Тест на измену (СИ) - Инфинити Инна Страница 49

— Зачем ты пришел? — Спрашивает едва слышно.

— Я пришел к тебе.

— Зачем?

— Чтобы быть рядом. Позволишь мне?

Она молчит, уткнувшись в мою шею и продолжая тихо лить слезы. А я все так же крепко ее обнимаю, питаясь теплом.

— Я не нужна тебе. Ты же сам говорил. Ты потом уйдёшь.

— Нужна как воздух. И никогда не уйду. Ты только позволь мне остаться.

Арина всхлипывает. Я отрываю ее голову от груди и целую в губы. Они соленые из-за слез. Я продолжаю сминать их, стараясь через поцелуй выразить, как сильно люблю. Арина сначала не двигается, а потом начинает отвечать. Сначала вяло, затем чуть живее. Аккуратно обвивает меня за спину, я прижимаю ее к себе еще крепче.

— Ты же ненавидишь меня, — шепчет, прервав поцелуй.

— Я люблю тебя.

— Ты же не хочешь со мной быть.

— Хочу. Ты нужна мне.

— Паша… — тихо всхлипывает. — Я не знаю, как жить дальше…

— Я тоже. Но давай попробуем это вместе? У нас ещё остались мы.

— Зачем я тебе? Я же причинила тебе такую боль.

— Она ничто по сравнению с этой болью.

Я подхватываю Арину на руки и несу на кровать. Укладываю на постель и ложусь рядом, прижав к себе. Мы молчим. Просто молчим, лёжа в обнимку, как делали это раньше. Понимаем друг друга без слов.

Арина знает, что я не уйду. А я знаю, что она позволила мне остаться.

Эпилог

Ключ в двери поворачивается, когда я выключаю утку в духовке. Я снимаю передник и тороплюсь в прихожую встретить Пашу.

— Привет! — тону в его объятиях и отвечаю на поцелуй.

Трогаю холодное лицо, короткие волосы с хлопьями снегами.

— Не замёрз? — обеспокоенно спрашиваю.

— Немного. А чем так вкусно пахнет?

— Я запекла утку с апельсинами и сварила глинтвейн. Еще сделала несколько салатов. Скоро надо садиться за стол. Проходи быстрее.

Пока Паша раздевается в прихожей, возвращаюсь на кухню. Уже восемь часов, пора бы и за стол. Паша как истинный трудоголик поехал в «Стройкапитал» даже 31 декабря.

— Как все вкусно выглядит, — обнимает меня со спины и разглядывает блюда на столе. Нежно целует в щеку, задерживаясь губами на коже подольше.

Я блаженно улыбаюсь, откидываясь затылком на Пашино плечо. С щеки он спускается губами к шее. Ласкает горячими поцелуями, даря тепло.

— Я соскучился по тебе за день.

— И я по тебе. Давай ужинать? А то остынет. Ты, наверное, голодный?

— Как волк.

Переносим блюда в гостиную. Мы отмечаем праздник вдвоём. Не хотим никаких друзей и родственников. Они нам мешают. Каждую свободную минуту мы с Пашей стремимся провести вместе. Обожаем просто валяться на диване, разговаривать обо всем на свете и смеяться. Потом занимаемся любовью. Долго и не по одному разу.

Нам так хорошо вдвоём. Не нужны ни телефон, ни компьютер, ни телевизор. А какие-то посторонние люди — пускай это даже ближайшие родственники — тем более не нужны. Мы почти не ездим в гости и никого не приглашаем к нам. Достаточно того, что работаем в будние дни. А Паша иногда и в выходные ездит в «Стройкапитал». Мне бы хотелось, чтобы он работал поменьше, но это невозможно, учитывая какую большую компанию возглавляет.

Пробка от шампанского хлопает, и Паша пополняет нам бокалы.

— Это был хороший год. Пускай следующий будет еще лучше, — произносит тост.

Мы чокаемся и делаем по глотку игристого напитка.

— Люблю тебя, — тянусь к Паше и обнимаю его.

— И я тебя люблю.

Паша перетаскивает меня со стула к себе на колени. Я прижимаюсь к нему так сильно, как могу. Вот и пролетел наш год вместе. Даже чуть больше. Год и месяц примерно. Нам было очень тяжело первое время из-за несчастья, которое случилось, но мы справились ради друг друга. Я старалась держаться и не расклеиваться ради Паши, а он старался держаться и не расклеиваться ради меня. У нас получилось. Вместе мы смогли справиться с этим испытанием.

Ну и еще нам помогла одна Пашина знакомая психиатр.

После первых двух выкидышей я не обращалась за психологической помощью. А зря. Психиатр здорово со мной поработала. Теперь я спокойно смотрю на улице на беременных и маленьких детей. Я не завидую им и меня не бросает в слезы. Да, у них есть ребенок, а у меня нет. Ну и что? Если у меня нет ребенка сейчас, это не значит, что у меня его не будет никогда. Мы с Пашей никуда не торопимся, у нас впереди целая жизнь. Возможно, однажды мы попробуем снова. Но пока хотим пожить для себя.

Бой курантов и фейерверк мы встречаем в постели. Жадно целуем друг друга и нетерпеливо снимаем одежду. Я же говорю, у нас с Пашей свой собственный мир, один на двоих. Что происходит за окном, нам неинтересно.

Я сонная нежусь в объятиях Паши, когда он говорит на ухо:

— Мы так увлеклись друг другом, что забыли про подарки.

— Давай утром? — прошу, еще удобнее устраиваясь на его груди.

— Я свой сейчас подарю.

Паша аккуратно перекладывает меня с себя на подушку и поворачивается к прикроватной тумбе. Недовольно хмурюсь. Какая в этом срочность? Я так удобно лежала. Продолжаю дремать, когда Паша берет мою ладонь, а в следующую секунду по пальцу скользит что-то холодное. Удивленно распахиваю глаза и вижу…

— Ты выйдешь за меня замуж?

Меня парализует. Воздух заканчивается, дышать не могу. Только изумленно хлопаю ресницами.

Мы не говорили о свадьбе. Мы просто были вместе и все. Купались в нашей любви и считали это достаточным. Ну, по крайней мере я считала. Мне казалось, что роспись в загсе — это просто формальность, и в нашем случае не совсем уместная. Мы уже однажды собирались жениться, но не вышло по моей вине. Я побывала замужем за другим. Паша не поднимал разговор о свадьбе, а я тем более. Поэтому сейчас я пялюсь на кольцо с большим бриллиантом, находясь в полном шоке.

Мое молчание затягивается. Паша нервно вздыхает.

— Конечно! — восклицаю. — Конечно, выйду!

Паша заметно расслабляется, а я тянусь целовать его.

— Любимый, — шепчу. — Мой самый-самый любимый.

Мы назначаем свадьбу на лето. Родственники счастливы. Но сразу заявляем, что торжества на миллион человек не будет, только узкий круг самых близких людей. В итоге получается список из тридцати гостей.

Я приезжаю к родителям, захожу в свою комнату, отодвигаю дверцу шкафа и смотрю на свадебное платье. Оно по-прежнему превосходно. По-прежнему платье моей мечты. Снимаю вешалку с ним и прикладываю к себе. За почти девять лет с момента покупки мой размер одежды не изменился. Неужели оно до сих пор будет мне как раз?

— Помочь тебе надеть его? — раздается сбоку Пашин голос.

Он стоит, привалившись к дверному косяку.

— Паша, не смотри!

— Почему?

— Это плохая примета! Жених не должен видеть платье невесты до свадьбы.

— Мы покупали его вместе.

Поэтому и не поженились, хочется добавить, но я успеваю прикусить язык.

— Ерунда это все, — отрывается от дверного проема и подходит ко мне. — Глупо думать, что наша жизнь зависит от примет. Надень его.

Я волнуюсь. Столько лет платье провисело в шкафу. Как будто ждало своего часа.

Не дожидаясь действий от меня, Паша тянет вверх края моей кофты. Рвано выдохнув, повинуюсь и раздеваюсь полностью. Пока я снимаю с себя одежду, Паша расстёгивает застежки на платье. Аккуратно просовываю в него ноги, затем руки, инстинктивно сжимаю живот, ожидая, что оно мало, но это оказывается лишним. Паша принимается застегивать на мне платье. Когда доходит до последнего крючка, я понимаю, что оно сидит на мне идеально.

— Платье очень тебе идёт.

Сглатываю. Да, идет.

— Я хочу, чтобы ты была в нем, — говорит на ухо и целует в щеку.

— Хорошо, — соглашаюсь, в глубине души испытывая большую радость.

Мы женимся в июле. День очень тёплый, солнечный. Танцуя под медленную песню, я прижимаюсь к Паше, не веря, что это произошло. Мы стали мужем и женой. Мы преодолели время, испытания и боль. Мы счастливы. Мы абсолютно счастливы.