Цена его ревности. Книга 3 (СИ) - Мур Лана Страница 48

— Разумеется, довезем, но с трассы сворачивать не будем. Думаю, что до деревни Ниша сможет дойти сама. Если я правильно помню, то она расположена, чуть ли не впритык к дороге. Верно?

Ниша утвердительно покачала головой.

— Вот и решили, — резюмировал Ракеш и, подхватив жену на руки, понес к машине.

— Отпусти, я смогу дойти сама, ты меня позоришь, — шипела упрямица, но Ракеш ее не слушал. Убедившись в полной бесполезности протестов, Вика всмотрелась в сосредоточенное лицо мужа — его выражение не было ни игривым, ни расслабленным, скорее утомленным и жестким.

«Свидание разочаровало?» — горько подумала она, вспомнив кто был сегодня у них дома, и сама себя оборвала: «Меня это не касается, это его жизнь и его дело».

Но этими словами нельзя было остановить яд ревности и жгучую обиду, которые, растекаясь по венам и отравляя мысли, причиняли мучительную боль. Пытаясь с ней справиться, Вика только глубже вгоняла в ладони острые ногти — так как на Ракеша сегодня были планы, и Вика не могла позволить себе такую роскошь, как выпустить на свободу бушующее негодование.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 47. Семья Ниши

Когда Санджей и Айрин въехали во двор высотки, то едва держали себя в рамках приличий. Обнявшись, они вошли в вестибюль и замерли — около консьержа стояли женщины с ведрами, тряпками, плетеными корзинами и мужчина, нагруженный металлическими контейнерами. И мужчина, и женщины — все были в униформе прислуги дома Роев.

— Что вы здесь делаете? — сурово поинтересовался Санджей.

— Нас послала госпожа Чанда, — вышел вперед мужчина, женщины же постарались спрятаться за его спину от гневного взгляда молодого хозяина. — Она велела сделать уборку, забрать грязную одежду и принести ужин.

Щеки Айрин пылали возмущением от бестактности старушки и семейных споров, происходящих под блестящим от любопытства взглядом консьержа.

— Возвращайтесь обратно и передайте дади, что во всем этом нет необходимости. Мы прекрасно справляемся сами, — сквозь зубы процедил Санджей, стараясь сдержать гнев, волнами поднимающийся в душе и грозящий смести все на своем пути. В своей горячности он мог немедленно позвонить бабушке, чтобы в весьма резких выражениях разъяснить ее неправоту, но наблюдавшая за ним Айрин остудила вспыльчивого жениха, положив узкую ладонь поверх его сжавшихся в кулак пальцев.

— Они все поняли. Пойдем. Не будем устраивать представление для всех желающих, — тихо сказала она. Прекрасное настроение и предвкушение вечера наедине с любимым развеялось как дым. Подавленные, они поднялись в квартиру. Санджей еще старался разрядить обстановку, пытаясь шутить и заказав ужин в ресторане, чтобы не обременять невесту кухней, но, сам находясь на взводе, так и не смог поднять настроение Айрин.

Ниша вышла из машины, следовавшей за суровым господином и его женой и остановившейся у развилки, где от основного шоссе ответвлялась и убегала в сторону узкая второстепенная дорога, по которой едва мог проехать один внушительный внедорожник, а если будет суждено двум таким машинам встретились между высокими деревьями, окаймляющими кривоватую грунтовку, то они не смогут разъехаться и останутся там навсегда.

«Вот и развлечение будет местной ребятне», — посмеялась она над своими мыслями и уверенно зашагала к маячку светящихся теплым и родным светом окон дома, виднеющихся невдалеке. Там ее ждали…

Киран провожал худенькую и невысокую фигуру тоскливым взглядом. Очень хотелось задержаться и удостовериться, что Ниша благополучно добралась до дома, который, как сказала по дороге, видно было с шоссе. И Киран старался угадать — какие из мерцающих неярким светом окон ее: может быть вон те — с мягким розовым светом и силуэтом цветка на подоконнике, или те — где на светлых занавесках пляшут маленькие тени: «Наверное, дети шалят», — подумал Киран и вспомнил свою холостяцкую квартиру с минимумом необходимой мебели; тишиной, нарушаемой только звуками с улицы и работающим телевизором; нерушимый порядок, невозможный если дома есть дети; еду, заказанную в ближайшей кафешке, и Кирану очень захотелось, чтобы его кто-то ждал. Кто-то с теплыми, заботливыми руками, снимающими усталость долгого дня, с горячим ужином, за которым можно поделиться смешными историями и услышать в ответ тихий смех, перекрываемый звонкими голосами ребятишек.

Но женская фигура уже скрылась в темноте, а внедорожник, задержавшись не дольше, чем это было нужно чтобы Ниша вышла, последовал за авто хозяина.

Все это видел и внимательный наблюдатель, дожидающийся пока кортеж не скроется из вида. После этого он аккуратно въехал в деревню и, без труда определив заведение, где работники завода расслаблялись после трудового дня, направился к нему.

Ниша подошла к своему дому, открыла тихо скрипнувшую калитку невысокого заборчика из штакетника, выкрашенного бледно-зеленой краской, прошла по небольшому, заросшему травой дворику, поднялась на невысокое крыльцо и неслышно открыла дверь. Она окинула взглядом небольшую аккуратную гостиную — диван, укрытый сине-серо-желтым в крупную клетку пледом, был пуст; хотя папа любил в это время смотреть телевизор, его любимое кресло-качалка с потертыми подушками без хозяина тихо покачивалось под легким, задувающим сквозь окно ветерком, он же своим теплым дыханием колыхал небесно-голубую, ажурную, связанную еще мамой скатерть, свисающую с круглого стола; и неяркий огонек фитиля горящего в наполненной маслом лампаде, стоящей среди круглых махровых головок бархатцев у подножия статуэтки Матери-Богини в домашнем храме.

— Папа! — окликнула Ниша, заглянув и не найдя никого на кухне.

Со смерти мамы, отец очень сильно сдал и сейчас постоянно принимал сердечные препараты.

— Я здесь, дочка, — донесся голос из комнаты отца, куда он уходил, чтобы в тайне от дочери предаваться тоске по ушедшей жене. — Почему ты так задержалась?

Ниша вошла в его комнату — пожилой мужчина сидел на пуфе около окна и бережно перебирал листья стоящей на подоконнике китайской розы, которую, еще при жизни посадила его жена и мать Ниши. После ее смерти, отец забрал цветок к себе и сам за ним ухаживал.

— Папа, ты ужинал? Я сейчас согрею, — делая вид, что не замечает его настроения, отозвалась Ниша, а потом уже с кухни повысив голос, чтобы услышали в комнате, стала рассказывать: — Мне же дали новую ученицу — жену хозяина. Я учу ее сидеть на лошади. А еще у меня неожиданно появился дополнительный ученик, — со смехом продолжила она, надеясь заинтересовать отца, — ее охранник. Он всюду следует за девушкой. Ты знаешь… — Ниша повернулась, обращаясь к открытой двери комнаты, освещенной приглушенным розоватым светом маминого торшера, но отец уже стоял за ее спиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Трудно тебе, наверное, приходится, и от меня никакой помощи, — обняв дочку за плечи сказал он. — Выдать бы тебя замуж, можно и умереть спокойно. Почему ты всем отказываешь? Ведь были такие хорошие предложения.

Ниша накрыла морщинистую ладонь отца своей твердой ладошкой.

— Папа, мне хорошо с тобой, зачем мне муж? — спросила она, вспомнив всех претендентов.

Действительно, когда Ниша вернулась домой ухаживать за больной мамой, и в деревне появилось новое лицо, отца завалили брачными предложениями, но она их все отклоняла, полагая, что не время, и отдавая все силы больной. Потом был траур и заболел папа. Время шло, о Нише стали говорить, что она слишком задается и предложения перестали поступать, но она о них и не жалела — в деревне не было никого, ради кого можно было расстаться с независимостью. Нише вполне хватало общества отца, когда он не грустил, лошадей и учеников, а вот сейчас еще и появился Киран… Мысли Ниши против воли постоянно возвращались к высокому охраннику.