Людмила Маркова - Небо любви Страница 49

А как пела стюардесса Галка Архипова! Словами не описать. Опера много потеряла без такого контральто.

Незаметно — за шутками, смехом и воспоминаниями — Юлька прошла медицинскую комиссию и поехала в службу бортпроводников сдавать профессиональный зачет на компьютере да экзамен по английскому, чтобы потом с оценочным листом прийти в инспекцию продлить срок летного свидетельства и допуск на определенные типы самолета. Какова же была ее радость, когда в службе ей предложили взять недельный отпуск, а уже потом приступить к работе.

— Стас, у нас есть возможность слетать в Женеву к Илье. Я оформила отпуск и могу выписать требование на бесплатный билет и для тебя с девяностопроцентной скидкой, — радостно сообщила Юлька мужу, как только вернулась домой.

— Я еще способен оплатить стопроцентную стоимость билетов в оба конца. И если ты считаешь, что ради этих скидок стоит выходить на работу, которая, в конце концов, сломает тебя, то глубоко ошибаешься.

— Стас, ну пожалуйста, не злись, — заглядывала ему в глаза Юлька, и злиться на нее в эти минуты и в самом деле было невозможно.

Двое суток спустя они уже летели к сыну Илье, принявшему это известие с неописуемым восторгом.

Три дня пронеслись, как одна минута. Время от времени Юльку просто распирало от счастья. Она не могла спокойно смотреть на мужа и сына, когда они были рядом, такие похожие своим бодровским прищуром темных глаз. То она брала под руку мужа, прижимаясь к нему и становясь похожей на ласкового зверька, то обнимала сына и целовала его в еще юношеские не знавшие бритвы щеки, то убегала вперед и смотрела на них издалека, потом снова подбегала и уже обнимала обоих. Проходя мимо, люди не могли не улыбнуться, глядя на счастливую троицу, излучавшую радость.

А потом снова начались будни. Волжин грустил, но относился к желанию Юльки продолжить работу стюардессой с пониманием, находя возможность провожать и встречать ее с рейсов. Поскольку свою старенькую «Тойоту» она отдала на растерзание сыну Олегу, Стас вручил ей на день рождения конверт с суммой, достаточной для того, чтобы купить новое компактное авто, и был изумлен, когда его подарок был отвергнут.

— Спасибо, Стас, но сейчас нам нужнее достроить дом. Да и за учебу Илюши надо сделать взнос.

— Я уже сделал.

— Все равно, это будет нечестно в нашей ситуации, — сказала она твердо.

Этот конверт до сих пор лежит в комоде, нетронутый и нераспечатанный.

После ночных или продолжительных рейсов Юлька падала от усталости, выпивая рюмочку, другую коньяку, чтобы хоть как-то заснуть. Охваченный целью поскорее достроить коттедж, Волжин тратил себя на работе нещадно, зарабатывая деньги и не оставляя или почти не оставляя себя для жены. От его внимания не ускользало и то, что Юлька жутко уставала, и то, что она старалась замаскировать эту усталость, ночами пытаясь изображать желание слиться с ним воедино, и то, что от этого слияния она не получает прежней радости.

Любви не чуждо милосердие. В любви хочется защитить, помочь, сделать приятное любимому существу, спасти, обрадовать. Всего этого в Волжине было сполна. Но чувство неудовлетворенности уже пустило свои корни, и в хрупком сосуде, заполненном нежностью, появилась брешь. Неведомое доселе ощущение — раздражение, причем даже не на Юльку, а на свое бессилие от того, что родное ему существо не поддается его влиянию, посеяло семена недоверия. Где-то у классиков, Волжин читал, что человек бессознательно измеряет свою власть над другими тем, как эти другие относятся к его мнению о них. Казалось, Юльку это нисколько не заботило, словно ей было безразлично, какое мнение сложилось у мужа после ее непослушания. Если раньше Волжину достаточно было одного Юлькиного присутствия, и он готов был закрыть глаза на всю ее ветреность, на все объяснимые и необъяснимые поступки, на всю ее необузданность норовистой лошадки, порою выбрасывающей всадника из седла, то теперь он, подобно диктатору или тирану, чувствовал в себе нестерпимо острую потребность полностью владеть не только ее телом, но и душой, и помыслами. Он утопил себя в работе, писал книги, читал лекции, тупо хватался за всякие виды левого заработка, пытаясь создаваемыми им материальными благами заставить жену признать его правоту. Но все попытки устранить диссонанс в семейной жизни были тщетны. Наверное, он бы мог настоять на своем и запретить ей полеты, но хотелось, чтобы Юлька сама, добровольно пошла бы на эту «жертву» и обменяла мир, где смещены все ценности, на реальный мир, в котором живет он. Гораздо сильнее ему хотелось заполучить ее душу и воссоединить со своей, нежели обладать ее телом. Казалось, духовное начало преобладало в нем. Но иногда тело мстило его духу, и он брал Юльку с ненасытной жадностью сатира, сам себя презирая за это. А жена все реже откликалась на его порывы, но изо всех сил старалась притвориться, что она хочет того же, что и он, и получает это.

— Юля, зачем ты пытаешься обмануть меня? — не выдержал как-то Волжин, поразив Юльку убийственной прямотой своего вопроса.

— Ну не надо, Стас, пожалуйста, — лепетала она в ответ, и так происходило каждый раз, когда ему удавалось уличить ее во лжи.

Волжин терпеть не мог двусмысленности.

— Я не буду тебе больше мешать. Отдыхай, — сказал он после очередной безуспешной попытки ее расшевелить.

Она ничего не ответила. Не оправдывалась. Не возражала. Не бросилась к нему. Не потянулась. Не всхлипнула. И даже не вздохнула.

По-прежнему Волжин приезжал в аэропорт, чтобы встретить Юльку после полетов, по-прежнему приносил в дом деньги и готовил ужин или завтрак к появлению жены, но уже не предлагал ей шампанского и не целовал ее в губы. Самое большее на что он был способен — это банально чмокнуть ее в щечку.

Свободное от полетов время Юлька все чаще проводила у мамы, общалась с сыном и, уйдя в ванную комнату, изредка плакала.

Спали супруги теперь в отдельных комнатах.

— Шанхай в двадцать один тридцать, — услышала Юлька в трубке голос диспетчера по оповещению.

Вместе с ней в паре бизнес-класс обслуживала большеглазая, тихая и грациозная, как балерина, Ирочка, с которой они быстро нашли общий язык. Среди своих коллег Ирочка выделялась безграничной добротой и преданностью друзьям. Оставшись вдовой, она первое время потеряла интерес к жизни, спасала только мысль о сыне, о котором, кроме нее, больше некому было заботиться. Престарелые родители мужа, обожавшие сноху, всячески помогали, как могли, стараясь освободить ее от хозяйственных дел в перерыве между рейсами, а Ирочка в свою очередь постоянно оказывала им материальную помощь.