Бес Славы - Юлия Еленина Страница 5

- Смотри, - восторженный голос, - какой красавчик!

 Мы с бабушкой одновременно переводим взгляд. Я пожимаю плечами, делая глоток чая. Как она поняла, что красивый? Очки темные, какая-то кривая улыбка, рука в волосах, да и стоит вполоборота.

- Несчастный, - вдруг выносит вердикт бабушка, а Натаха смеется в ответ:

- Ой, ну вы и скажете, Агафья Ильинична. Как можно быть несчастным, если твое лицо на модном журнале, а в кармане куча денег? Это мы несчастные, что родились здесь, а не в семье какого-нибудь Абрамовича.

- А это кто такой? – спрашиваю я, на что подруга закатывает глаза, как будто показывая: дремучий лес ты, Стася.

– Это олигарх. Но он староват, а вот этот… Спортсмен, фотомодель, сын известного бизнесмена... не мужчина, а мечта, – отвечает Наташка и делает мечтательный вдох, гладя глянцевую обложку. – Ну красавчик же.

– Да его тут толком и не видно... – произношу я, пытаясь приглядеться. И спустя несколько секунд замечаю: – Да и журнал не новый. Апрельский.

– И что, ты думаешь, за пару месяцев он стал хуже выглядеть?

 В ответ я лишь пожимаю плечами. А бабушка тихо усмехается:

– Красивый мужчина – это беда. А красивый и богатый – беда в квадрате.

– Почему? – возмущенно спрашивает Наташка.

– Потому что на такого многие заглядываться будут. Пытаться отбить. А мужчины слабы на женский пол. С легкостью отобьются.

– Эх, Агафья Ильинична, плохо вы про мужчин думаете, – качает головой подружка.

– Не плохо, а реалистично.

– Может, в ваше время... – начинает Наташка, но бабушка ее перебивает:

– А время всегда одно. И мужчины всегда одинаковые.

 Подруга опять качает головой, но спорить вслух с бабушкой не решается.

 Мы молча допиваем чай. Потом бабушка идет к себе отдыхать, а мы с Наташкой листаем журнал. Он оказывается мужским, но подруга заявляет, что это даже хорошо. Можно узнать, чем они интересуются, что их волнует... Мне совсем не интересно. Вот ни капельки. Но Наташка внимательно читает статьи. Да еще с таким видом, будто бы тайны какие разгадывает!

Но вскоре подруге, видимо, надоедает читать, и она спрашивает:

– Идем на пляж?

 Я киваю и покидаю Наташу буквально на пару минут.  Надеваю купальник, на него – голубой сарафан, беру полотенце и выхожу.

 Наташка уже стоит у входной двери. Я заглядываю к бабушке, предупреждаю, что ухожу. После мы с подругой, взявшись под руки, выходим из дома.

 Жара на улице стоит жуткая! Поэтому хочется как можно быстрей дойти до речки. Но Наташка неожиданно ведет меня самым длинным путем, мимо магазина, в который мы заходим, и подруга покупает две банки холодного пива. С непониманием хмурюсь, но молчу. Сама я пиво пробовала лишь раз – Митька брал себе и предложил мне. Но после первого глотки я поняла – нет, не мое это, невкусно.

 Одну банку подруга выпивает, пока мы доходим до речки. Вторую – оставляет в камышах возле берега, чтобы не остыло. Здесь немноголюдно, наши деревенские знают об этом месте, но ходят, в основном, на другое. Поздоровавшись с дачниками, кивнув нескольким парням и девушкам с другого конца деревни, мы с Наташей снимаем сарафаны, и тут я только и могу сказать:

– Ой!

– Что случилось? – спрашивает подруга.

– Наташка, ты что нацепила? – я поднимаю сарафан и пытаюсь прикрыть Натаху, пока никто не увидел такой срам.

 Но она только смеется, да еще так заливисто, а я стою, не понимая, что ее так веселит.

– Стаська, ну ты даешь! – вытирает Наташка слезы, выступающие от смеха. – Я же не голая тут стою. Сестра двоюродная из города привезла. От этого… Как же его? О, Версаче.

 Я только качаю головой. И эти веревочки с маленькими треугольничками ткани и есть купальник? Да у подруги только спереди чуть грудь прикрыта, а остальное все на обозрении! А снизу? Да почти вся попа видна!

 Но Наташку ее внешний вид нисколько не беспокоит. Она вприпрыжку спускается к воде и, поднимая столп брызг, забегает в воду. Я иду за ней. Где-то полчаса мы плещемся в реке: то плаваем наперегонки, то ныряем, подставляя друг другу руки замком под водой, то просто брызгаем водой друг на друга и смеемся.

 Людей на берегу становится больше. После работы многие идут сразу на речку, а сейчас как раз смена на коровнике закончилась. Кто-то приезжает на велосипеде, кто-то – на мотоцикле, кто-то приходит пешком.

 Мы выходим на берег, вытираемся, и Наташка достает из сумки покрывало.

– Ой, пиво, – вспоминает она и бросается к камышам, а я устраиваюсь на животе и закрываю глаза.

 Время бежит незаметно, солнце расслабляет, но работа дома сама себя не сделает. А если не приду вовремя, то бабушка ждать не станет – будет сама надрываться.

– Натах, пойдем, – поднимаюсь я и тянусь за сарафаном.

 Подруга кивает, одевается, и мы не спеша идем по дороге, неся обувь в руках и согревая ноги в песке. Когда доходим до асфальта, обуваемся, опираясь друг на друга. И тут я все-таки спрашиваю шепотом у Наташки:

– Слушай, а в первый раз очень больно?

 И тут же чувствую, что краснею. Но у подруги эта тема не вызывает ни капли стеснения.

– Ага, – кивает она, – но я читала, что по-разному бывает. Не бойся, Стаська, все через это проходят, – добавляет с улыбкой, а потом ее глаза округляются. – Ого, какая машина! Я такие только в журналах видела.

 Я поворачиваюсь и вижу, что к нам подъезжает Митькина мечта. Мерседес. Большой, черный. Делаю шаг назад, на обочину, увлекая застывшую подругу за собой.

 Но машина не проезжает мимо. Останавливается. Окошко сзади открывается, и из салона доносится сладковатый запах, а потом мужской голос обращается к нам:

– Красавицы, не покажете, где у вас здесь можно искупаться.

 Наташины губы расплываются в улыбке, а обладатель хриплого голоса закуривает и как-то уж очень сладко ухмыляется. Вроде парень как парень: круглолицый, сероглазый, с русыми волосами. Но его глаза… Какие-то они уж больно странные. Как будто больной.

 Тут же открывается окно и спереди, сбоку от водителя. Тот, что сидит там, не внушает такого страха. Может, потому что на Митьку