Попробуй меня разлюбить - Мария Николаевна Высоцкая Страница 47

Делаю широкий шаг назад.

Достаю из холодильника ви́ски. Расплескиваю по бокалам, наблюдая за тем, как Катя подтягивает лифчик. Кружево идеально обтягивает грудь, и мысли снова уносятся в горизонтальную плоскость. Я хочу ее настолько, что мой мозг не в состоянии адекватно воспринимать ситуацию.

Вся кровь бурно схлынула к члену, натягивая брюки, вызывая адский дискомфорт.

— Маньяк, — звучит с упреком, пока я осушаю бокал залпом.

Пожимаю плечами и протягиваю второй Кате. Она сжимает стекло дрожащими пальцами, делает несколько глотков. Морщится.

— Сигареты есть? — спрашивает, поглядывая на окно. Сигналки стоящих рядом машин продолжают дотошно пищать. Соседи уже вызвали ментов, я уверен.

Хлопаю себя по груди, вспоминая, что пиджак оставил в прихожей. Иду туда. Возвращаюсь уже с пачкой. Отдаю ее Кате.

— Что происходит? — чиркает зажигалкой, зажимая сигарету между зубами. Дышит уже не рывками. Успокоилась немного.

— Тебе лучше жить у родителей, — выдаю, вместо того чтобы ответить на ее вопрос.

— Что, бл*дь, происходит, я спрашиваю?! — бесится. — Перестань давать мне советы.

Поднимаю ладони вверх. Ладно, сдаюсь. Сдаюсь.

— Меня решили припугнуть, — достаю телефон.

Пока набираю Калугина, Катя подкрадывается к окну.

— Стекла, — окликаю, наблюдая, как она поставила ногу в паре сантиметров от осколка, — осторожно.

За свое предостережение получаю в ответ гневный взгляд.

Гудки в трубке сменяются Левиным басом.

— Лева, не спишь еще? Малахов сделал ход, — смотрю на Катю, прежде чем озвучить, — тачку мою пять минут назад подорвали. Прямо под окнами. Не надо охраны, — морщусь. — Ты же понимаешь, что стрелять в меня никто не будет. Если бы хотели убрать, я бы сейчас был не у Кати, а внутри машины.

Сбрасываю звонок, наблюдая за тем, как она выдыхает дым и снова затягивается. Руки чешутся отобрать у нее сигарету, но я стою неподвижно.

— Мне нужно отъехать.

— Что ты сказал? — медленно поворачивает голову, стряхивая пепел прямо на пол. Глянцевое покрытие у ее ног покрывается серым пеплом.

— Отъехать.

— Ты ох*ел, Кайсаров? Сейчас?

— Это важно. Я пришлю к тебе своего человека и отцу твоему сообщу.

— Отцу? Человека?

Катя делает шаг, потом еще один и еще. Замираем почти нос к носу.

— Я сейчас чокнусь, а ты хочешь свалить, так, выходит, да? — выдыхает струйку дыма мне в лицо.

— Катюша, — ловлю ее ладонь, но она агрессивно отпрыгивает назад, тушит окурок в раковине.

На секунды закрывает глаза. Выдыхает. Вижу, как вздымается ее грудь.

— Вали. Давай, проваливай!

Ее скрипучий, уставший голос режет слух. Бьет по нервам отбойным молотком. Что я там говорил о том, что отключил чувства? Только не с ней.

На нее невозможно не реагировать. Сердце сжимает тисками. Слова подбираются с трудом. Нужно что-то сделать, сказать…

— Кать.

Прикрываю глаза. Разговоры сейчас бесполезны. Мне нужно решить очередные навалившиеся проблемы, лучше за эту ночь.

Поэтому отступаю. Прячу руки в карманы, снова закрываясь. Так сейчас необходимо. Иногда приходится чем-то жертвовать.

— Я пришлю человека, — выдаю миролюбиво и направляюсь в коридор.

Четыре шага. Я делаю ровно четыре шага, прежде чем чувствую ее вес на своей спине.

Катя лупит по мне наотмашь. Руками, ногами, фиг разберешь. Она повисла на мне как рюкзак.

— Гад! Сволочь! Ненавижу. Я тебя ненавижу! Давай к жене вали. У вас там ребенок, как мило. Идиллия, — плюется словами, а я думаю о том, что Лии точно язык укорочу.

Какого хрена вообще?!

— Меня здесь убьют! А тебе плевать будет. Пусть убивают, да? Или пусть я сойду с ума! — ревет взахлеб, продолжая со мной бороться.

Перевожу вес на правую ногу и ловлю Катю с этого же бока. Она не успевает устоять и падает на пол. Наклоняюсь, чтобы поднять, но из-за того, что она повисает на моей шее, приходится упереться коленом в паркет.

— Что ты за человек? — кричит и тянется лопатками к полу, сдувая волосы с лица. Растрепанная. Злая. Моя.

Клинит. Настолько клинит, что я наваливаюсь на нее сверху. Едва успеваю удержать себя на локтях, ее же вдавливаю в паркет.

Она извивается, что-то кричит, но мне уже пофиг, если честно. В голове красной лампочкой воет сирена.

Хочу. Прямо здесь.

Затыкаю ее поцелуем, зная, что столкнусь с агрессией. Токман кусается, лупит меня по спине, дрыгает ногами. Сама пару раз стукается затылком об пол, но во время всей этой вакханалии жадно отвечает на поцелуй.

— Идиот! Больной, — едва различимо мычит мне в рот, расстегивая пуговицы на рубашке. В какой-то момент совершает рывок, и я слышу, как мелкие пуговицы россыпью валятся на пол.

— Полегче, — отрываю от себя ее руки и завожу их ей за голову, толкаясь между стройных ножек.

— Козел!

— Коза, — ржу, присасываясь к тонкой коже на ее шее.

Свободную руку засовываю ей в стринги. Катя матерится, кусается, а сама, бл*дь, течет.

Не к месту в башке выстреливает ересь Гирша, и меня накрывает окончательно. Пока стаскиваю с нее джинсы, Катя успевает отползти в центр кухни и расцарапать мне щеку.

— Обратно, — выдаю с шипением и, ухватившись за лодыжку, подтягиваю ее обратно.

— Животное, — бьет меня по руке, а у самой в глазах черти пляшут.

Дергаю ее на себя. Переворачиваю на живот и ставлю на колени, поверх собственной скомканной рубашки.

Слышу только звук молнии на своих брюках. Трогаю пальцами Катю между ног. Мокрая.

Врываюсь без прелюдий.

— Сука!

— Ах, — прогибается в пояснице, подмахивая попкой.

Глава 28

Тело содрогается от грубых, резких толчков. Голова кружится, а локти ноют от того, с какой силой я упираюсь ими в пол.

Всхлипываю. Чувствую в себе его член. Большой, горячий. Каждое проникновение подталкивает к краю. Я вот-вот сорвусь. Внизу живота