Подарок для миллиардера - Амелия Борн Страница 49

Мама посмотрела в ответ внимательно и впервые за всю жизнь я не видела в ее глазах привычной, будто намертво въевшейся в них, усталости.

– Потому что ты моя дочь. И не могла так просто отдать своего ребенка. Так же, как я, как бы ни было тяжело, не могла отказаться от тебя.

Я сглотнула. Хотелось слышать сейчас не об обязательствах и долге, а просто о том, что меня любят.

– Ты не знаешь всей правды… мама, – выдавила я, вспоминая о том, что вынуждена была наврать. Я врала матери, врала Родионову….

– Ну так расскажи, – предложила мама и в ответ на мой удивленный взгляд добавила :

– Знаю, мы никогда не были близки и в этом только моя вина. Я много работала, чтобы тебя прокормить и забывала о том, что ребенку нужны не только еда и одежда, но также тепло и любовь. Глядя на Снежану, я теперь понимаю, сколь многое упустила. Может, ты простишь меня за это однажды. Но, как бы там ни было, тебе просто стоит знать – все, что я делала, я делала ради тебя.

Я вдруг поняла, что на глаза сами по себе навернулись слезы. Непривычная слабость, которую редко себе позволяла.

– Я понимаю, – ответила, не делая попыток скрыть струящуюся по щекам влагу. – Мама… расскажи о папе… пожалуйста.

Впервые я ощущала, что могу спросить мать о том, о чем мы никогда не говорили прежде. Об отце. Я не знала о нем ровным счетом ничего.

– Тут нечего особо рассказывать, – пожала мама плечами и переложила Снежану на другую руку. – Он был родом из Баку. Его семья не хотела, чтобы он женился на женщине другой веры и национальности, а он их послушал. Вот и вся история.

– Ясно, – протянула я, глядя на старенький стол, покрытый изрезанной ножом клеенкой.

– Теперь твоя очередь, – напомнила мама и я, сделав глубокий вдох, выложила ей всю правду.

Она слушала молча. Потом, когда я закончила, сказала вдруг то, чего я совсем не ожидала :

– Не упусти хорошего мужика, дочь.

– Богатого, ты хочешь сказать? – усмехнулась я.

– Нет, именно хорошего. Да, он обидел тебя, но он же и признал свои ошибки. И они не настолько чудовищны, чтобы разрушить из-за этого несколько жизней.

– Я подумаю об этом, – сказала я маме и, встав, протянула руки, чтобы забрать задремавшую дочь. – А теперь просто хочу отдохнуть.

– Иди, – кивнула мать и я, прижимая к себе свое сокровище, прошла в маленькую темную комнатушку, которую занимала всю жизнь, а теперь делила с дочерью.

Удивительное дело – когда-то я мечтала вырваться отсюда. Покинуть нищую квартирку, чего-то добиться в жизни… Теперь же именно здесь, дома, по-настоящему ощущала себя в безопасности.

Как вскоре оказалось – увы, преждевременно.

На следующий день Родионов, несмотря на свои слова накануне, к нам не приехал. И я сама не могла понять, что чувствую по этому поводу. Точнее, чего во мне было больше – разочарования или облегчения?

Сейчас, когда хотелось только покоя и тишины, было очень трудно разобраться с тем, что чувствовала по отношению к отцу своего ребенка. После всего пережитого казалось, что все чувства из души просто взяли и вытравили. И не осталось ничего, кроме желания побыть наедине с самой собой. Наконец-то расслабиться, привыкая к мысли, что никто больше не пытается отобрать моего ребенка.

Хотя слова матери так и не шли у меня из головы. Я ведь и сама понимала причины, по которым Илья мог мне не верить. И также сознавала, что даже думая обо мне самое худшее, он не пытался отобрать у меня ребенка. И это, наверно, само по себе значило многое.

А еще меня буквально преследовало воспоминание о его глазах, какими они были в тот момент, когда он говорил, что любит Снежану. И меня. И поверить в это было очень легко, но я боялась снова надеяться на то, что казалось несбыточным.

Но с одним упрямым фактом, тем не менее, я ничего не могла поделать. Я скучала по Родионову. Понимание этого пришло вместе с досадой от того, что он не звонил и не приезжал. И было приправлено мыслями о том, где он сейчас и с кем.

Возможно, нашел утешение с еще одной первой попавшейся девицей, каковой для него когда-то была и я сама. А может, даже решил вернуться к жене. Хотя в последнее я не верила. Но все равно продолжала себя накручивать вместо того, чтобы позвонить первой.

Тем не менее, сделать это мне все же пришлось. Вот только уже совсем по иному поводу.

Когда раздалась трель дверного звонка, я была дома одна. Подойдя, заглянула в глазок и к своему удивлению увидела на площадке полицейского. Сердце вдруг тревожно забилось, хотя особых причин к тому не было. Вероятнее всего кто-то из соседей устроил очередной пьяный дебош и участковый просто хотел опросить нас по данному поводу.

С этими мыслями я открыла дверь. И тут же увидела за ней не только полицейского, но и прикрепленную к нам патронажную медсестру. И выражение ее лица – хищное и злорадное, меня откровенно пугало.

Тут же вспомнилось, что мама говорила о ее визитах. Похоже, не застав нас с дочерью дома несколько раз, эта женщина решила привести подмогу.

Причин волноваться, казалось, не было. Если она забила тревогу по поводу того, в порядке ли мой ребенок, то я могла показать им свою целую и невредимую дочь и послать обоих… расследовать что-то действительно стоящее их внимания.

– Лали Серебренникова? – уточнил полицейский, глядя на меня в упор.

– Она это, она! – встряла медсестра и тон ее звучал обвиняюще.

– Да, это я, – подтвердила, проигнорировав медсестру. – А что случилось?

Полицейский оглядел меня с головы до ног, потом ответил :

– Случилось то, что нам поступила информация, что вы пытаетесь продать свою дочь.

Я ощутила, как внутри пробуждается дикая, неконтролируемая злость. Откуда опять этот бред?! Господи, да когда это кончится, в конце – то концов?!

– Так