Юрий Михайлов - Колесница (сборник) Страница 5

– Но у вас языки…

– Да, но не знакомства. К нуворишам пробовал, но сам не смог, даже собеседование не смог выдержать. Вуз, преподавание – те же копейки. Редактирование на иностранном – вообще тема закрытая, все в руках нескольких фамилий.

– Грустная, брат, картина получается!

– Нет, не грустная. Я тут посчитал зарплату: с премиями, растущими с ростом стажа надбавками жить можно. Вдруг вакансии объявятся, может, подойду под повышение. И жилкомиссия, которая у нас существует, поставила меня в очередники на улучшение жилья. А вдруг повезет?

– Ну что ж, будем работать, товарищ офицер! Тем более что вы уже стали рассуждать как стопроцентный чиновник.

– А вы в каком звании? Я слышал, что вы у генерала армии Бороды советником служили. Это очень высокий пост, ведь он еще и первым вице-премьером был. Ну и все такое…

– Мирный я человек, рядовой. Но, правда, тремя годами армейской службы обученный.

– Очень хорошо! Наш человек…

– …в Гаване.

– Все равно наш. Смотрите, что получается, если на военный лад. У министра обороны, когда я еще служил, помощник Улётов был в звании генерал-полковника. Какое же у вас должно быть звание, если вы были советником у военного вице-премьера правительства, которому подчинялся министр обороны?!

– Ну вы и пасьянс разложили! А если до того я был советником у премьер-министра… Какое у меня должно быть воинское звание? Ладно, поживем – увидим, что нам пригодится в этой жизни.

Сергей Иванович встал, повернулся через левое плечо и направился к своему столу. А я сидел и размышлял: «Слава богу, что он филолог! Расписался, знает, как пресс-релиз для журналистов подготовить. Это уже опора, моя поддержка».

Ну, а что остальные из себя представляют?

Вот – Мишина Юлия Владимировна, почти в дочери мне годится. Так, тридцать один год, филолог-педагог, библиотекарь в аппарате правительства… Хорошо – кругозор богатый должен быть. Ой-ой, куда ее понесло: ЦАО, главный специалист жилищного управления! Наверное, с жильем вопрос решала. Научный центр проблемной социологии при правительстве столицы, Академия госслужбы, и вот мы наконец выбились в консультанты в структуре федерального уровня, получили чин советника РФ первого класса. Ну а для пресс-службы что мы сделали?

Я посмотрел на столы сотрудников, которые расположились слева от меня. На одиннадцати столах найти Юлю Мишину было непросто, учитывая, что, кроме Сергея, остальные пять сотрудников – женщины. Заместителя я уже знал хорошо. Ага, вот взгляд на меня, смелый, немного вызывающий. Улыбается девушка. Думаю, что это и есть Юля…

Я кивнул, она легонько ткнула себя в грудь, опустила голову – видимо, посмотрелась в зеркало – и встала. Шла ко мне длинноногая, стройная, с прекрасными развевающимися волосами молодая брюнетка. Лицо у нее было продолговатое, с абсолютно симметрично расположенным по отношению к глазам и рту носом. Губы едва подкрашены.

– Здравствуйте, – сказала она спокойно, без признаков волнения или возбуждения, села на гостевой стул.

– Попробую угадать. Вы – Юлия Владимировна Мишина, так?

– У вас же фото в личном деле?

– А вы посмотрите, на кого вы похожи на этом ксероксе!

– Да, совсем забыла, что здесь техника – прошлый век… Ну, тогда вдвойне приятно за вашу интуицию. Я – Юля. А вы не из разведки?

– ?!

– У нас здесь сколько угодно разведчиков, шпионов… Вы знаете одного из наших руководителей управления? Он шпион, полковник СВР. Журналистом всю жизнь просидел за границей и думал, что о нем не знают в ЦРУ, а те делали вид, что они ничего не знают о нем… Так, что ли, каламбурят?

– Немного не так, но суть не в том. Я-то думал, что вы о себе расскажете. Но если вопрос задан, давайте я отвечу.

– Не надо, я о вас много чего знаю. Вам привет передавал Владимир Викторович Мосеев. Это мой папа, мы вчера виделись. Он сказал, что Ермолов Андрей Юрьевич – стоящий мужик.

– Приехали! Я так и думал, что вас кто-то тихонечко ведет по жизни. Но то, что вы дочка не последнего человека в бывшем аппарате правительства, честно, я не мог предположить. Ну, и что будем делать с вами, Юля?

– Работать, хорошо дружить… Да, мало ли чего! Ваш тип мужчин всегда предпочтительнее видеть в начальниках.

– Я все-таки на работе… Чем занимаетесь в отделе?

– Я не только отделу, всей конторе обеспечиваю связи с журналистами, занимаюсь аккредитацией, обзвоном, пропусками… Ну и так далее.

– Не понял. А что, кто-то еще может заказать журналистов? Есть мероприятия общекомитетские, с участием или без участия руководителя. Здесь музыку заказывает сам руководитель. Я знаю, что пресс-секретаря у него нет. Значит, командиром мы тоже занимаемся на полную катушку? Есть заместитель председателя. Он, конечно, может и сам дать команду на аккредитацию журналистов, тем более в отсутствие руководителя. Но лучше бы приучить его давать такие команды через секретариат председателя…

Мои размышления прервала Юлия:

– Вы человек новый, придется вам хорошенько помогать.

– Спасибо, Юля. Не мешало бы мне въехать в вашу налаженную рабочую колею.

– Смотрите, все просто. У нас двенадцать аудиторов, их утверждает парламент страны. Они люди практически независимые, у них свои секретариаты, департаменты, инспекции. У некоторых по сотне человек работает. Они тоже просят слова, хотят встретиться с журналистами, прокомментировать тот или иной вопрос, вынесенный ими на обсуждение коллегии.

– И всем этим хозяйством занимаетесь вы одна? А в отделе – шесть человек? Да тут на каждого аудитора надо держать по человеку!

– Вы забыли аппарат нашей конторы во главе с руководителем, больше десяти департаментов и самостоятельных управлений. И им тоже хочется рассказать внешнему миру, что они не даром хлеб едят.

Юля просто упивалась своим рассказом, видела мою реакцию, полную искреннего негодования и возмущения. Продолжала:

– Да, а нас шесть человек… Ой, забыла! Наш командир – председатель всевозможных союзов, ассоциаций, гильдий, член десятка наблюдательных и попечительских советов. Как только он куда-то выезжает на очередные заседания, вся журналистская братия, опять же, ложится на хрупкие женские плечи отдела по работе со СМИ…

Журчал ручеёк Юлиного рассказа, не без оснований смелого: так бы никогда не позволила себе выражаться, например, Нинель Иосифовна. Юля – без тормозов, она прекрасно знала, что ее отец не подкачает, не зря его звали Макиавелли аппаратных и сановных дел. Он никогда поста высокого не потеряет, в худшем случае отбудет послом в одну из республик СНГ. А нынешний председатель Госконтроля не так давно работал в подчинении Мосеева.

«Поучительный рассказ», – думал я, слушая вполуха Юлю.

Но Вадим Иванович Клемашин, новый председатель Госконтроля, меня всерьез никогда не интересовал. Ни как журналиста, ни как карьерного чиновника. Все нынешние руководители федеральных структур выскочили на волне хаоса и неразберихи девяносто первого года. Неудержимые амбиции толкали их на рискованные поступки – типа вступить в какую-то рахитическую партию или движение, где реально наличествовало полтора-два десятка человек, из них половина с расстройством психики. Или вдруг объявить себя кандидатом в депутаты верховных советов страны или двух-трех союзных республик, не имея на это никаких шансов, даже исчисляемых в один процент. Или, наконец, так верно и преданно служить ближайшему окружению эрэсэфэсэровского руководства в трехдневное противостояние российской и союзной номенклатуры в девяносто первом, что «за особые заслуги по спасению свободы» усесться сразу в министерское кресло.

Клемашин преподавал в военном вузе, был самовыдвиженцем в депутаты, говорить умел довольно складно. Он прорвался в депутаты не сразу, со временем приобретя опыт и связи. Примеров в истории пруд пруди. Он-то хоть был подполковником. А ведь в революции семнадцатого года что творилось? Из матросов – сразу в министры обороны, из рабочих – в председатели Госбанка страны!

У Клемашина было все в порядке с самооценкой: он мог стать (и, самое удивительное, реально был), как Столыпин, и министром внутренних дел, и премьер-министром. Или, как Бенкендорф – шефом тайной полиции (в том числе контрразведки). Или нынешним председателем Госконтроля (абсолютно финансовое учреждение). Всё зависело лишь от ситуации, конъюнктуры и его местонахождения в выстроенной вертикали власти.

Для меня он был умным, по-крестьянски хитроватым, но постоянно мечущимся, пугливым и даже трусоватым человеком. Как говорил вознесший и вскоре бросивший его глава государства: «Кишка у него тонка». Не боец, короче. Когда мы в Чутне переживали позор и поражение, Клемашин устроил демонстративную сцену самосожжения: подал рапорт об отставке, уверенный в том, что его оставят руководителем силовой структуры. Думал, что на переправе коней не меняют.