Отец для двоих - Адалин Черно Страница 47

брать. Лечащий врач Степана говорит, что он может в любой момент может прийти в себя и лишний стресс сейчас ему ни к чему. Степа, в отличие от Тимофея, не знает о наличии брата, поэтому такая новость будет для него неожиданной. И неясно, как он на нее отреагирует. Не факт, что обрадуется. Мне кажется, будет наоборот, поэтому стресс лишний ребенку ни к чему.

Кое-как уговорив Тимофея не обижаться, еду к Макару. И почти сразу узнаю, что его выписывают. Я, конечно, нервничаю. Доктор отказался мне что-либо сообщать, соблюдая врачебную тайну, а я, пока шла к Макару в палату, успела напридумывать. Даже страшно представить, почему его выписывают. Хочется, конечно, верить, что все в порядке, что у него попросту ничего не нашли, но разве при таком раскладе бывают сильные боли?

Вывод напрашивается сам по себе. И я убеждаюсь в этом, когда Макар перестает улыбаться и смотрит на меня серьезно. Он хочет что-то сообщить, а мне нужно постараться быть сильной. Выдержать то, что он скажет.

Удивительно, как кардинально изменилась моя жизнь после случившегося. Мне хочется быть рядом с ним, поддерживать. Я, в конце концов, жажду увидеть его здоровым. Живым, хотя бы. Господи… от осознания, что Макар может умереть у меня внутри все скручивается и сердце так болит, что нечем облегчить это чувство.

— Что? — спрашиваю у него пересохшими от волнения губами.

В горле образуется ком, который я никак не могу сглотнуть.

— У меня нет опухоли, нет рака, нет проблем с сосудами или головным мозгом. Происхождение моих головных болей пока неясно.

Я несколько мгновений глупо смотрю на Макара. Он уже сказал, что у него ничего не нашли, что его жизни ничего не угрожает, но ведь боли есть. И ему не помогают таблетки. Вернее, помогают, но не все. Большинство из них не действуют, а те, которые дают эффект, выписывают только по рецепту и они тоже вызывают привыкание.

— Тебя выписывают. Они больше не будут обследовать? Или ты переводишься в другую клинику?

— Врачу, который поставит мне диагноз, не нужны обследования, — поясняет Макар. — Мне нужна помощь психотерапевта.

Я несколько раз недоуменно моргаю.

— То есть как…

— Психосоматика, вероятно. Я не специалист, Оля. Я понятия не имею, почему. Боли есть — диагноза нет. Причин не доверять обследованию у меня нет, здесь лучшие врачи, Степан лежит в их же клинике, только в детской.

После его слов повисает пауза. Я не знаю, что сказать, потому что попросту не представляю, как можно придумать боль. Она либо есть, либо ее нет, но у меня никогда подобного не было, а это не означает, что не может быть у других.

— Что с этим делать? В смысле… это лечится?

— Выдали направление к психотерапевту. Лечится, конечно. Только оперировать не смогу.

— Все так плохо?

— Все будет хорошо, — заверяет меня Макар. — Нужно поехать к Степану.

— Я была у него. Езжу каждый день. Врач говорит, показатели стали лучше и стоит ожидать, что вот-вот он придет в себя.

— А Тимофей? Я соскучился.

— Просится к тебе.

— Нужно было взять его.

— Да, стоило.

Мы не говорили о том, что будет после его выздоровления. Вообще это не обсуждали. Я приезжала к Макару каждый день, поддерживала его, потому что чувствовала, что должна быть рядом и потому что не хотела его отпускать. Сейчас все изменилось. Ему больше не угрожает смертельная опасность и мне, вроде как, больше нет необходимости постоянно быть рядом. Только вот… хочется. Как представлю, что мы будем редко видеться — душа не на месте. Это нелогично и глупо, но мне без него плохо. Хуже, чем с ним.

Подумать и поговорить об этом мы не успеваем, потому что дверь с грохотом распахивается. Мы отлипаем друг от друга. Я неловко отхожу, думая, что это доктор. В палату врывается Жанна. Я почему-то не удивлена, хотя… логичнее было бы поехать к сыну. Она так ни разу Степана не посетила. Зато вот — приехала к Макару. Я, как женщина, прекрасно понимаю, что она хочет вернуть именно его, а на ребенка ей наплевать, хотя как мать я, конечно, этого не понимаю.

— Макар! — восклицает Жанна, приближаясь. — Я только узнала, представляешь? Мне мама твоя позвонила, сообщила.

— Я ей сказала, — поясняю Макару.

Он ничего маме не говорил. Сказал, что уедет на несколько дней и попросил ее побыть со Степаном. А я ей сегодня сказала, что Макар в больнице. Она сегодня вела себя иначе. Смотрела на меня с мольбой, когда просила сказать, что с ее сыном. Я не имела права скрывать, а соврать не могла. Сказала о том, что его забрали в больницу. Ирина даже спрашивать не стала… сразу поняла, что из-за головных болей. Мне оставалось только представить, как давно и часто они его мучают, раз знает даже мать, а они видятся не так часто.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Макар.

Видно, что ему ее присутствие неприятно. Он хмурится и морщится. Я начинаю волноваться, что головная боль вернется. Все те дни, что Макар провел в больнице, все было в порядке. Его не преследовали боли, он спокойно спал. Бессонница была еще одним симптомом, который взяли на заметку врачи. И здесь тоже ничего.

— Беспокоюсь о тебе! Мне мама твоя вся в слезах позвонила, сказала, что боли тебя замучили и что ты в больнице…

— Уходи! — отрезает он, засунув руки в карманы. — Уходи отсюда, иначе мне придется выставить тебя за дверь насильно и обратиться в полицию с просьбой запретить тебе приближаться ко мне и к сыну. Клянусь, я сделаю это.

— Ты не сможешь! Не сможешь лишить меня ребенка.

— А он тебе нужен? Ты ведь даже не была ни разу у него. Забыла уже?

Жанна поджимает губы, я же беру с кровати сумку и собираюсь уйти. Слушать их разборки не хочу.