тебе. Я обещаю.

Обещаю, — Каван обнимает меня и качает в своих руках. Постоянно всхлипывая, чувствую, как боль потихоньку уходит. Я прощаю тех, кто меня покинул. Прощаю их за то, что тоже осталась одна, ведь теперь у меня есть Каван. Я не позволю ему жить дальше так, как он жил. Я помогу ему и спасу его. Он будет счастлив любым способом.

Мне плевать на плату. Я пойду дальше.

— Я не могу нормально воспринимать Дарину, потому что постоянно вижу в своём отражении последствия моей маниакальной защиты её жизни. Свои шрамы на лице я получил из-за неё, — внезапно произносит Каван.

Я отодвигаюсь назад, чтобы посмотреть на его лицо.

— Каждый шрам мне напоминает о том, почему я её ненавижу и почему должен прекратить заботиться о ней. Дарина того не стоит, Таллия. Она лживая сука. Я был идиотом, считая, что могу уберечь её, но она сама этого не хотела. Дарина постоянно подставляла меня, а я разгребал её дерьмо. Из-за неё меня едва не убили, но Слэйн спас меня, и мне пришлось находиться рядом с ним, потому что я хотел жить. Я влез в это дерьмо из-за Дарины и её обмана. Я сломал жизнь Слэйну, уничтожив в нём всё хорошее из-за доверия своей сестре. Я сделал много плохого, чтобы выбраться из той ямы, в которую меня посадили из-за неё. Поэтому я не хочу видеть Дарину и быть её братом. Не хочу больше нести ответственность за её глупые выходки, с годами они стали нести с собой опасность для моей жизни, хотя и раньше это было так же.

Моя вера в неё умерла, и что-то внутри меня тоже оборвалось. Я не испытываю никаких чувств, кроме ненависти и презрения к её существованию. Иногда я мечтаю, чтобы её убили.

Меня приводит в ужас объяснение Кавана. Что же такого Дарина сделала, раз её брат боится прошлых воспоминаний и бежит от них, воздвигая между ними стены? Каким образом она могла так сильно разрушить прекрасного мужчину, который сам выбрал путь одиночества и теперь страдает из-за этого?

— Не спрашивай больше. Я не готов сейчас рассказывать.

Но у меня есть причины и довольно веские, чтобы так вести себя с ней, — сурово добавляет Каван.

— Не буду, — шепчу я. Тянусь пальцами к его лицу и легонько провожу по его шраму, рассекающему глаз.

— Мне нравятся твои шрамы, Каван. Они делают тебя загадочным, таинственным и сексуально опасным. Знаешь, я читала о таких героях в книгах, и у каждого из них было доброе сердце, только мало веры в себя. Они прятались за своими шрамами и темнотой, чтобы никто им больше не причинил боли. Но у каждого из них всегда есть шанс быть счастливыми. Все люди заслуживают счастья, особенно ты, Каван. И я хочу… наверное, это глупо, подарить тебе счастье, если смогу. Я буду стараться. Я быстро учусь новому, если мне это интересно. А ты мне очень интересен, как мужчина, — пока я говорю, то краснею от своей честности.