Наталья Нестерова - Отпуск по уходу Страница 5

— Сменить памперс? — спросил Андрей малыша.

Тот продолжал орать.

— Сменить, — решился Андрей.

Лучше бы он этого не делал! Не расстегивал детские кальсоны, не стаскивал с ног Петьки набухшую белую конструкцию, оказавшуюся внутри заполненной кишечным содержимым (а что впитывается, сволочи?) и отчаянно вонявшую…

Через минуту в радиусе полутора метров все оказалось измазанным детскими какашками. Все! Простыня, пододеяльник и подушка (только вчера менял белье), сам младенец — до ушей, потому что энергично уползал из-под рук Андрея, любимый троекуровский халат — на рукавах и животе, потому что приходилось наваливаться на корчащегося ребенка, одной рукой удерживать, а другой искать в «дедушкиной» сумке чистый памперс. И еще разобраться в устройстве этого чуда цивилизации! Оно имело форму разрезанных по боковым швам трусов с липучками-застежками. Очевидно — перед и зад, картинка с идиотским зайцем — предположительно впереди, но это уже изыск. Носите, что дают!

Перепеленав ребенка, Андрей испытывал усталость, как после колки машины дров или после тридцатикилометрового лыжного кросса. Помощь! Срочно нужна квалифицированная помощь. Пусть Петька, обложенный запачканным одеялом и подушками (чтобы не уполз и не свалился на пол), орущий на последнем издыхании (а я уже почти привык к твоим воплям!), немного полежит в одиночестве, пока не прибудет служба спасения.

Кинув взгляд на младенца и убедившись, что тот забаррикадирован на совесть и точно не свалится, Андрей поплелся в другую комнату, к телефону.

Сотовый телефон двоюродной сестры Ольги ответил после седьмого гудка.

— Оленька! Выручай! Я весь в дерьме, и у меня ребенок.

— Андрейка? Что случилось?

— Умоляю — срочно приезжай!

— Я в парикмахерской, меня сейчас красить будут. Что произошло?

— Не надо краситься! Мчись ко мне, ладно? Или я погибну, или это отродье, или мы вместе.

— Ничего не понимаю!

— Понимания не требуется, просто лети ко мне на всех парусах. Спасай!

— Андрей! Ты трезвый?

— Как стеклышко.

Он посмотрел на столик с графинчиком водки, рюмкой и столовыми приборами, чуть не завыл от тоски: счастье было так близко! Сейчас приготовления к «обеду холостяка-гурмана» выглядели полнейшим издевательством.

— Андрюша, я за месяц записывалась в этот салон.

— У тебя салон, а у меня полнейший завал! Или ты мне сестра, или завтра вынимайте из петли!

Он, конечно, преувеличил степень своего расстройства. Сработал давно закрепившийся рефлекс: чем несуразнее накал страстей, тем легче женщины в него верят.

Глава 3

Пюре без тыквы,

До приезда сестры Андрей носил младенца на руках. Перепробовал несколько поз — горизонтальных и вертикальных. Маленький ребенок оказался не таким уж слабеньким, вырывался и корчился будь здоров, приходилось применять силу. И подавлять собственное желание схватить его за ноги и треснуть головой о стенку, чтобы замолк.

В квартире все еще витал дым, из открытой на кухне форточки несло холодом. Петька, вспотевший от крика, мог легко простудиться. Но всовывать его обратно в комбинезон Андрей не решился, определенно сломал бы ребенку хребет. Упаковал младенца в одеяло — закатал в трубочку, как в кино заворачивают в ковер некстати возникший труп.

Детей укачивают. Следовательно, совершают с ними плавные возвратно-поступательные движения. Чихал Петька на плавные движения, то есть совершенно не реагировал. И Андрей стал его активно трясти. Вдруг у малыша голова оторвется? Когда отсоединяется голова, так не орут. Перекинул мальца на плечо и затряс с новой силой. Нет, ну сколько можно вопить? Есть предел его легким и глотке?

Петька умолк, когда Андрей перешел на прыжки на месте, рассудив, что если будет вибрировать слитно с ребенком, то, по законам соединения материалов, голова ребенка вряд ли отскочит. Высокие прыжки сменились на мелкие, для надежности и закрепления эффекта Андрей маршировал на месте до прихода сестры.

— Привет! — шепотом поздоровался он с Ольгой. — Раздевайся скорее! Забери у меня его! — скривив губу, показал на куль, который держал.

— А что это? — также шепотом спросила Ольга.

— Не что, а кто. Черт его знает! Бери! — передал сестре ношу и стряхнул уставшие, затекшие руки.

Растерянная Ольга неловко приняла младенца, и он проскользнул по кокону одеяла вниз. Андрей успел подхватить ребенка у самого пола, Ольга тащила одеяло, путалась в нем.

— Дьявол! — выругался Андрей, поднимая малыша и удерживая его на вытянутых руках. — Сейчас он опять начнет орать.

— Ребенок, — констатировала Ольга, будто Андрей сам не знал. — Чей?

— Не знаю. Фиктивно — мой.

— А почему он весь в какашках?

— Не только он. За какой-нибудь час это создание умудрилось обгадить мне полквартиры. Смотри, кривится. Сейчас заплачет. Забери его от греха!

Ольга послушно взяла ребенка и принялась с ним сюсюкаться как с родным. Она разговаривала с Петькой тем приторным до дебильности голосом, который проклевывается у женщин, когда они видят детей, когда у них пропадает разум и остаются только инстинкты. Каждое предложение у Ольги начиналось с умильного «А…»

— А кто у нас такой чумазенький? А кто плакать хочет? А мы не будем плакать. А мы сейчас переоденемся. А у кого какашки на ножках засохли? А мы сейчас помоемся. А где у нас ванна? Андрей, — это уже другим, нормальным тоном, — дай чистое полотенце. Ах, какая водичка тепленькая! Вот мы ножки помоем и спинку, и ручки! А где у дяди детское мыло?

— Нет у меня детского мыла!

Очень плохо! А у дяди нет детского мыла. Поругаем дядю, поругаем! А мы помоемся шампунем. А мы будем чистые-чистые. А как мы улыбаемся? Вот молодец! Вот умница! И попочку помоем… опрелостей нет, хорошо за ребенком ухаживали… и писечку помоем, а теперь — животик, и спинку, и головку, и носик… закрывай глазки, котик! Вот молодец! Даже в волосах какашки, надо было умудриться. Держи полотенце, разворачивай, укутывай. А теперь мы вытремся. А теперь мы наденем чистенькое белье. Есть у него свежая одежда?

— Кажется, есть. В сумке, в комнате.

— А мы сейчас пойдем в комнату. А мы сейчас новый памперс возьмем. Мы не будем, как глупый дядя, задом наперед памперс надевать. И стаскивать его через ноги только идиот может. А как тебя зовут, солнышко? Как зовут котика?

— Его зовут Петька.

— Петечка маленький, Петечка хороший мальчик. Откуда дует, сифонит?

— Форточка на кухне открыта.

— Немедленно закрой! Ребенка просквозит! А вот какие у нас хорошенькие ползунки. А сюда мы ручку, а сюда — другую. А теперь ножки. Ножки-ножки побежали по дорожке… А где у нас шапочка? А нам надо головку после купания закрыть. Ну, что ты стоишь? Ищи в сумке шапочку. Нет, это шерстяная, уличная. Годится, давай сюда. А какие мы стали красивые в шапочке! А мы теперь на девочку похожи…