Ольга Тартынская - Хотеть не вредно! Страница 49

Когда его не стало, я почувствовала пустоту и незащищенность, совсем детскую. Когда меня обижали, уже взрослую даму, мать семейства, я шептала, глотая слезы:

— Вот если бы был жив мой папа, он не позволил бы вам меня обижать…

А теперь я знаю, что встреча с ним еще будет и, как мне кажется, очень радостная.

Покинув кладбище, мы решили зайти в дом бабушки, где прошла значительная часть моего детства. Теперь этот дом был яблоком раздора между Ленкой и невесткой Галей. А пока дом рушился без хозяина, в нем жила наша беспутная кузина Верка с детьми. Верка тоже рано овдовела: ее мужа убили на улице, в драке. Она вернулась в родной поселок, мать не пустила ее на порог своей квартиры, а у Верки двое детей. Теперь ютится в разоренном доме с повалившимся забором и полупустыми комнатами. Ленка рассказала, что пьет Верка беспробудно, дети где-то болтаются по родственникам.

Двор я не узнала: забор все-таки починили. У дома большой огород, его хватает на две семьи — сестры и брата. Здесь сажают картошку, огурцы, помидоры, другие овощи. Я помню, как у забора росли подсолнухи — предмет нашего с братом вожделения. Мы невыносимо долго ждали, когда можно будет скрутить подсолнуху голову, стряхнуть с него верхнюю шелуху — меленькие желтые цветочки, обнажив черные, еще молочные семечки и потом с удовольствием разгрызать их.

Бабушка у нас была суровая, она не разрешала нам, пацанам, рвать огурцы, пока те не пожелтеют и не превратятся в семенные. Морковка с грядки и молодой горох в стручках были лучшим лакомством для нас. А салат из зеленого лука и редиски! А окрошка с холодным квасом в знойный день!

Рядом с домом пролегала узкоколейка, а за ней вилась узенькая, мелкая речонка, в которой мы купались после изнурительных полевых работ. Пока были совсем маленькие, окунались в бочке, которая стояла на огороде наполненная водой. В наши обязанности входило поливать все грядки дважды в день: утром и вечером. Солнца в Забайкалье всегда избыток, а вот с дождями гораздо хуже. Основной прокорм — с огорода, поэтому трудились до кровавых мозолей с малых лет.

Любимое занятие в свободное время — сидеть на насыпи узкоколейки и перебирать камушки. Это была обычная галька, но нам эти лепешечки или прозрачные камушки, или комочки с вкраплением "золота" и слюды казались настоящим сокровищем. Особым шиком было найти кварц, который выбивал искру. Или, как на море, дырявый камушек.

Узкоколейка вела в местечко, где добывали уголь. Оттуда шли вагоны с углем, и туда-сюда, два раза в день, бегала "передача", так называют здесь местный или рабочий поезд в три вагона. Мы любили подкладывать на рельсы алюминиевую проволоку, а потом, дождавшись, когда поезд проедет, разглядывать, что из нее получилось. Получались плоские узоры. А еще было приятно ходить босыми ногами по теплым рельсам. Это было вечером, когда уходило солнце и все вокруг постепенно остывало. Хорошо еще приложить ухо к рельсам и слушать их гудение.

Много ассоциаций появилось у меня, когда я увидела этот старый дом. Мы вошли и обнаружили Верку сидящей посреди комнаты на стуле и проливающей слезы. Все вокруг свидетельствовало о вопиющей бедности. В углу уже не было старинного Распятия, а на стенах — многочисленных фотографий в больших рамах под стеклом. Нечего и говорить, что на полу не лежали круглые половички, связанные из цветных тряпочек, и домотканные дорожки. Только запах дома смутно напоминал о прошлом.

— Ты что это плачешь? — приступили мы к расспросам после первых приветствий и нового взрыва слез Верки по поводу нашей встречи.

Она рассказала, что вчера была годовщина гибели ее мужа. Верка собрала родственников с обеих сторон, чтобы помянуть покойного. Они пришли, пили, ели все, что смогла собрать бедная безработная вдова. Когда насытились и напились, стали хаять Верку, говоря, что она все сделала не по обычаям, не по правилам. Разругали все блюда, которые с таким трудом удалось ей приготовить. Отчитав хозяйку, сытые гости удалились с чувством исполненного долга. А Верка сегодня домыла посуду и разревелась, припомнив весь вчерашний день. Тут и мы пришли. В доме не было ни крошки съестного.

Глядя на Верку, я думала, что она еще совсем молодая, но и на ее беспутном челе лежит роковая печать. Еще немного, и она превратится в бичиху местного значения. Красивая, несчастная, одинокая. Господи, сколько их на Руси таких!

Мне даже себя жалко стало. Но что-то нежное, хорошее ощутила я в глубине души и вспомнила о Борисе. Душа наполнилась светом. Как мало надо глупой бабе! (Почти строчка из стихотворения!)

Я попыталась утешить Верку, но она только пуще плакала, реагируя на участие и сопереживание. Погладив ее по голове от бессилия, я покидаю дом. Да, грустный поход получился. Обратно мы шли пешком: мне хотелось не из окна машины, а воочию увидеть места моей боевой славы. Мы прошли даже улицу, где в свое время жил Толик и где я караулила его в ночь перед выпуском. Попрощались с братом, который пригласил нас к себе на вечер.

Когда пришли домой, Манька опять сообщила, что приходила жена Сережи Моторина и искала его по всей квартире.

— А вы ее разве не видели? Она целый день караулила у подъезда, — радостно сообщила Манька.

Ленка бросилась к окну. Да, нам повезло, что не столкнулись с разъяренной фурией. Дело в том, что Ленка вчера на пикнике сообщила Сереже о нашем решении. Он был несказанно рад и тут же, видимо, приступил к действию. Скорее всего, он не ночевал дома, потому Наташка его и искала.

Не успели мы приготовить что-нибудь поесть, раздался телефонный звонок. Ленка попросила дочку ответить. Манька протянула ей трубку:

— Это Сережа!

И все-таки Ленка с опаской взялась за трубку. Моторин сообщил, что к нашему дому направляется его жена с решительными намерениями. Надо было срочно эвакуироваться! Не успев перекусить, мы отправились в гости к Вовке, воспользовавшись его приглашением. Маньке строго-настрого наказали никому дверь не открывать.

Гали дома не было, и Вовка принимал нас сам. Мы, наконец, поели. Со страху аппетит разыгрался, мы смели все, что было на столе. Поболтали с племянниками, послушали непременно Высоцкого, которого брат очень уважает, как и отец в свое время уважал. Ленка, правда, сидела как на иголках, даже к окну подбегала. Уже стемнело, когда мы возвращались домой. Племянники во дворе гоняли на великах, они проводили нас. Подходя к дому, Ленка снова исполнила весь шпионский обряд: выглянула из-за угла, огляделась, только потом пошла к подъезду. И смех и грех.

В квартиру мы тоже входили с опаской: мало ли какой сюрприз ожидает! Манька сидела у телевизора. С трудом отрываясь от экрана, она сообщила, что приходила Наташка, долго звонила в дверь. Стучала и выкрикивала угрозы, но Манька ей не открыла.