Юлия Лавряшина - Гринвичский меридиан Страница 5

— Особенная! Ты так… бросилась на помощь. Там, в лесу.

С трудом оторвавшись от него, я строго сказала:

— Мистер Бартон, как бы вы не боялись, а в больницу ехать придется. Иначе будет заживать до конца века.

Когда он приподнял тронутые сединой брови, то на высоком лбу проявились маленькие галочки. Я думала, что опять услышу: "О!", но Пол с надеждой спросил:

— А может… Как это? Зарастет, как у собаки?

— Как на собаке… Нет, вряд ли. Чего вы боитесь? Никто вас там не оставит. Быстренько заштопают, и мы вернемся домой. Погодите-ка, я сбегаю к соседу. Может, он дома… У него есть машина. Он артист.

Я и сама заметила, что произнесла это с гордостью, будто имела к таланту Юрия Бояринова какое-то отношение. И Пол это тоже заметил.

— Подождите, — мрачно сказал он. — Я не одет. Я не могу так ехать.

— Но ваши брюки все в крови! И порваны.

Пол задумался лишь на миг.

— У вас есть ножницы? Я буду делать шорты.

Он и вправду обрезал обе штанины и, покряхтывая, оделся. Мне стало смешно от того, что Пол сразу стал похож на скаута-переростка, который по глупости выкрасил волосы в седой цвет.

— Смешно, да? — он смущенно осмотрелся и поковылял к зеркалу. — О…

Потом засмеялся, показав свои заячьи зубы:

— Зато не надо будет снимать штаны!

Оставив его любоваться своим обновленным отражением, я выскочила на лестницу и побежала на четвертый этаж. Видимо, звезды в этот день сулили мне много встреч — Бояринов оказался дома, хотя обычно застать его было невозможно. Я надеялась, что Юра не откажет, хотя мы не были с ним даже в приятельских отношениях. По крайней мере, я так считала. Я подрабатывала у него, выгуливая черную догиню Сару. Он дал ей это имя в честь Бернар, видимо не подумав, что в связи с собакой женского рода подобная дань памяти приобретает оттенок непристойности.

Вообще-то Юра был далеко неглупым и обаятельным человеком. Лицо у него казалось точно вылепленным из глины — все черты были мягкими, округлыми, а рот чересчур широким, как у Буратино. И цвет кожи напоминал обожженную, но не раскрашенную глину. Когда-то в художественной школе я слепила похожего клоуна, только Юра не был таким маленьким и не носил длинного пальто с большими круглыми пуговицами. Для артиста он одевался, на мой взгляд, чересчур спортивно и потому издали смахивал на подростка.

Я стала уважать его талант лишь после того, как Бояринов сыграл Гамлета, потому что не особенно разбиралась в тонкостях актерского мастерства, а уж эта роль могла служить убедительным доказательством для любого профана. Театр я больше воспринимала глазами. Если спектакль был оформлен скучно, я с самого начала теряла к нему интерес. Это вовсе не значит, что меня привлекают пышные декорации. Я люблю, как называет мой папа, "изыски". Самое трогательное зрелище могло пройти мимо меня, если на сцене стояли два стула и кровать. Помню, как урыдавшись на спектакле "Двое на качелях", мама с укором сказала: "У тебя еще душа спит". Наверное, она была права…

Когда я впервые зашла к Юре, его однокомнатная квартира поразила меня абсолютно немыслимым смешением разных стилей, которые каким-то чудом сливались в один — бояринский. Его комната скорее напоминала лавку древностей, чем жилье современного молодого человека. Узнав Юру получше, я поняла, что как человек увлекающийся, он с ходу влюблялся в каждую необычную вещицу и непременно тащил ее домой, чтобы иметь при себе. Однажды он выпросил у меня сирийскую шкатулку, стилизованную под египетские росписи, и я без возражений отдала ее, хотя она мне и самой нравилась. Придя в себя, я даже испугалась своей уступчивости: а вдруг этому типу однажды захочется заполучить и меня? К счастью, Юра больше ни разу не заставил меня волноваться…

…Увидев меня на пороге, Юра с ужасом взглянул на часы.

— Ты чего? Еще же рано!

Когда я в двух словах объяснила, зачем пришла, он с облегчением простонал:

— Ну напугала, мать! Я уж думал, на спектакль опоздал. Кого везти-то?

— Человека, — ответила я, потому что была не в состоянии объяснить, кто такой Пол Бартон и откуда он взялся.

Юра смерил меня насмешливым взглядом:

— Наконец-то ты и с людьми начала общаться! Слава тебе, Господи! Хоть машину не придется от шерсти чистить.

— Вообще-то он волосатый…

— О! — воскликнул он совсем, как Пол, чем насмешил меня еще больше. — Так ты его уже настолько разглядела?!

— Только ноги, — заверила я. — Так ты скоро будешь готов?

— Да что ты?! Уже иду. Занавес!

Он и вправду схватил джинсовую куртку и, отпихнув Сару, которая, завидев меня, пыталась просочиться в подъезд, выскочил за мной следом. Собака обиженно взвыла и застучала хвостом по стенам.

Первым ворвавшись в мою квартиру, Юра громко крикнул, сияя улыбкой:

— Привет! Кого тут отнести в машину?

— Никого, — неожиданно холодно ответил Пол. — Я могу идти сам.

— Вы — иностранец? — опешил Юра и обернулся ко мне: — Ну ты даешь!

— Пол Бартон, — церемонно представился мой жилец. — Я приехал из Лондона.

Пожав протянутую руку, Юра сконфуженно пробормотал:

— Я должен был догадаться… У нее все друзья не из Парижа, так из Лондона. Международные масштабы! Извините, что я так ворвался, — он сделал мне грозные глаза. — Тамара меня не предупредила. Я думал, кто-то из своих…

— Ничего, — тем же тоном заверил Пол. Было заметно, что Юра ему не нравится, и это озадачивало, потому что наш артист был обворожителен.

Все так же виновато Юра спросил:

— Вам трудно идти? Обопритесь на меня.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, словно вели недоступный мне диалог, затем Пол твердо сказал:

— Спасибо. Я могу сам.

"Гордыня обуяла", — подумала я с жалостью, но не стала вмешиваться. Когда мужчина решается проявить характер, лучше держаться поодаль.

Пока мы спускались к машине, Юра все оглядывался, будто надеялся, что Пол передумает и воспользуется его помощью, но я уже знала, что этого не произойдет. Человек, способный вытерпеть, когда ему в ногу впивается бензопила, вполне сможет заставить себя одолеть два этажа. Лицо у него было напряжено, закругленный нос лоснился от пота, а губы страдальчески растянулись, но стоило Юре обернуться, как Пол тут же напускал на себя безразлично-высокомерный вид.

— Что стряслось-то? — спросил Юра по дороге.

Я только открыла рот и сразу почувствовала, как взгляд Пола вонзился мне в затылок. Когда я обернулась, он едва заметно качнул головой и весь покраснел. Глаза его испуганно заметались. Я едва удержалась, чтобы не погладить его по щеке — такой он был трогательный в эту минуту.