Шейла Олсен - Все оттенки роз Страница 5

– Ты о чем? – спрашиваю я, немного подбрасывая Лео и улыбаясь, когда он заливается журчащим детским смехом. Прижавшись носом к его шее, я вдыхаю его сладкий младенческий аромат – запах молочной смеси в сочетании с тальком. В свои почти восемь месяцев он стал намного более активным и игривым – протягивает ручки, чтобы ухватить прядь моих волос, дрыгает ножками от восторга. Когда Лео хочет спать, он оглашает весь дом разгневанными воплями; даже Карлос готов проповедовать целесообразность воздержания, когда мы с ним нянчимся с Лео. Но даже несмотря на то, что я вижу, как материнство разрушило жизнь моей сестры, я не могу представить себе наш дом без него. Без его ярко-розовых щечек, липких пальчиков и хихиканий, когда он сидит в своем высоком стульчике за завтраком. Мое обожание сложно выразить словами.

– Мамино кольцо, – кивком головы она показывает на мою левую руку. Кольцо с бирюзой немного перекрутилось на пальце. Мой отец подарил его нашей матери в самом начале их отношений, и однажды, когда мама решила, что я уже достаточно взрослая и не потеряю кольцо, отдала его мне.

– Оно напоминает мне о ней, – отвечаю я, хотя причина не только в этом, Миа знает. Кольцо – напоминание о том, чем в итоге все кончилось для матери: о том, как она снова и снова влюблялась, пока ее жизнь тлела в зеркале заднего вида, а еще о том, что у меня все должно быть иначе.

– Привет, девочки, – говорит бабушка, заходя в дом. В ее руках – два пакета с продуктами. Она целует Лео в макушку за что удостаивается его слюнявой улыбки. – Здравствуй, мой маленький мужчина. Чудесные цветы, Шарлотта, – добавляет она, останавливаясь у стола, чтобы понюхать их. Я напрягаюсь, приготовившись к вопросам, но бабушка проходит к кухонной столешнице и начинает с присущей ей сноровкой выкладывать содержимое бело-зеленых пакетов.

Когда мы были помладше, Карлос наградил ее прозвищем «Бабушка Гарбо» в честь ослепительной Греты Гарбо, кинозвезды и голливудской старлетки 1920-х и 1930-х годов. Бабушке всегда нравилось это сравнение. И, глядя на нее сейчас, легко понять, почему. Бабушкины темно-рыжие волосы мягкими волнами ложатся ей на плечи; ее фигура подтянутая, а на лице нет морщин. В отличие от других бабушек, она всегда казалась неподвластной старению. Под жестким белым воротником рабочей формы я замечаю ее любимое золотое ожерелье – то самое, которое она получила в подарок от свекрови, когда в семнадцать лет вышла замуж. Бабушка была на седьмом месяце беременности, когда произнесла брачные клятвы и вышла за моего деда – тогда это считалось правильным поступком. Ты не рожала ребенка, если не была замужем за парнем, от которого залетела. Но у них так и не случилось медового месяца, они даже не дожили до первой годовщины. Муж бросил ее вскоре после рождения малыша – моей мамы.

И как будто это было предопределено какой-то нелепой причудой судьбы, все женщины в моей семье впоследствии совершали ту же ошибку. Моя мама в семнадцать забеременела Мией. А Лео появился на свет, когда Мия еще не закончила школу. Я уже умудрилась добиться невозможного – дожила до восемнадцати лет, не забеременев.

Бабушка ставит в шкафчик две новые коробки с хлопьями, складывает пакеты, а потом подходит к холодильнику и достает оттуда кувшин с водой, в которой плавают ломтики лимона.

– Если проголодаетесь, в холодильнике есть чили на ужин, – сообщает она, доставая из шкафчика стакан и наполняя его водой. В самый последний момент туда плюхается ломтик лимона.

– Ты на работу? – спрашивает Миа. Бабушка работает долгими сменами, часто допоздна – убирается в офисных помещениях в деловой части города. Хоть она, вероятно, еще молода для того, чтобы быть бабушкой, но тягать уборочные тележки по коридорам или часами напролет гнуть спину над пылесосом в таком возрасте не должна. И все же она отказывается принимать от меня какую-либо помощь в том, что касается бытовых трат. По ее мнению, все, что мне удается заработать в цветочном магазине, я должна откладывать на учебу в университете. И когда бы я ни выговаривала ей за очередную работу в две смены, видя, что она измотана и все у нее болит, она лишь отмахивается. «А каким образом, по-твоему, мне удается сохранять форму? – парирует она. – Благодаря этой работе я продлеваю молодость».

– Амелия заболела, так что я ее подменяю, – объясняет нам бабушка. Если она и не слишком рада перспективе провести на ногах еще пять часов, то вида не подает.

– Но я уже обо всем договорилась, – хнычет Миа. Удивительно, как у нее вообще еще осталось желание куда-то ходить, учитывая круги у нее под глазами. – У меня свидание, за мной заедут через час.

– Прости, дорогая, – говорит бабушка, в ее голосе улавливаются напряженные нотки. – Могу посидеть с ним завтра, – предлагает она благодушно, ставя кувшин обратно в холодильник и подходя ко мне, чтобы забрать вырывающегося Лео. Несмотря на то, что бабушка не одобряет ошибки Мии, в особенности тот факт, что сестра так рано забеременела, она любит Лео так же сильно, как и я. И пытается по возможности поддерживать Мию – в том числе присматривает за малышом, чтобы та могла выбраться из дома, когда ей хочется сменить обстановку. Что происходит чаще, чем следовало бы.

– Мы едем на концерт группы. Завтра они не играют. – Не дожидаясь ответа бабушки, Миа поворачивается ко мне. – Шарлотта, – умоляюще тянет сестра, – пожалуйста? Мне правда нравится этот парень.

– Не могу. Мне нужно быть на работе через двадцать минут. – Я ощущаю укол раскаяния. Возможно, мне стоит помочь сестре, позвонить на работу, сослаться на то, что заболела. Но в голове у меня витает мысль, что Мии лучше какое-то время держаться от парней подальше. Разве не в этом причина всего, что произошло? Знаю, не слишком хорошо с моей стороны так думать, но это правда.

Миа резко разворачивается, топает к себе в комнату и пинком захлопывает за собой дверь.

Бабушка мягко подталкивает меня локтем и тихо шепчет:

– Она просто расстроена. С малышом нелегко.

– Знаю.

Раньше Миа была для меня всем, моим самым лучшим другом. В детстве мы были двумя планетами на одной орбите. Называли себя Королевой Медвяной Росы и Принцессой Маковое Семечко. Мы принадлежали друг другу. Но теперь Миа принадлежит тем парням, которые признаются ей в любви и дают денег на подгузники и новую одежду. Мужчины этого не осознают, но она использует их в гораздо большей степени, чем они ее. Они для нее расходный материал – только для одноразового применения.

Я бросаю взгляд на дверь ее комнаты и думаю о том, как получилось, что мы оказались такими разными.

Этим вечером покупателей в магазине практически нет, и я ловлю себя на том, что смотрю через стекла витрины на угасающий закат. Небо растворяется в легких розово-оранжевых облаках. Я бросаю взгляд на часы: уже десять минут как мой рабочий день закончился. Холли ушла полчаса назад, попросив меня запереть магазин. Но до этого почти всю смену мы проговорили о моем таинственном поклоннике.