Людмила Маркова - Небо любви Страница 47

— Нет, Станислав, если хотите остаться мне другом, то не пытайтесь заводить подобные разговоры, — твердо сказала Соня, а ее карие с зелеными крапинками глаза были грустны. — Если бы вы только могли представить, как мой Луиджи любил ваших сыновей и сколько еще доброго хотел сделать для моей лучшей подруги! Он оставил меня богатой вдовой, только я не стала от этого счастливей. Единственное, что может радовать меня, — я теперь смогу помочь родным, близким и просто детям, лишенным родителей. Луиджи завещал огромные средства детским домам в России. Этот большой ребенок имел большое сердце.

«Насколько старше стала казаться Соня, — подумал Волжин. — Все та же фигура и та же гладкая кожа, но старше стали глаза, которые перестали излучать улыбку». Чтобы не расстраивать восприимчивую к чужому горю Юльку, Волжин умолчал о своих наблюдениях. Он не проронил ни слова, не желая вторгаться в такие тонкие миры, доступные пониманию лишь самых впечатлительных и чувствительных натур.

Поздним вечером, незаметно наблюдая, как теперь уже его законная жена тихо села на пуфик возле комода и с любопытством разглядывала себя — новую, совсем другую и одновременно все ту же, Волжин ощутил непередаваемое чувство умиления, сердце его было готово взорваться от нежности.

«Моя, теперь уже совсем моя, — грела его мысль. — Я создам для нее все условия, поселю ее в самый лучший сад с аленьким цветком, и она уже не упорхнет в свое проклятое небо. Она просто не захочет этого сделать».

— Детка, — только и смог произнести Волжин. Осторожно снимая с нее свадебные одежды, он удивился, не находя в себе былой страсти. Все его существо переполняла нежность. Стас думал, что не сможет уже полюбить еще больше свою Юльку. Но это новое чувство щемящей нежности оказалось не только сильнее самой что ни на есть африканской страсти, но и побеждало эту страсть. — Какая же ты у меня красивая. Ты — моя жена, — тихо сказал Волжин, глядя на мерцающее в темноте стройное женское тело. — Какими чудодейственными бальзамами ты пользуешься, что тебе нельзя дать больше двадцати лет? И каким же безобразным чудовищем кажусь я рядом с тобой.

— Не говори такое про себя, — прижалась к нему Юлька. — Разве можно не восхищаться твоим умом, твоим интеллектом, твоей добротой! К тому же ты красив и мужской красотой.

— Ты, правда, так считаешь?

— Да, конечно. Я совершенно искренна с тобой. Мне нравятся твои сильные смуглые руки, твои налитые свинцом плечи, твои проницательные черные глаза, — с жаром перечисляла его достоинства Юлька.

— А живот? — перебил ее Волжин. — Упитанный волосатый живот орангутана?

— И живот мне тоже нравится, — засмеялась в ответ Юлька.

После продолжительных разговоров, вопросов, ответов, тихих ласк и поцелуев Волжин взял ее так бережно и так нежно, и с таким трепетом отозвалось тело жены на его ласки, что оба почувствовали себя счастливо утомленными, растворяясь в блаженной истоме.

Волжин просыпался рано и, стараясь не разбудить Юльку, неслышно вставал с постели и, прежде чем осторожно закрыть за собой дверь спальни, бросал взгляд на ее розовое во сне лицо и разметавшиеся по подушке волосы. Когда-то давно, а теперь, кажется, что совсем недавно, это уже было. Правда, тогда она официально являлась чужой женой, и кончилось все плачевно, шестнадцать лет прошло, прежде чем им представился случай соединиться и понять, что они предназначены друг другу судьбой. Теперь Юлька — его официальная жена, пусть еще не венчанная, но жена. Все получилось не совсем так, как они планировали. Несостоявшаяся свадьба. Трагическая смерть Луиджи. Сорвавшийся план путешествия по Средиземноморью. И все-таки каждое утро Волжин ощущал себя счастливым человеком, у которого есть настоящая семья и любимая женщина. Его женщина, только его.

Начиная день с гантелей и холодного душа, Волжин ощущал необыкновенный прилив энергии. Все ему было по плечу. И никакие трудности и неурядицы не могли испортить его приподнятого настроения.

А как умела Юлька встречать его с работы, бросаясь на шею, будто после долгой разлуки.

— Стас! Я так соскучилась, — каждый раз говорила она, выбегая к нему в шелковых шортиках и подставляя губы для поцелуя.

— Детка моя, — задыхался от нежности Стас.

— Иди быстренько мой руки. Я знаю, что ты голодный, — деловито говорила Юлька, с трудом отрываясь от мужа.

— Какая же ты у меня хозяюшка, — расплывался в улыбке Волжин. — Завтра же пойдем в ресторан ужинать. Я не позволю тебе целый день торчать у плиты.

— Мне совсем несложно приготовить что-то вкусненькое. И вовсе не целый день я этим занимаюсь. Ты и не догадываешься, как быстро и ловко я управляюсь с домашним хозяйством.

Еще с молоком матери Юлька впитала в себя любовь к той радости, которую приносит чистота и порядок.

— Боюсь только, что надолго тебя не хватит, — погрустнел Волжин. — Ну, да ладно. Не будем о неприятном. Давай ужинать.

Юлька понимала, что хочет услышать от нее Стас, которого убивала одна мысль о ее скором возвращении в службу бортпроводников. Оставалось две недели до окончания срока списания ее на наземную работу. К счастью, пока ей приходилось приезжать в Шереметьево только два раза в неделю, да и то на несколько часов. Юлька успевала и к маме съездить, и с Олегом пообщаться, и в магазин за продуктами сходить, и приготовить, и порядок в доме навести, и даже, втайне от Стаса, записать свои сны.

— Я тебе запрещаю ходить без меня в магазин, — строго говорил ей Волжин.

Но Юлька слушалась через раз, понимая, как много приходиться работать мужу, и переживала за его здоровье.

— Стас, я прошу тебя, кури поменьше. Вспомни, что советовали тебе врачи. Еще одна такая ангина, и ты испортишь себе сердце, — укоряла его она.

— Я здоров, к чему скрывать. Я пятаки могу ломать. А я недавно головой быка убил, — в ответ напевал Волжин старую песню Высоцкого и доставал из пачки очередную сигарету.

— Почему ты так много куришь? Ведь все хорошо, правда? — спрашивала Юлька, подходя сзади и прижимаясь к его спине, пока он отчаянно дымил. — Может, у тебя на работе неприятности?

— Не надо, детка, отойди. Не дыши дымом. Ты же этого не любишь. Я постоянно бегаю в ванную, чтобы почистить зубы. Иначе как я буду тебя целовать? А ты здесь стоишь со мной и смущаешь своим присутствием, — говорил Волжин, и в голосе его чувствовалась напряженность.

— Мне все равно, чем ты пахнешь, табаком или одеколоном. Я просто хочу почаще быть с тобою. Тем более…

Юлька осеклась, собираясь сказать о том, что на днях ей предстояло проходить ВЛЭК (врачебно-летную экспертную комиссию), которая предполагала ее возвращение на летную работу, так ненавидимую Волжиным.