Андрей Жвалевский - Про моркоff/on Страница 5

Фраза получилась двусмысленная, и Оля остекленела еще больше.

Макс немедленно разозлился:

– Оля, я не понял. Да? Нет? Скажи уже что-нибудь. Нет так нет, я не пропаду. Вон, Ирка по мне сохнет, как Ассоль по тому мужику с яхтой.

Упоминание Ирки вырубило Олю окончательно, и она заплакала. Не то чтобы ей уж очень хотелось плакать, но ничего умнее она придумать не смогла.

Макс среагировал неадекватно, разорался, хлопнул дверью в подъезде и ушел. Правда, через три минуты вернулся, прислонился к стенке и сказал:

– Оля, у тебя есть еще неделя.

– А потом? – Оленька шмыгнула носом.

– Потом? Потом – все! Прощай! У меня тоже самолюбие есть. Между прочим, я никому пока замуж не предлагал. Хотя они куда сговорчивее были.

«Вот потому и не предлагал!» – хотела сказать Оля, но не решилась. Да и говорить было уже некому: по окончании ультиматума Макс немедленно скрылся.

Оленька выскочила из подъезда, но потенциального жениха не обнаружила. На первую пару она еще могла успеть, но смысла в этом не видела – не то настроение, чтобы старательно копировать с доски непонятные закорючки. Оленька решила до метро пройтись пешком.

У физфака она оказалась за полчаса до окончания первой лекции. К ее изумлению, Алеша стоял снаружи. Правую руку он держал за спиной. Левой крепко прижимал к груди коричневый портфель. «Еще школьный, наверное», – подумала Оля.

– Привет, – сказала она как можно беззаботнее, – что, матан отменили?

– Нет… Может быть… Не знаю… Оля!

Квашин запнулся, набрал воздуха побольше, понял, что переборщил, выпустил излишки, снова вздохнул.

– Чего дышишь? – улыбнулась Оля. – Это такие специальные упражнения? Как у йогов в «Науке и жизни», да?

Алеша помотал головой, как лошадь, которую укусил овод, и резко выдернул руку из-за спины. Там оказалась не граната и даже не финский нож, а всего лишь букет ромашек. Причем даритель так вцепился в цветы, что Оле пришлось отнимать их практически силком. При этом она не могла избавиться от мысли, что снимается в новой версии «Приключений Шурика».

– Спасибо! – Оленькино настроение стало стремительно перемещаться от отметки «что-то непонятное» к «а не так уж все и плохо». – Только я хризантемы больше люблю. Желтые. Но все равно спасибо.

Оленька подумала и чмокнула Алешу в губы. Тот прерывисто вздохнул (наверное, все-таки переборщил с дыхательной гимнастикой) и сказал очень тихо, почти прошептал:

– Оля! Стань моей женой.

«Они сговорились», – эта мысль Оленьку даже не испугала.

– Я должна подумать.

– Ты уже подумала,– теперь Алеша говорил громко, но хрипло. – Целых три недели. Я настаиваю…

Несмотря на серьезность ситуации, Оля с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть: уж больно жалко Алеша произнес последнее слово.

– А если нет, то что? – Она изо всех сил старалась не улыбнуться (зачем травмировать слабую детскую психику).

– Переведусь в Москву, – Алеша наконец заговорил нормально, без пришептываний и похрипываний. – Меня в Физтех без экзаменов возьмут. Даже сейчас, я уточнял.

Желание смеяться сразу улетучилось. «Точно, – подумала Оля, – сговорились. Что ж они такие нетерпеливые?!»

– Лешка! Очень тебя прошу. Дай мне еще недельку, ладно?

Квашин насупился, засопел и сжал губы. «Господи! – испугалась Оленька. – Сейчас развернется и убежит!»

– Леш! – заговорила она как можно убедительнее. – Давай рассудим логично!

Слово «логично» на Алешу подействовало. Он перестал сопеть. «Что бы такого логичного придумать?» – тем временем соображала Оля.

– У нас ведь это серьезно? – начала она говорить, еще не зная, чем закончит. – Значит, на всю жизнь? А жить мы будем гораздо больше недели, правильно? У нас впереди… дет двадцать… тридцать…

«Что я несу? Какие тридцать? Через тридцать лет мне будет уже сорок восемь! Это даже не конец жизни – это глубокая старость!» Но останавливаться было нельзя, и Оленька продолжила:

– Что такое неделя на фоне тридцати лет?!

– Около одной десятой процента, – мгновенно ответил Алеша.

Это впечатлило, но не остановило Олю.

– Вот видишь! Это ерунда! Меньше, чем ерунда. Но за эту неделю я смогу до конца разобраться в себе, Лешка.

И Оленька прижалась к Алешиному синему пиджаку и затихла. Квашин вздохнул протяжно-безнадежно. «Еще неделю потерпит, – поняла Оля, – а одеколон ему нужно срочно сменить!»

Всю неделю Оля непрерывно думала: на лекциях, на практических, на лабах. Думала дома и в гостях, размышляла в общественном транспорте, анализировала, отходя ко сну. Даже во сне она не переставала взвешивать и прикидывать.

Оптимальным выходом было бы принять предложение сразу обоих, но этот вариант, к сожалению, пришлось отбросить. Только во сне Оленька иногда видела себя во главе мини-гарема: Макс бегал туда-сюда, добывая пропитание, а Алеша сидел у ног супруги и развлекал ее умными разговорами.

В реальности такая идиллическая картинка не складывалась. Должен был остаться только один. Алеша, несомненно, надежнее. Макс, очевидно, энергичнее. Алеша умнее. Макс веселее. Алеша настойчивее. Макс легче достигает цели.

В отчаянии Оля попыталась написать плюсы и минусы каждого на бумажке, но особенного толка не вышло – она моментально запуталась в этой высшей арифметике. Дошло до того, что Оленька решила обратиться за помощью к родителям. Она собралась с духом и направилась в комнату, которую родители – по общежитской памяти – называли «комната». Была «спальня», была «детская» и была «комната».

В «комнате» сидел отец и смотрел программу «Время».

– Новости из-за рубежа, – сказала диктор Ангелина Вовк.

– Папа, – сказала Оленька.

Но тут вошла мама и перехватила инициативу.

– Некрасов, – сказала она, – мусор вынеси. Папа не стал принимать участия в женской болтовне, промолчал.

– Американская военщина… – гнула свою линию дикторша, но мама ей уступать не собиралась.

– Мусор вынеси! – Мама перекрыла изображение своим круглым телом.

«Никогда не буду толстой!» – подумала Оленька. Папа переместил голову так, что ему стала видна левая половина Ангелины Вовк.

– Все прогрессивное человечество… – патетически начала Ангелина, но мама договорить не дала.

Она не глядя, отработанным движением выключила телевизор. Папа поднял глаза на жену.

– Новости досмотрю – вынесу.

– А мусор будет стоять и вонять?

«И квартира у меня будет с мусоропроводом!» – поняла Оленька. Такая квартира существовала в природе. В ней жила бледная Машка, одноклассница и дочка инструктора обкома.

Папа молча встал и не менее отработанным движением включил телевизор. Мама выключила. Папа включил. Мама выключила и заметила Оленьку.