Пай-девочка - Королева Мария Страница 5

Эта Света вела себя совершенно недопустимо — в конце концов, она была всего лишь обслуживающий персонал, парикмахер, а я — её клиент. Но в тот момент я не обратила на её принужденное хамство никакого внимания. Я была увлечена только собой — своим волшебным, как мне тогда показалось, превращением.

Наверное, в тот день я впервые поняла, что Юка была моей лучшей подругой. Или, правильней даже сказать, единственной подругой. Что Юка действительно хотела сделать из меня красавицу, что так оно в итоге и вышло, и я стала красавицей — благодаря Юке.

Так я думала.

Но я ошибалась.

Самый красивый мужчина на свете, Генчик, появился в кафе у взлетной полосы в половине пятого вечера. Я успела уложить два десятка парашютов, и тайком от Юки пообедать вкусными, но калорийными блинчиками со сметаной, и перекинуться парочкой безобидных фраз почти со всеми аэродромными обитателями, и даже отчаянно заскучать успела.

И тут появился он (следует написать с большой буквы — Он) — небритый, сонный, с ментоловой сигаретиной в обветренных губах.

— О, Настюха! — хрипло приветствовал он меня. — Доброе утро! Как спала? Уложишь мне парашютище?

— Во-первых, сейчас скорее вечер, нежели утро. Во-вторых, я жду тебя тут с половины восьмого утра. Специально будильник поставила. Ты мне сказал, что собираешься прыгнуть в первом взлете, — выплеснула я на него ливень накопившихся обид.

Он растерянно замолчал, потом нахмурился, как бы что-то припоминая, и виновато заулыбался:

— О, Настенька! Блин, прости меня, урода! Забыл, каюсь, совершенно забыл! С меня шоколадка. Ты какой любишь, темный или, может, белый.

— Шоколадкой здесь, Генчик, не отделаешься! — вдруг вступила в разговор буфетчица. — Девчонка здесь с самого утра околачивается! И как тебе только не стыдно.

Судя по всему, Генчику как раз совсем не было стыдно. Он устало зевнул, потом как-то по-детски потер внушительным кулачком слипающиеся глаза. И вежливо сказал:

— Ну, ладно, Насть, я действительно виноват. Что ты хочешь? Хочешь, переплыву Волгу на одной руке, как Чапаев?

— Чапаев не Волгу переплывал.

— Какая разница? Хочешь, куплю тебе огромный торт? Или подарю породистого котенка? Или буду три недели подряд возить на своем авто на аэродром.

— На аэродром я езжу с Юкой. — Я вовсе не капризничала. Просто мне хотелось во что бы то ни стало затянуть разговор, подольше постоять вот так напротив него, и чтобы он уговаривал меня, не обращая больше ни на кого внимания.

— Ну что тогда? — не сдавался Генчик. — Могу прочитать стихотворение вслух. Встать на колени и облобызать твои ноги. Или… О, придумал. А хочешь, я бесплатно прыгну с тобой тандем?

— Идет! — вдруг согласился знакомый голос за моей спиной.

Я обернулась.

Юка.

Красивая. Умело подкрашенная — мужчина ни за что бы не догадался о наличии косметики на этом безупречном лице, но я-то была знакома со всеми Юкиными штучками. Ярко-красный прыжковый комбинезон очень шел к её темным волосам и смуглой коже. В таком виде она напоминала типичную кавер-герл — девочку с обложки журнала мод.

— Идет! — сказала Юка. — Я уже давно собираюсь приобщить Настьку к парашютному спорту.

— Вот и хорошо, — вздохнул Генчик, который явно рассчитывал на то, что я откажусь. Тандем — это дорого, такой прыжок стоит больше ста долларов.

— Юка пошутила, — улыбнулась я, — не буду я прыгать никакой тандем. Я высоты боюсь.

Я боюсь высоты.

Нет, не совсем так.

Любой нормальный человек боится высоты. Боязнь высоты — это одна из сторон инстинкта самосохранения, а он, как известно, отсутствует лишь у шизофреников и маленьких детей.

Я боюсь высоты панически, маниакально. Стоит мне только подумать, скажем, о смотровой площадке Останкинской телебашни, как ладони мгновенно становятся холодными и липкими, а сердце падает куда-то в бездонную глубину внутренней пропасти.

В самолетах я пью новопассит и никогда не сажусь у окошка. Среди парковых аттракционов едва ли выберу чертово колесо. А на профессиональных парашютистов всегда смотрю снизу вверх, с примесью легкой зависти.

И раздраженного самолюбия. Мне никогда нс стать такой. как они. Как не стать победительницей международного конкурса красоты. Или президентом Соединенных Штатов Америки.

Мне прыгнуть с парашютом?

Мне?

Пусть даже один-единственный раз?

Пусть даже в тандеме с самым красивым мужчиной на земле?

Да ни за что на свете!

— Ни за что на свете! — сказала я, пожалуй, чересчур поспешно.

— А почему, Насть? — удивился Гена. — Я не пошутил. И правда могу прыгнуть. Хоть сегодня вечером.

— Боюсь, никак не получится, — глупо заулыбалась я, — я просто не хочу, я никогда не думала, что…

— Да брось ты, — Генчик зевнул, — вот увидишь, тебе понравится.

Черт возьми, он меня уговаривал!

Генчик!!

Меня!

Как это было приятно, мне хотелось, чтобы эта минута все тянулась и тянулась, словно резиновая. Конечно, он мне не в матримониальный союз вступить предлагал, но все-таки…

— Это здорово, Настя, ради этого стоит жить.

«Это точно, — подумала я. — Ради таких вот моментов и стоит жить. Жаль, ты никогда не поймешь, что я имела в виду».

— Значит, мы договорились! — Довольная Юка пожала Генчику руку. — Сегодня вечером!

— А ты что, Юк, Настина секретарша? — ухмыльнулся Гена.

Я удивленно и благодарно посмотрела на него, а Юка как-то сразу потухла и улыбаться перестала. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь разговаривал с нею в снисходительном тоне. У нее вообще было гипертрофированное чувство собственного достоинства. Она приказывала, она командовала — а если вдруг кто-нибудь не подчинялся, молчаливо и долго злилась.

— Ладно я пошла укладывать парашют! — улыбнулась она. — Предпочитаю делать это сама. В отличие от некоторых.

— Не злись, Юк, — слабо возразила я вслед уходящей Юке, — ну, хочешь я уложу парашют тебе? Бесплатно!

А ты пока чаю выпила бы! Извини меня!

— Боюсь, у тебя не будет времени мой парашют укладывать, — Юкины губки сжались в ниточку — тебе же надо к прыжку готовиться. Памперс пристегнуть только не забудь, а то мало ли что!

Она развернулась, эффектно тряхнув волосами. Красивые у неё были волосы — прямо как в рекламном ролике шампуня от перхоти. Спина прямая, походка от бедра, как у какой-нибудь Синди Кроуффорд. Даже я, несправедливо обиженная, невольно ею залюбовалась.

— Извини… ещё раз пробормотала я, обращаясь к её удаляющейся спине.

А вот на Генчика, казалось, её совершенная красота и сексуальная походка не производят ровно никакого впечатления. Он даже ей вслед не смотрел, и это — сама не знаю почему — мне льстило.

— А за что ты извиняешься? — вдруг вмешался Генчик. — Пусть себе уходит! Слишком уж она наглая, эта твоя Лика!

— Нет, что ты. Юка — моя лучшая подруга. Самый близкий человек.

— Странная у вас дружба. Весь аэродром о вас сплетничает. Когда обкурится.

Я удивилась:

— Как это сплетничает? Зачем о нас сплетничать? Что интересного?

— Ну. Лика просто ведет себя с тобой как капризная барышня с восторженным поклонником. Командует, а ты бегаешь за ней, словно карликовый пудель… Поговаривают… Ты точно не обидишься?

— Нет, — уныло заверила я.

— Поговаривают, что вы того…

— Чего?

— Ну, лесбиянки! — Он покраснел.

— Да ты что? Какая мерзость! Но это же полный бред. Внезапно Генчик перестал казаться мне самым красивым мужчиной на свете. Я вдруг — это была словно наркотическая галлюцинация — вдруг заметила, что у него не очень хорошая кожа — вся в крупных порах на носу. А нос, кстати, был слишком маленьким для мужчины. Такие встречаются у смазливых голливудских героев и у гомосексуалистов из американских порнографических комиксов.

— Я и сам понимаю, что бред. — Он потрепал меня за плечо. — Не злись.