Империя желания (ЛП) - Кент Рина Страница 48

У меня нет сил бороться с этим.

Ночной воздух ударяет по нам, и я дрожу, когда он идет к стоянке. Я даже не обращаю внимания на зрителей, которые наблюдают за нами.

Они не имеют значения.

Они никогда этого не делали. Люди не понимают. Люди судят.

Он этого не делает. Нейт никогда не осуждал меня, даже когда вел себя как засранец с множеством резких наклонностей. Он строг, но никогда не осуждает.

Он практичный, но никогда не ограниченный.

— Нейт… — шепчу я его имя в тишине ночи, и звучу так пьяно и эмоционально, потому что он все еще не смотрит на меня.

— Заткнись, Гвинет. Я не хочу сейчас слышать твой голос, — резкий гнев в его словах подобен удару по моему лицу, сильному, от которого рождаются слезы. Теперь они собрались в моих глазах, и у меня нет возможности стереть их, пока он не откроет дверцу машины и не бросит меня на пассажирское сиденье.

После того, как он застегнул мой ремень безопасности, он сдергивает свою куртку и набрасывает ее на меня. Она пахнет, как и он — пряностями, деревом и проклятием. Это то, кем он является и всегда будет.

Мое преступление и мое худшее проклятие.

Еще одно слово в моем списке.

К тому времени, как он оказывается рядом с водительским сидением, я плотно прижимаю куртку к моей груди.

Он выезжает со стоянки и молча едет по улице. Нет ни радио, ни слов, и чем больше времени проходит, тем крепче я сжимаю его куртку.

— Разве ты не собираешься что-то сказать? Что-либо? — я стараюсь произнести это членораздельно, но не получается.

— Я сказал замолчи, Гвинет.

— Я не хочу замолчать. Я хочу поговорить, хорошо? — вероятно, это мимолетная храбрость, или глупость, или что-то еще, но она есть, и я беру быка за рога. — Если ты не заметил, ты испортил мне вечер.

— Что, черт возьми, ты только что сказала? — он бросает на меня косой взгляд, и это так сильно прижимает меня к сиденью, что я икаю. А может, это из-за алкоголя.

— Мой вечер, Нейт. Мне было весело, пока ты не появился, — я симулирую безразличие и лгу сквозь зубы.

Нет, мне было не весело. Я была несчастна и пустилась во все тяжкие, и мне не понравилось быть такой даже в моем отравленном мозгу.

— Тебе было весело тереться об этих детей, а я все испортил, ты об этом говоришь?

— Мы… танцевали.

— Я видел, как твоя задница и живот терлись об их гребаные члены, Гвинет. Это не было гребаным танцем.

— Пожалуй…

— Тебе понравилось это? — его голос спокойный, но все тело напряжено, особенно рука на руле. Та сильная, жилистая рука, о которой я мечтала, когда его не было.

— Что мне понравилось?

— Тереться о них, скользить своим телом по их членам и сводить их двоих с ума от похоти, что они затащили тебе на танцпол. Тебе понравилось это?

— Может и понравилось. Может, я обычная шлюха, — отбрасываю его куртку в сторону, все еще под действием алкогольного адреналина.

Я снимаю ремень безопасности и сокращаю расстояние, разделяющее нас, прижимаясь грудью к его закрытой рубашкой руке.

— Какого хрена ты делаешь, Гвинет?

— Я показываю тебе, какая я шлюха, — я прижимаюсь губами к его горячей шее и провожу рукой от его груди до эрекции. Он оживает от моего прикосновения, и я сжимаю его, продолжая целовать ключицу.

— Вернись на свое место. Сейчас же, — он приказывает мне, но я зашла слишком далеко, чтобы слушать его. Его тело прижимается к моему, и я трусь грудью о его руку, пока соски не становятся чертовски набухшими и болезненными.

— Знаешь, мои соски раньше не были так сильно напряжены, — я беру его свободную руку и засовываю её под платье, пока он не дотрагивается пальцами до моих складок. — И не была такой мокрой тоже. Знаете ли ты, что это значит?

Он не смотрит на меня, все его внимание сосредоточено на дороге, но и не убирает руку с моей киски.

— Что?

Мои губы прижимаются к его уху, и я шепчу:

— Это означает, что я только твоя шлюха, Нейт.

Изменения в его лице едва заметны, но они заметны в его расширенных ноздрях и тиках в челюсти. Его пальцы сжимаются на моем клиторе, и я стону, чувствуя, как моя влажность пропитывает трусики и стекает по его руке, и моим бедрам. Это именно то, чего я хотела в течении гребанных пяти лет.

Хаос.

И это один из самых прекрасных хаосов, которые когда-либо создавались.

Тот, который сделал он. Тот, который он продолжает лелеять.

— Нет, ты не шлюха, — он убирает руку с моего клитора, и машина останавливается. Мы уже дома, но сейчас мне наплевать, потому что он перестал меня трогать.

— Что? Почему?

Его глаза встречаются с моими, и я думаю, что мне больше нравилось, когда они этого не видели, потому что там сильное течение, которое вот-вот унесет меня и похоронит в своих глубинах.

— Ты не моя шлюха, если позволяешь другим трогать то, что, черт возьми, мое. Слезь с меня.

Я делаю прямо противоположное и неловко наклоняюсь вперед, пока не сажусь к нему на колени. Мои ноги широко расставлены по обе стороны от него, так что я могу удобно сидеть. Но я не хочу сидеть на его коленях. Я поднимаю платье и опускаюсь на его эрекцию, так что его член упирается в мои мокрые трусики.

Мое сердце сжимается при воспоминании о нем внутри меня, и этот образ сводит меня с ума, когда я скольжу по его выпуклости.

— Гвинет, остановись.

Я отчаянно качаю головой.

— Я соврала. Мне это не очень понравилось.

— Что тебе не понравилось?

— Тереться об Алекса и Криса.

— Тогда какого хрена ты это делала?

— Потому что… — я облизнула губы. — Потому что я хотел забыть.

— Забыть, что?

— Тебя… и прочие вещи. Но это не сработало. Все, о чем я могла думать, это о тебе, — я прикусываю нижнюю губу, потому что его эрекция увеличивается и сильнее упирается в мои опухших складках, и я не могу удержаться. Двигаясь взад-вперед, пока не становлюсь невероятной влажной, позволяя липкой влаге размазываться по моим бедрам.

Его сильная рука обвивает мою талию под платьем, которое теперь прижато к моему животу. Он вздрагивает, когда я опускаюсь и хнычу.

— Ты думала обо мне?

— Да?

— О чем именно?

— О твоих сильных руках и твердой груди. А также о твоем члене, и о том, какой он большой, — сейчас я доставляю нам удовольствием через ткань одежды, мои движения становятся бешеными из-за его члена.

— Что еще?

— Я думала о том, как сильно моя киска хочет тебя. Ни кого-то другого, тебя.

— Потому что это моя киска?

— Да, твоя.

— А ты шлюха. Моя шлюха.

— Да, — он не спрашивал, но я все равно отвечаю. Я скольжу вверх и вниз, трусь о его выпуклость и нахожусь на грани, я так близко, что у меня дрожат ноги.

— Моя шлюха позволит кому-нибудь еще, кроме меня, снова прикоснуться к ней?

— Нет… нет… не…

— Верно, потому что, если ты это сделаешь, я испорчу им жизнь, Гвинет. Я серьезно.

И я кончаю. Он такой резкий и сильный, что я кричу. Я кричу громко и без цензуры, не заботясь о том, что кто-то может пройти мимо и увидеть, как я становлюсь его.

Этот кто-то мог видеть, как я кричу, тяжело дышу и стону по имени Нейта.

Собственно, должны.

Я действительно хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я тону в нём.

Его слова не должны меня возбуждать. Я не должна соглашаться на обещание, что он причинит людям боль из-за того, что они коснулись меня, но я это делаю, и это продолжается так долго, что я даже не думаю, что когда-нибудь упаду.

От алкоголя в моей крови у меня кружится голова, когда я смотрю на него опущенными глазами, все еще раскачиваясь взад и вперед на нём. В какой-то момент обе его руки обвивают мою талию, и теперь мне кажется, что так и должно быть всегда.

Что-то есть такое в его темном взгляде. Не знаю, что, но это есть, и это наполняет меня одновременно множеством эмоций.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Мой рот находится в нескольких дюймах от его губ, тех же губ, о которых я мечтала с пятнадцати лет и впервые почувствовала вкус, когда мне было восемнадцать.