Любовь навылет (СИ) - Володина Таня Страница 5

Он вышел из машины и подошёл к реке. Даша запахнула невесомый пуховичок и присоединилась к нему.

В нескольких метрах от берега в полынье стоял матёрый олень с ветвистыми рогами. Вероятно, там было неглубоко, и задними ногами он опирался на дно. Над водой торчали только голова, плечи и передние ноги. Он скрёб копытами лёд, кроша его в снежное месиво, но проваливался ещё глубже, по самую шею. Выбившись из сил, он вытянул ноги и положил на них рогатую голову. От его дыхания поднимался пар. Тёмная ледяная вода обтекала его тело, как жидкое масло, свет фонарей отражался в круглых испуганных глазах.

— Наверное, он хотел перейти речку, а она уже подтаяла… — предположила Даша.

— Да, наверное, — ответил Оленев.

Он сходил к машине и вернулся с оранжевым буксировочным тросом. Снял пальто и обвязал себя вокруг пояса, другой конец отдал Даше:

— Держи, будешь меня страховать.

5. Сила жизни

— Матвей Иванович, не надо! Холодно очень.

— Так ему тоже холодно, — сказал он, словно о человеке. — Держи трос крепче — если что, вытащишь меня. А я попробую ремнём его зацепить.

Он выдернул из брюк ремень и застегнул его в кольцо. Даша мысленно застонала: не хватало ещё купания в проруби. Пьяный начальник службы авиационной безопасности собрался спасать животное! А ведь Нина Петровна просила за ним приглядеть! Даша открыла рот, чтобы остановить Оленева, но увидела сжатые губы и упрямо выставленный подбородок, и передумала спорить. Спорить с пьяным — гиблое дело.

— Хорошо, я буду вас страховать, — она подтянула до локтей рукава пуховичка и вонзила каблуки в снег.

Пробуя каждый шаг носком ботинка, Оленев медленно продвигался по льду. На полпути лёд под ним начал проседать, и по поверхности заструилась вода, затапливая ботинки. Даша двумя руками вцепилась в трос, подыскивая удобную опору для ног. Если что, придётся тащить изо всех сил. Лёд затрещал. Оленев тихо ругнулся и сел прямо в воду, не жалея выходного костюма. Заскользил задницей по льду, отталкиваясь руками. Олень заметил его приближение и отпрянул, косясь налитым глазом. Оленев замер в метре от острого кончика рога, выжидая подходящий момент. Дал зверю время успокоиться. Затем резко выбросил ремень и зацепился за рог. Олень хрипло взревел и мотнул головой, почувствовав петлю. Испугался, забил копытами, поднимая тучи брызг и ломая лёд грудью. Оленев уже отползал к берегу, одной рукой дёргая за ремень, другой держась за трос. Его ноги целиком погрузились в воду, перемешанную с обломками льда.

— Тащи меня! — крикнул он, проваливаясь между льдинами.

Даша напряглась и завалилась назад, повиснув на тросе всем телом. На пятачке у моста припарковалась ещё одна машина. Из неё выскочили двое мужчин и подбежали к Даше. Схватили свободный конец и начали тянуть.

Даша держала трос замёрзшими руками и чувствовала, как на другом конце бьётся оленья жизнь. Она ощущала трепет животного, его неукротимую волю к жизни, и радовалась, что Оленев не бросил его замерзать в полынье. Радовалась, что она тоже причастна к спасению. Несколько последних рывков — и олень лёг брюхом на лёд, выцарапываясь из полыньи задними ногами. Оленев сдёрнул с рогов ремень и побрёл к берегу по грудь в воде. Мужчины подали ему руки, помогли выбраться. Он встал во весь рост: с одежды лились потоки воды, ладони кровоточили, губы побледнели от холода.

— Пойдёмте в машину, — попросила Даша, стуча зубами, — надо согреться.

— Сейчас, — сказал Оленев, глядя на спасённого зверя.

Тот лежал на краю полыньи, его бока раздувались, но в глазах уже не плескалось предчувствие смерти. Не замечая других людей, он смотрел на Оленева и словно не мог оторваться. Потом встал и на подрагивающих ногах направился к лесу. С каждым шагом его движения становились всё более уверенными и сильными. У кромки леса он обернулся и в последний раз посмотрел на своего спасителя, потом склонил голову с величественными рогами и бесшумно скользнул между деревьев. Растворился в ночном лесу, как призрак, оставив после себя лишь цепочку рыхлых следов.

— Аборигены говорят, кто спасёт оленя, у того две жизни будет, — сказал один из мужиков.

— Две? Не дай бог! Пусть лучше у Даши Комаровой три будет.

Даша и не знала, что Матвей Иванович знает её имя и фамилию. Оленев отвёл взгляд от леса и поспешил к машине.

Даша включила печку на полную мощность. Съёжилась и засунула руки в карманы, дрожа от холода и нервного озноба. Только сейчас она ощутила, насколько замёрзла. И, кажется, промочила ноги: пальцы в ботинках из тонкой кожи совсем заледенели.

Оленев на заднем сиденье быстро избавлялся от одежды. Скинул пиджак и рубашку. Затем не раздумывая стащил брюки, носки и трусы. У него оказалось крепкое тренированное тело, хотя и немного плотное, как будто раньше он занимался спортом, а потом бросил. Кожу покрывали пупырышки, волоски стояли дыбом и только в паху влажно кудрявились. Даша исподтишка наблюдала за ним в зеркало заднего вида. Мимопроезжавшие машины окатывали их волнами дальнего света, и тогда Даша отводила взгляд и делала вид, что смотрит на дорогу.

Оленев надел на голое тело пальто — единственное, что осталось у него сухого, — и спросил:

— Ты как? Сильно замёрзла? Сможешь вести машину? Боюсь, я ещё не до конца протрезвел.

У него был совсем другой голос, не такой как до спасения оленя. Даша впервые с начала поездки посмотрела ему в глаза:

— Без проблем.

Он кивнул. Даша тронулась. Держалась за руль, уставившись на дорогу. Грузовики куда-то делись, и дальний свет пробивал пространство до самого горизонта. За её спиной сидел голый Оленев — не голый, конечно, а в пальто, но Даша всё равно ощущала его голым, — и вся эта нестандартная ситуация казалась ей уютной, правильной и желанной. Когда вдалеке появился микрорайон хрущёвок с торчащей на краю девятиэтажкой, Даша пожалела о том, что поездка так быстро закончилась. Она привыкла к дороге, «мерседесу» и Оленеву на заднем сиденье. Она могла бы проехать ещё тысячу километров.

Она остановилась у единственного подъезда и сказала:

— Ну вот я вас и довезла — в целости и сохранности, — с подтекстом: «А вы сомневались!». И улыбнулась, чтобы он не обиделся. — У вас тут есть какое-нибудь местное такси, не очень дорогое?

— Пойдём, я хоть чаем тебя напою, — сказал Оленев. — А потом вызову такси.

Даша вдруг струсила. Идти в чужой дом, знакомиться с домочадцами, общаться с женой… Что она подумает? Тем более восьмое марта. Вряд ли она обрадуется, что муж привёз девицу с работы. Хотя Усольцева сказала: «Не бросай его одного». Значит, он…

— Вы женаты? — вырвалось у Даши.

— Нет. Я был женат, но мы развелись после…

«После того случая», — поняла Даша. Оленев помолчал и добавил:

— Неважно, это было давно. А ты замужем?

— Нет.

— Тогда пошли греться. И не беспокойся, я не буйный. Девочек не обижаю.

В квартире царили бардак и запустение. Даша мимоходом заглянула в комнату: мятое бельё на разложенном диване (подушка одна), стопка журналов «Гражданская авиация» на полу, стул, заваленный одеждой. Штор на окне не было: девятый этаж, никто не заглянет. На кухне из раковины торчала грязная сковородка, но стеклянный обеденный стол был натёрт до блеска, на нём стояла вазочка с леденцами «Влёт», которые дают в самолёте. Маленькие конфетки в жёлто-голубой обёртке. Даша вспомнила их вкус, и рот сразу же наполнился слюной.

Оленев включил чайник и скрылся в ванной прямо в пальто.

Даша положила пальцы на пыльную горячую батарею и выглянула в окно. За домом начинался овраг, полого спускающийся к речке, дальше темнела непроходимая уральская тайга. Над ней висел тощий месяц и плыли голубоватые облака. С запада на восток небо пересекал конденсационный след самолёта. Даша услышала, что Оленев вернулся из ванной, но не спешила оборачиваться, накатило смущение. Оленев погремел чашками-ложками и подошёл к Даше. Остановился близко за спиной. Запахло цитрусовым гелем для душа и мятной зубной пастой. В окне Даша видела его отражение: влажные волосы зачёсаны назад, белый махровый халат чуть расходится на груди.