Татьяна Герцик - Роман в утешение. Книга первая Страница 5

Я там жить не смогу, значит, его всё равно придется продать. А насчет денег, в принципе, они мне и в самом деле не так уж и нужны. Я и сама зарабатываю неплохо, не говоря уже о Георгии.

Добравшись наконец домой, скоренько приняла душ, смывая пот и грязь с уставшего тела, и кинулась на кухню. Скоро должен был прийти мой голодный мужчина, а у меня еще шаром покати. Наскоро приготовила зразы с ветчиной и цветную капусту на гарнир.

Время подходило к семи, и я в охотничьей стойке застыла у дверей, почему-то необычайно сильно желая посмотреть в любимое лицо. Может быть, неосознанно искала утешения и защиты, что со мной частенько бывало после общения с мамулей? Но прошло семь часов, потом восемь, а Георгия всё не появлялся. Я начала беспокоиться. Обычно он всегда предупреждал меня, если задерживался.

Но сейчас звонка не было. Когда часы пробили девять, я сама набрала его номер. Сначала рабочего телефона, надеясь, что он просто заработался, потом сотового. На работе трубку никто не взял, а сотовый индифферентно ответил:

– В данный момент абонент недоступен.

Я зябко поежилась от накатившей душным комом безумной тревоги. Не может же быть, чтобы Георгий отключил телефон? Но и вовремя зарядить свой сотовый муж никогда не забывал, он же на редкость обязательный человек. Что же случилось? На душе становилось всё тяжелее и тяжелее.

Терзали дурные предчувствия, я их старательно прогоняла, пытаясь сохранить тающее присутствие духа. Но в десять часов мне уже отчаянно хотелось плакать. Причем жаль было не его, а себя. Я сердцем чувствовала, что ничего плохого с ним не случилось.

Сев на диване в большой комнате, с силой обхватила виски, заставляя себя не паниковать, а обдумать всё здраво. Но не получилось, суеверный страх все более плотным кольцом сжимал сердце.

Часы мерно тикали, подчеркивая звенящую тишину. Время от времени я поднимала опущенную голову и смотрела на них. Стрелки упорно стояли на одном и том же месте, не желая сдвинуться ни на йоту. Если бы не мерное тиканье, я бы подумала, что часы остановились, но приходилось признать, что это я выпала в какое-то безвременье.

На улице потемнело. Звезд не было, луны тоже, и ночь казалось опустошающе черной. Иногда по стене проскакивали фары проезжавшей машины, заставляя мое сердце бешено биться. Убедившись, что машина проехала мимо, я невольно вздыхала, стараясь сдержать подступившие к горлу слезы.

Под утро я, видимо, всё-таки забылась тяжелым, не освежающим сном, потому что очнулась уже на рассвете с горьким осознанием беды.

Умылась холодной водой, чтобы прояснить тяжелую после бессонной ночи голову, и стала раздумывать, что же мне теперь делать. Внезапно среди полной тишины в дверях послышался скрип поворачиваемого ключа, и я застыла, стянув на шее воротник трикотажной рубашки.

Это был Георгий. Неестественно возбужденный, с блестящими глазами и красным ртом. Мне сразу всё стало ясно. Я молча ждала, когда он меня заметит.

Победно вскинув голову, как жеребец во время гона, он изогнул губы в странной кривой ухмылке. Увидев меня, вздрогнул и неприязненно скривился.

Я тихо спросила:

– Что случилось?

Он пожевал губами, не в силах перейти от эйфорического удовольствия к неприятным бытовым проблемам. Махнул мне рукой, направляя в комнату. Повинуясь ему, я упала на диван, понимая, что ноги меня не держат. Покачавшись передо мной на длинных ногах, как журавль, он зло выпалил, будто в этом была исключительно моя вина:

– Я полюбил другую.

Мне стало страшно. Так страшно, что застучали зубы. Мысль о том, что подспудно всю ночь именно этого я и ожидала, и, значит, это не может быть для меня неожиданностью, не помогала. От этого чисто животного ужаса я даже не в полной мере понимала то, что он мне говорил.

– Если честно, мы с тобой никогда и не были по-настоящему близки. Ты легковесный мотылек, которому совершенно всё равно, на каком цветке сидеть, а я серьезный зрелый мужчина. Ты и не представляешь, что такое любовь, хотя и постоянно твердишь мне о своей мифической любви.

Это было так несправедливо, что я молча смотрела на него, некрасиво выпучив глаза. Глядя сквозь меня, как прозрачное стекло, Георгий безжалостно продолжал:

– Ты прекрасно понимаешь, что женился я на тебе только потому, что был должен. Ты же не оставила мне никакого выбора.

Я продолжала молчать, не в состоянии осознать его упреки. Какая же я дура! Я-то верила, что он меня любит так же, как и я его. А для него, оказывается, наш дом был тюрьмой.

С ужасом смотрела на него, пытаясь найти в этом чужом человеке хотя бы напоминание о так любимом мной муже. Но его не было. Передо мной стоял мужчина с затвердевшими, будто высеченными из камня, жесткими чертами лица. Ничего похожего на добрый облик моего любимого. Невольно подумалось: неужели всё то, что он говорит, правда? Кого же я тогда любила всё это время? Неужели свою выдумку, никогда не существовавшего сказочного принца на белом коне?

В груди что-то застыло, не давая дышать. Мне хотелось лечь, свернуться калачиком и умереть. Или хотя бы заснуть. Надолго. Лучше всего навсегда. Георгий в праведном раже говорил что-то еще, очень неприятное, но, по его мнению, совершенно справедливое, а я старалась не слушать, чтобы не утратить последних иллюзий.

Но когда он сказал, что ему всегда были неприятны мои прикосновения, а я постоянно лезла к нему обниматься, к тому же по-идиотски хихикая, во мне всё так закаменело, что кровь остановилась в сердце, не в состоянии вновь бежать по сузившимся венам. Это мне даже понравилось. Было бы здорово сейчас умереть. Раз – и нету никаких дурацких страданий. Просто и быстро.

Георгий посмотрел на часы, замолчал и быстрым шагом пошел в ванную. Конечно, ему же на работу. Я не шевелясь сидела на диване, совершенно уверенная, что на ноги встать не смогу, а он быстро переоделся, привел себя в порядок и заглянул ко мне. Наконец-то заметив мою бледность, непринужденно поинтересовался, будто и не он только что говорил мне ужасные вещи:

– Что ты такая бледная? Плохо спала, что ли?

Не в силах больше сдерживаться, я неудержимо расхохоталась. Почему-то самым смешным в этой истории мне показалось то, что сбылись-таки мамулины ожидания. Георгий сердито нахмурился, принимая эту истеричную веселость за мою обычную смешливость, и я с трудом пояснила сквозь приступы дикого смеха:

– Забавно, но мама оказалась права, говоря, что ты такой же козел, как и все мужики. И что всё твое благородство и порядочность лишь мои глупые выдумки, и не более того.

Он внезапно побледнел, будто получил оглушительную пощечину. Но это и понятно – у него с моей матерью исключительно сложные отношения и оправдывать ее язвительные прогнозы ему совершенно не хотелось.