Ты — мой грех - Юлия Гауф Страница 47

— А когда в воду можно?

— Как согреется, — строго ответила я.

— Сейчас проверю, — Рус поднялся, подошел к озеру, и… вбежал в воду.

А затем руки раскинул, и упал на спину, смеясь как мальчишка. Да он и есть мальчишка — огромный, высокий, великовозрастный мальчишка! Это я тут как занудная мать семейства, что мне тоже нравится.

Черт, вот еще одно доказательство того, что я мещанка от и до.

— Дядя Рус купается, а я — нет. Почему? — буркнула сестра, за что получила на нос мазок крема.

— Потому что он — взрослый, и если заболеет, то сам дурак.

— А я тоже сам дурак! — заявила мелкая.

— Нет, если ты заболеешь, то «сам дурак» — это я, а не ты. Смирись. Если Рус одобрит воду, то пойдем купаться. А если прохладно пока, то подождем.

— Так нечестно! Я сама хочу решать!

Во дела! Диана учится границы отстаивать? Хм, давно пора. Читала я про воспитание, чтобы с сестрой не накосячить, и в умных книгах написано, что такое должно происходить годам к трем. Дети учатся говорить «нет», «не хочу», «я сама». Ди в этом плане запоздала из-за всего того дурдома, который вокруг нее происходил.

А я до сих пор своё детство помню. Как раз с трех лет, когда маме истерику закатила. Она шнурки на моих ботинках завязывала, а я скандалила, что хочу сама, ногами топала. Мама тогда психанула, мы куда-то опаздывали, а вот Лёшка сел рядом со мной, и принялся учить меня обуваться, и банты из шнурков вязать.

Лёшка…

Нужно Руса напрячь, чтобы еще одно свидание нам выбил. Только когда деньги у меня на руках будут, не раньше.

— Вода — супер! Можно плавать! — крикнул Рус, но я удержала рыпнувшуюся сестренку рядом с собой, и полезла в интернет.

Всё же, грызёт меня изнутри недоверие. Ну не могу я столько миллионов стоить, и всё тут! За что столько платить? Я не роскошная инстадива, не балерина какая-нибудь, а… ну да, яркая девчонка, красивая, и всё на этом.

Ввела в окно браузера очередной запрос: «За сколько можно продать девственность?», и получила ровно те же ответы, что и обычно. Одна вон за миллион долларов продала свою на аукционе. Я бы в жизни не заплатила проститутке столько! Девственница, не девственница, но раз продает себя — это уже шлюха. Так, читаем дальше: американская студентка, чтобы оплатить учебу в колледже, продала невинность за восемьдесят тысяч долларов анонимному бизнесмену. Так, а в рублях? Это почти пять миллионов. А моя — больше двадцати? А, нет, вот еще статья, здесь побольше, чем мне, девке заплатили. Листаю ленту, быстро проглядываю статьи: кому-то миллион баксов за целку, кому-то — пятьдесят тысяч рублей. Офигенно. Но я подуспокоилась. Недоверие проснулось, и снова заснуло. Однако, я точно знаю, что завтра опять полезу в интернет с тем же запросом.

Все это не потому что я себя не ценю. Нет, я точно знаю — красивая, сексуальная, многие бы меня с радостью трахнули, и даже денег бы не пожалели. Но и недостатки свои я вижу, из-за этого и не покидает чувство обманности — ну какие за мою девственность миллионы?!

… а я бы с радостью за бесплатно. С Русланом вот.

— Идёте? — он как раз подплыл к берегу, и начал выходить из воды.

Отложила телефон. Смотрю на него. Мистер Дарси, ты отстой! Тебе с твоей расстегнутой рубашкой далеко до Руслана! Он как греческий бог разврата выглядит, как мечта всех девушек от тринадцати до девяноста лет — мокрые шорты прилипли к сильным, волосатым ногам; косые мышцы живота красиво уходят вниз, к узким бедрам; на прессе можно и нужно пересчитывать кубики: два, четыре, шесть… восемь, мать их; и капли, эти чертовы капли воды, что стекают с волос на шею, собираются на мокрой груди, на животе, который хочется облизать, чувствуя соль и пряности…

— Бли-и-и-ин, — тихо простонала я.

Вердикт: нимфоманка!

Нужно на законодательном уровне запретить мужикам быть такими, на греховные мысли наводящими! Не зря есть набившее оскомину выражение про мужчину, что немного красивее обезьяны. С таким, обезьяноподобным, голова соображает, и мысли в ней кое-какие водиться могут. А мои сейчас все между ног, где всё тянет и поёт: «Этого хочу! Да-да, вот этого, с наглой улыбкой! Хватаем, пока он на нас смотрит, и трахаем, а то вдруг передумает!»

Тьфу, блин!

С ума схожу! Брысь из моих мыслей, Соколовский! Сгинь!

— Айда купаться, девчонки, — он подошел к нам, протянул руку, в которую тут же вцепилась Диана.

А я поняла — мне нужно остыть. Иначе я сама его изнасилую.

— Последи за Дианой. Плавать она не умеет. А мне… мне надо, — я обогнула Руса, как особо опасного заключенного, два метра дугу сделала, и побежала в воду.

Иначе чокнусь.

21

РУСЛАН

Тихо посмеиваюсь. Ну Люба, ну зараза! Кинула меня с ребенком, и уплыла. Русалочка, блин! А я вот учу Диану плавать, хотя тренер из меня — фуфло. Но свои-то дети будут, так что нужно привыкать. Их и на велике нужно будет учить гонять, и плавать, и костер разжигать. Всему тому, чему меня отец и старший брат учили — этому я своих детей научу.

Да и Диана мне не чужая. Ясно же, что с Любой останется, а значит и со мной. Не могу сказать, что я прям полюбил Диану, всё же не моя она дочь, но малявка милая. Жаль её. Привязываюсь к ней. Уже не смотрю как неизбежный прицеп к Любе, с которым нужно поладить. По-другому мыслю: девчонке этой тепло нужно, отец.

Ничего, полюблю и её. На всё нужно время.

— Вот так, молодец. Я держу, — успокоил Диану.

Она уже умеет лежать на воде, и не тонуть. Довольная, улыбка от уха до уха. Зубы через один, и смотрится это офигенно. Наверное, красивой вырастет, как Люба. Или даже еще красивее, хотя кажется, куда еще больше красоты?

— Эй, мать года, ты не утонула? — проорал я. — Не хочешь к нам присоединиться?

Где-то вдали бульк, плеск, и вредный голос кричит в ответ:

— Вы там сами как-нибудь! Мамка года устала! У мамки релакс, тэйк ит изи!

Вот зараза!

Плавает там дельфинчиком, Русалка моя, пока