Джесси Кирби - О чем знаешь сердцем (ЛП) Страница 5

Это больше, чем просто ошибка. Я распахиваю дверцу и, нырнув в салон, трясущейся рукой захлопываю ее за собой. Я должна срочно уехать. Вожусь с ключами, нужного нет, они все одинаковые, чувствую, что он на меня смотрит, я должна уехать немедленно, я вообще не должна была приезжать! Вот ключ, я втыкаю его в замок зажигания и кручу. Подняв голову, успеваю увидеть, как он с ошарашенным видом отступает с дороги на тротуар, потом переключаю передачу, выворачиваю руль и жму на педаль. Со всей силы.

Внезапный удар. Скрежет металла, оглушительный звон стекла. Мой подбородок впечатывается в руль, гудок взвизгивает, и в наступившей потом тишине до меня доходит, что я только что сделала. Я зажмуриваюсь, смутно надеясь на то, что ничего этого на самом деле нет. Что все происходящее, каким бы отчетливым и реалистичным оно ни казалось, мне снится, как снился Трент, пока я не проснулась и не поняла, что я одна, а его нет.

Я медленно открываю глаза. Боюсь шевельнуться, но на автомате сдаю назад. И дверца с моей стороны распахивается.

Колтон Томас никуда не ушел. Он здесь, смотрит на меня с тревогой и чем-то еще, чем-то неясным, в глазах. Наклонившись через меня, выключает двигатель.

– Ты как, цела? – В его голосе беспокойство.

Губы саднит, но я киваю. Сдерживая слезы, прячусь от его глаз. Чувствую привкус крови во рту.

– Ты поранилась.

Он приподнимает руку, словно хочет убрать с моего лица волосы или вытереть кровь на губе, но не делает ни того, ни другого. Просто смотрит на меня, не отводя глаз.

– Пожалуйста, – произносит он после долгой паузы, – позволь мне помочь. 

Глава 4

Сердце [как выяснили ученые] – это не просто насос, но крайне умный орган со своей нервной системой, способностью принимать решения и связью с мозгом. Сердце «общается» с мозгом, влияя на наши реакции и восприятие окружающего мира.

    Др. Мими Гварнери «Говорит сердце. Кардиолог раскрывает тайны языка исцеления»

Оценивая ущерб, Колтон стоит между моей машиной и синим автобусом «фольксваген», в который я врезалась.

– Все не так уж и плохо, – говорит он, присев на корточки между двумя бамперами. – В том смысле, что весь удар ты приняла на себя. – Он бросает взгляд на скомканную салфетку, которую я прижимаю к нижней губе. – Нам надо отвезти тебя к врачу, наложить швы.

Я пытаюсь не обращать внимания на это «нам». Желание уехать становится еще сильнее, чем раньше, но увы, я только что немыслимо все усложнила.

– Куда я сейчас поеду, – говорю. – Я стукнула чью-то машину. Мне надо, наверное, сообщить об этом. Или хотя бы позвонить в страховую. И моим родителям. О боже. – Когда я уезжала утром, родители уже ушли на работу. Вернувшись на ланч, они наверняка начнут волноваться, если впервые за несколько недель после того, как я окончила школу, не застанут меня дома.

Колтон встает.

– Всем этим можно заняться потом. Сперва тебе нужно позаботиться о себе. Напиши записку, оставь номер телефона. Люди здесь дружелюбные, хозяин поймет. К тому же там совершеннейшая ерунда – пара царапин.

Я хочу возразить, но губа кровоточит, и меня уже подташнивает от влажного и липкого тепла салфетки, которую я к ней прижимаю.

– Правда?

– Правда. – Колтон оглядывается через плечо. – Погоди минуту. Я сейчас.

Он разворачивается и легко перебегает улицу, направляясь к прокату, возле которого топчется небольшая толпа – видимо, та самая семья, о которой он говорил в кафе. Взрослые поглядывают на часы и озираются по сторонам, пока двое подростков стоят, прислонившись к окну и уткнувшись в свои телефоны, а пара детей помладше, гоняясь друг за дружкой, носится между стойками для каяков. Я должна срочно уехать. Надо по-быстрому написать записку и убраться отсюда, пока все не зашло слишком далеко.

Я резко наклоняюсь за сумочкой. Внезапное движение вызывает новую волну боли, ко рту подкатывает тошнота, и мне приходится сделать глубокий вдох, прежде чем начать рыться в сумочке в поисках ручки и чего-нибудь, на чем можно писать.

Скосив глаза, я наблюдаю за тем, как Колтон переговаривается с клиентами. С извиняющимся видом он показывает в мою сторону – очевидно объясняя, что только что произошло. Те кивают, и тогда он достает телефон и делает быстрый звонок, после чего пожимает всем руки и идет назад. Я притворяюсь, что полностью увлечена сочинением записки, и потому не поднимаю глаз, когда слева останавливаются его ноги.

– Давай я отвезу тебя в больницу, – произносит он.

Я записываю в верхней части листка свое имя и номер телефона.

– Спасибо, правда, но я сама.

– Не знаю, – говорит он с сомнением. – Ты уверена, что это хорошая идея?

– Вполне. Я в порядке и…

– Так. – Он забирает у меня записку. Мельком просматривает. – Я положу это на машину, а ты пока пересядешь. А потом я тебя отвезу.

Я не шевелюсь, потому что понимаю: идея ужасная, а еще потому, что у меня немного кружится голова.

Колтон садится на корточки и заглядывает мне в лицо.

– Послушай. Тебе нужно наложить швы, я только что отпросился с работы и в таком состоянии я тебя за руль не пущу.

Не дожидаясь ответа, он уходит к автобусу, приподнимает дворник на лобовом стекле и кладет под него записку. Я все еще придумываю оправдание для отказа, а он уже снова рядом, стоит со стороны водительского сиденья, на котором я как сидела, так и сижу.

Я поднимаю взгляд. Смотрю на него так долго, что за это время можно перебрать все причины, подтверждающие, что этот шаг станет ошибкой.

– Можно? – спрашивает он. И нечто, таящееся в глубине его глаз, вынуждает меня сказать «да».

Поначалу, пока он ведет машину по главной улице, мы молчим. Городок, такой сонный утром, теперь ожил. Тротуары заполнили люди в легкой одежде и шлепках, идущие к океану с пляжными сумками на плечах. Каждые несколько секунд я чувствую на себе его взгляд, и мне стоит немалых усилий не оборачиваться. Наконец он погружается в свои мысли, и тогда краешком глаза я осмеливаюсь на него посмотреть. Украдкой я изучаю его. Синие бордшорты, белая футболка, шлепанцы. Никакого медицинского браслета. Все это сбивает с толку. Как будто на нем должен был оказаться какой-то внешний отличительный знак.

Ему вполне комфортно за рулем моей машины, я пытаюсь не замечать этого, но не могу. Никто, кроме меня, не водил ее с тех пор, как Трента не стало. Кажется, если закрыть глаза, то я увижу его на водительском месте, одна рука лежит на руле, вторая у меня на коленке, услышу, как он громко поет, нарочно путая слова, чтобы меня рассмешить. Вплетая мое имя в каждую песню.